Зюзя
Шрифт:
— Освобождения? — перебил я. — Ты сказал — освобождения?!!
— Да, и не кричи мне над ухом. Не люблю. Ты всё правильно понял — это не пожизненное рабство. В такие отряды, как у нас, попадают на срок от года до трёх, потом свободен как ветер в поле. Причины попадания могут быть разные — от мелкой кражи до пьяной драки. За серьёзные проступки тут лоб зелёнкой мажут. А ты за что? — неожиданно спросил он у меня.
— Ни за что, — раздельно, почти по слогам ответил я. — Сам не знаю. Пришёл с севера транзитом, а угодил сюда.
Игорь понимающе кивнул головой.
— Одиночка, значит… Тогда верю, в Фоминске
— Ты поподробнее расскажи, — не давал я ему увильнуть от наиболее актуальной для себя темы. — Почему тут держат только до трёх лет, кто приговор выносит, как отсюда пораньше выйти?
Собеседник засмеялся — его явно веселил перевозбуждённый такими откровениями новичок. Но издеваться над моим любопытством старожил не стал, а принялся подробно рассказывать:
— Местный хозяин, Андрей Петрович, человек прогрессивных взглядов. Не кровожадный, однако своего не упустит. Поэтому, когда появилась проблема в исполнителях низкоквалифицированной и очень тяжёлой работы, он решил её кардинально — трудовыми отрядами из таких, как мы. Ну не местных же загонять пни корчевать и поля вспахивать? А залётчики во все времена были, есть и будут — так что святое дело приспособить нас для всеобщего блага. Понятно?
— Да.
— Теперь про сроки пребывания расскажу — нет здесь ни суда, ни следствия. Автоматически припаивается любому из угодивших в отряды трояк, но могут и скосить по ходу жизни. Не делай хитрое лицо! Нет, если неймётся, заработай инвалидность или туберкулёз с открытой формой — обязательно выгонят. Но если хочешь хоть немного здоровья сохранить, то про досрочное освобождение и не мечтай. Поверь, жизненные силы тут и так уходят очень быстро. Так что три года в самый раз, как показывает практика, выходит. За это время из тебя все соки выпьют за здорово живёшь, а потом выведут за местную границу, дадут продуктов на три дня, и иди куда хочешь. Местным проще, их на новые хутора отправляют. Тоже не сахар, но хоть к семье поближе. И, самое главное, срок получается не большой, бунтовать никто массово не станет, потому блатная романтика здесь не в чести. Понятное дело, поначалу каждый новенький хорохорится, правду ищет, а потом понимает, что проще молча лямку дотянуть и затем на все четыре стороны свалить куда подальше. А если до человека совсем ничего не доходит, то можно и до вышки допрыгаться, в назидание остальным беспойным.
Сразу и про побег уточню — даже не мечтай. Охрана у нас будь здоров, а в полях особенно. Помимо негров… сам, в общем, увидишь.
— Каких негров? — изумился я.
— Неграми у нас называют не граждан Фоминска, точнее кандидатов на получение здесь разрешения на постоянное проживание. Город богатый, народ со всех сторон прёт на ПМЖ, вот и удумали местные начальники штуку — год надо на казарменном положении прожить, доказать свою полезность, и только потом официально
Наши охранники, к примеру, самые настоящие негры. Живут вон там, — он указал движением головы на нары в другой половине помещения. — И поверь, задницу на этом поприще рвут на совесть. Иначе выгонят их вместе с семьями. Так что не договоришься с ними, сразу предупреждаю; честные они, сволочи…
— А этот, утренний дебил? Не похож он на отрабатывающего положенный год человека, явный садист, — припомнилась мне утренняя сцена.
— Садист, кто спорит? Люди разные сюда в поисках лучшей доли приходят, и такие случаются. Его свои, такие же кандидаты, не любят. Кто знает, может этого Мишеньку в детстве обижали все, кому не лень, конфетки отжимали или девочки не давали даже за попку потрогать в пубертатном возрасте? Выросло — что выросло. Но ты, Витя, поосторожней с ним. Слишком он тупой и мстительный.
— Тогда зачем ты при побудке этот спектакль устроил?
— Чтобы не зарывался. Такие, как Миша, если не получают отпор, мгновенно на шею садятся. Потому портить жизнь по мелкому этот скунс будет в любом случае, а по-крупному — испугается. Хотя с кружкой в морду неожиданно вышло, надо признать…
Внезапно послышался грохот отпираемого засова на входной двери, затем она распахнулась, и внутрь зашёл неизменный мой спутник по Фоминску Сергей Юрьевич. Без сопровождения, совершенно буднично, как к старому знакомому.
— Добрый день, — вежливо обратился он ко мне. — Глупые вопросы будут или уже просветились?
— Всего один, — хоть вид этого человека и вызывал у меня приступ отвращения, однако я старался держаться и говорить, по возможности, спокойно. — Мешок на голову зачем одевали?
Если мне его и удалось удивить, то виду он не показал. Напротив, уголки губ его рта дрогнули, изобразили некое подобие улыбки, а затем прозвучал и ответ:
— Так вы же звезда цирка. Некрасиво через весь город гнать такую публичную персону в наручниках. Народ не поймёт, вопросы неудобные начнутся…
Мне оставалось лишь понятливо кивнуть головой. Особист синхронно повторил моё движение и продолжил:
— Если необходимо, то смело можете накричать на меня по поводу происшедшего. Поверьте, я совершенно не обижусь и пойму ваше душевное состояние. Ну же, не стесняйтесь, мне необходимо задать вам несколько вопросов, а потому будет уместнее начать беседу лишь после того, как вы спустите свои негативные эмоции.
Эмоции у меня были, как не быть, и с негативом проблем не было. Но в одном он прав — истерики никому не нужны. Я встал и подошёл к решётке.
— Задавайте свои вопросы.
— Редкое самообладание, — рассеяно произнёс Сергей Юрьевич. — На что-то надеетесь? Уверяю — зря. Примите события последних суток как данность, так всем будет проще. Ну хорошо… начнём! Где ваша тварь? В город вы вернулись в одиночестве, без оружия и вещмешка. Честно признаюсь — прочёсывание территории вдоль железнодорожного полотна результатов не дало, следов или вещей не найдено. Так где?
— Вы издеваетесь? — хмуро бросил я. Весть о том, что с Зюзей всё в порядке определённо радовала, но вот так, прямо в лоб требовать сдать собаку — да за кого он меня держит?!