10 гениев, изменивших мир
Шрифт:
После кратких санитарных курсов Ницше прибыл в Мец, откуда потом поездом направился в Карлсруэ. Он ехал три дня и три ночи в запертом и плотно закрытом, из-за холода и дождя, товарном вагоне, сопровождая одиннадцатерых раненых. Тут обнаружилось, что Фридрих заразился дифтеритом и дизентерией. Одной недели оказалось достаточно, чтобы поля сражений произвели на его чувствительную натуру неизгладимое впечатление. Став на ноги, Ницше немедленно уезжает в Наумбург, к родным, искать не покоя, а наслаждения в работе и размышлениях: «Для меня эти несколько недель создали целую эпоху в жизни, во время которой в душе моей укрепились и утвердились все мои принципы… Я чуть не умер ради них…»
Д. Галеви так описывает произошедшую с философом перемену: «Как изменилась теперь его душа! Никакого следа не осталось
После выздоровления и возвращения в Базель Ницше начал посещать лекции выдающегося историка Якоба Буркхардта, пересмотрев под его влиянием свое отношение к франко-германской войне. Он освободился от угара патриотизма и стал рассматривать Пруссию как опасную для культуры милитаристскую силу.
Не без влияния Буркхардта Ницше начал разрабатывать трагическое содержание истории в набросках к драме «Эмпедокл», посвященной легендарному сицилийскому философу. В эмпедокловском учении о переселении душ он нашел один из постулатов собственной теории вечного возвращения. Сильное впечатление произвела на философа легенда о самообожествлении Эмпедокла, бросившегося в кратер Этны: Эмпедокл много лет посвятил исследованию религии, искусства, науки, обратив последнюю против самого себя. Изучив религию, он пришел к выводу, что она – обман. Тогда Эмпедокл переключился на искусство и пришел к идее мирового страдания вкупе с мыслями о том, что становится тираном, использующим религию и искусство. Сицилиец сошел с ума и объявил себя богом на земле, после чего прыгнул в кипящий кратер Этны.
Во многом размышления Ницше отталкивались от идей Буркхардта. Однако последний считал, что в истории существуют два статичных образования – религия и государство и одно динамичное – культура. Ницше же считал статичной только религию, а культуру разделял на два элемента: искусство, основанное на мире видимости и фантазии, и науку, уничтожающую все иллюзии и образы. Государство он вообще не расценивал как созидающую силу истории.
В начале 1871 года Ницше предпринял попытку занять свободное место профессора философии, а в качестве своего преемника по филологической кафедре предложил кандидатуру Роде. Попытка не удалась из-за противодействия руководителя основной кафедры философии К. Стеффенсена, с подозрением относившегося к вольнодумству молодого коллеги, к его дружбе с Вагнером и увлечению философией Шопенгауэра.
Ницше понимал, что не имеет в философии никакого имени и поэтому его шансы весьма призрачны, но тем не менее отказ его расстроил. Возобновилось мучительное раздвоение между профессией и призванием, отраженное в его первой крупной работе, знаменовавшей его фактический уход из филологии. Не случайно в январе 1870 года ученый писал: «Наука, искусство и философия столь тесно переплелись во мне, что в любом случае мне придется однажды родить кентавра».
2 января 1872 года в книжных магазинах Лейпцига появилась посвященная Вагнеру книга Ницше «Рождение трагедии из духа музыки». Работа определяла те основы, на которых покоится рождение трагедии как произведения искусства. Философ так сформулировал античные символы: «До сего времени мы рассматривали аполлоновское начало и его противоположность – дионисийское – как художественные силы: с одной стороны, как художественный мир мечты, завершенность которого не стоит в какой-либо связи с интеллектуальным уровнем или художественным образованием отдельной личности, а с другой – как опьяняющую действительность, которая также не принимает во внимание отдельную личность, а, наоборот, стремится даже уничтожить индивида и заменить его мистической бесчувственностью целого».
Ницше подверг сомнению один из главных постулатов христианской веры: вечное существование по милости Бога. Он высказал поразительную, на первый взгляд, мысль о том, что чем сильнее воля к жизни, тем ужаснее страх смерти. Именно поэтому греки создали трагедию, благодаря которой зрители получили парадоксальную возможность переживать смерть, наблюдая за игрой актеров и вместе с актерами.
«Рождение
В январе – марте 1872 года Ницше выступил с серией публичных докладов «О будущности наших учебных заведений», имея в виду не столько швейцарские, сколько прусские гимназии и университеты. Там впервые прозвучала одна из главных идей Ницше – необходимость воспитания истинной аристократии духа, элиты общества. Его ужасала тенденция к расширению и демократизации образования. Он указывал, что «всеобщее образование – это пролог коммунизма. Таким путем образование будет ослаблено настолько, что не сможет более давать никаких привилегий». По Ницше, прагматизм должен присутствовать не в классических гимназиях (где основное внимание уделялось гуманитарному знанию), а в реальных школах (аналог технических и физико-математических лицеев), честно обещающих дать практически полезные знания, а вовсе не какое-то «образование».
Весной 1873 года между Ницше и Вагнером, год назад переехавшим в Байрейт и занятым организацией знаменитых в будущем музыкальных фестивалей, наметилось охлаждение. А. Патрушев, один из исследователей творчества философа, пишет: «Чете Вагнер были не по душе растущая склонность Ницше к полемическому пересмотру моральных устоев человечества и «шокирующая резкость» суждений. Вагнер предпочитал видеть в базельском профессоре верного оруженосца, талантливого и яркого пропагандиста своих собственных воззрений. Но на такую роль Ницше согласиться не мог: его цель – великий штурм морали и ценностей мира, уходящего в прошлое, и поиск новых ориентиров».
Однако Ницше еще не терял надежды, что Байрейт станет источником возрождения европейской культуры. Он задумал серию памфлетов, смысл которых изложен в письме к Роде в марте 1874 года: «Для меня крайне важно раз и навсегда извергнуть из себя весь полемически накопившийся во мне негативный материал; сначала я хочу живо пропеть всю гамму моих неприязней, вверх и вниз, причем таким устрашающим образом, чтобы «стены задрожали». Позднее, лет через пять, я брошу всякую полемику и примусь за «хорошую книгу». Но сейчас мне основательно заложило грудь от сплошного отвращения и подавленности. Будет это прилично или нет, но я должен прочистить горло, чтобы навсегда покончить с этим».
Ницше задумал написать более двадцати статей, но ему удалось закончить лишь четыре эссе под общим заглавием «Несвоевременные размышления»: «Давид Штраус, исповедник и писатель», «О пользе и вреде истории для жизни», «Шопенгауэр как воспитатель» и «Рихард Вагнер в Байрейте».
В этих размышлениях Ницше выступил защитником немецкой культуры и клеймил ура-патриотизм, переполнявший его земляков после создания империи. Современную культуру философ отвергал, потому что она, с его точки зрения, не осознавала своего назначения вырабатывать гениев. Низкие меркантильные интересы, холодный научный рационализм, стремление государства руководить культурой – все это ведет ее к упадку и кризису. Сомнение Ницше, что рождение Великой Германии станет основой для всплеска культуры, звучало раздражающим диссонансом на фоне всеобщего ликования. В статье «Господин Фридрих Ницше и немецкая культура» лейпцигская газета даже объявила его «врагом Империи и агентом Интернационала». Ницше стали замалчивать.
Кроме скепсиса по поводу расцвета немецких искусств, ученый довольно резко высказался о роли истории в жизни человека. «В то время, когда немецкая историческая наука становилась образцом в Европе и переживала период подъема, – пишет А. Патрушев, – Ницше резко выступил против преклонения перед историей как слепой силой фактов. В прошлом он видел лишь бремя, отягощавшее память, не дававшее жить в настоящем». Ницше различал три рода истории – монументальный, антикварный и критический. История первого рода черпает из прошлого примеры великого и возвышенного, служит источником мужества, вдохновения и великих побуждений. Опасность же ее Ницше видел в том, что при таком подходе забвению предаются целые эпохи, образующие как бы однообразный поток, среди которого вершинами возносятся отдельные позолоченные факты. Антикварная история охраняет и почитает все прошлое, ибо оно освящено традициями; она отметает все новое и устремленное в будущее, постепенно превращаясь в страсть к собиранию покрытых пылью фактов.