...начинают и проигрывают
Шрифт:
Юрочка молча кладет на стол рядом с напильником аккуратно сложенный листок.
— А это что?
— Протокол опознания. Смагина Андрея напильник.
Тиунов опознал. По сломанной ручке. Изосимов тоже.
Хватит тебе?
— Юрочка, ты просто золото!— я смотрел на него восхищенно.
Он лениво опустил веки, как великий тенор, пресыщенный восторгами зрителей.
— Тоже новость! Насчет золота Фрол Моисеевич мне все уши прожужжал.
— То-то он тебя сегодня с самого утра ищет,— вспомнил я.— Опять, наверное, жужжать.
Юрочка встрепенулся:
— Ой, я же дело о мошенничестве недорасследовал!
Слушай, будь другом, пошли меня куда-нибудь подальше, пока Череп не нагрянул.
Мне это подошло:
— Отнесешь напильник в экспертизу?
— Хоть к черту на рога!
— Тогда сиди тихо и жди.
Я написал направление. В нем содержался один толь ко вопрос, поставленный эксперту: не является ли данный напильник тем самым орудием, с помощью которого причинено повреждение шлангу?
Поднялся наверх. Квашин все еще блаженствовал на начальническом месте. Ничего не сказал, ни слова, подписал. Потом спросил:
— Вы сами туда пошел?
Вот ведь до чего довел себя человек! На «вы» обращаться разучился. «Вы пошел!».
— Нет, Юрочка… То есть, я хотел сказать младший лейтенант Гвоздев.
— Ну-ну!
И, подражая Антонову, застучал карандашом по столу. Только у него очень нервно получалось, какая-то карандашная дробь, совсем непохожая на внушительное антоновское постукивание.
Юрочка уже ждал меня в коридоре в полной боевой:
— Скорее, Череп идет!
Схватил бумагу, как эстафетную палочку, и унесся со скоростью света через черный ход, чтобы избежать встречи с Фролом Моисеевичем.
11.
Ну вот, орешек, можно считать, расколот. Андрей Смагин уличен.
Странно, меня не покидало ощущение, что я упустил из виду что-то очень важное. Снова и снова просматривал протоколы допросов, заключение экспертизы. Все правильно! И все-таки… Вот вселился какой-то зловредный червячок и точит, точит…
Под вечер, перед тем, как приступить к допросу Сма-гина, я решил пойти домой, отдохнуть немного на своих ставших уже привычными нарах.
Ничего с отдыхом не получилось. Ким опять забыл про свою святую обязанность водовоза — мы, трое мужчин, бросив жребий, поделили между собой на эту неделю все хозяйственные дела: на мою долю выпала уборка комнаты, Арвид обеспечивал тепло, Ким — воду.
Я позвал его со двора. По моему хмурому лицу он сразу все понял. Ойкнув, схватил ведро и, сопровождаемый верным Фронтом, кинулся к водопроводному крану в темном конце длиннющего коридора.
Но было уже поздно. Воду выключили, как обычно в это время. Горбоносый кран, издеваясь над Кимкой, лишь ехидно шипел и пускал пузыри.
Не оставаться же на ночь без воды! Пришлось мне топать к водоразборной будке за пять кварталов — щуплому парнишке не донести. Ким, заглаживая свою вину, потащился со мной, хотя я его не просил, и, держась за дужку ведра, вроде он тоже несет, расспрашивал сладким подхалимским голоском:
— Вот скажи, Витя, кто на фронте главней: танкисты или артиллеристы?
— Все главней!
Моя злость еще не улеглась; плетись теперь с ведром через полгорода, вместо того,— чтобы спокойно отдыхать.
Но Ким не отставал:
— Нет, правда?
— А зачем тебе?
— Понимаешь, у нас тому классу, который первое место займет, присваивают звание танкистов. А кто второе- артиллеристов. Разве правильно? По-моему, артиллеристы важнее, раз они танки расшибают.
Ох и подмазывается, хитрец! Ведь минометчики — тоже артиллеристы.
— А лодырям у вас какое звание присваивают?
— Лодырям?— наивно хлопает глазами.— Никакое.
— Вот и напрасно! У нас в пионерском лагере…
— Еще до войны?
Глаза загорелись, приготовился слушать интересное. Погоди, будет тебе!
— Еще задолго до войны. Я был тогда пионервожатым… Так вот, у нас лодырям присваивали дворянские титулы, понял? И не просто как-нибудь: приказом на чальника лагеря. Пробездельничал, пока другие работа ли,— получай на первый случай фон-барона. И все тебя не просто по фамилии зовут, а «ваше превосходительство». Кто второй раз отличился, тому уже «графа» навешивают: «ваше сиятельство». Ну, а архилодырь получает наследного принца, к фамилии добавка «светлейший» и величание «ваше императорской высочество».
— Ух ты! А если исправится?
— Тогда титул снимают, но не самовольно, а тоже приказом. И не сразу-по ступеням. Скажем, был графом - переводят в бароны… Вот ты, например. У нас в лагере за такой номер с водой тебя бы сделали бароном фон Лихачевым. Здорово звучит, а, ваше превосходительство? А еще раз случится — пожалуйте в графы.
Граф Ким де ля Лихачев…
Молчит. Только дужку уже не просто поддерживает, для вида, а к себе подтягивает, несет.
Притащили ведро в комнату, а там Арвид. Бледный, усталый, резко обозначились скулы.
— Вода?
И жадно пить.
— Что с тобой?
Показывает глазами: Кимка!
Я услал парнишку на улицу. Он не заставил себя просить дважды, исчез вместе с Фронтом, словно их ветром сдуло.
— Ну что там случилось, Арвид?
— Старик один повесился, пришлось из петли вынимать. Неприятно.
— Самоубийство?
— Да.
— Спасли?
— Слишком долго висел.— Снова зачерпнул кружкой воду, выпил.— Много убитых на фронте видел, а стал его снимать… Бр-рр!— Тут Арвида передернуло.-Нервы слабые стали, отвык уже.
— Нет, просто на фронте смерть совсем другая.
— Может быть… Как у тебя?— спросил он, круто меняя тему разговора.
— Порядок!…
Я рассказал о результатах экспертизы.
— Хорошо, Виктор,— он стиснул мне плечи своими сильными руками,— очень хорошо! Будешь следователем по особо важным делам. Быстро распутал, быстро.
– Да там и распутывать было нечего — все как на ладони… Одно только непонятно,— поделился я с ним своими не то чтобы сомнениями, а так, психологическими нюансами.— Вот, скажем, тогда, месяц назад, когда Олеша к его девушке приставал, взял бы он и перерезал шланг. Все было бы ясно! Душевные переживания, возбуждение, прочее. Но ведь он не тогда перерезал, а лишь сейчас, месяц спустя.