1000 Первая дочь
Шрифт:
— Хэймон, карту мне, немедленно! — приказал я.
Получив желаемое, уединился в своей комнате и, прислонив пальцы левой руки к виску, воссоздал образ Майлин. В правую руку взял иглу-поисковик. И та замерла над едва заметной точке на карте. Той, что выбрала Майлин как конечную цель.
— Только не храм Тирино! — ужаснулся я вслух. — Глупая девчонка даже не знает, в какую западню себя загоняет.
Глава 8
Майлин
Я чуть не поверила ему, поддавшись
Но прекрасно это было только во сне. В реальности на мне все еще было позорное несмываемое клеймо. Как бы поступил Алексис, если увидел его?
Думаю, он пришел бы в ужас. Меня всю сознательную жизнь убеждали в том, что рабыня не может и помышлять о личном счастье. Она может лишь исполнять прихоти господ, покорно и безропотно. Я привыкла прятаться, смирилась с мыслью никогда не выходить замуж.
Но Алексис все изменил.
Я до того боялась его реакции на клеймо, что тут же забыла о возбуждении, о той чувственной женственности, что пробудил во мне столь умелый любовник. Но он не должен был узнать правды. Рабыня не пара королевичу. Все, на что я могла рассчитывать после того, как обнаружится мое клеймо, так это то, что не получу слишком суровое наказание. Я не помнила, кто был моим хозяином. Но Лагра убедила меня в необходимости молчать и скрывать свое прошлое. Всю жизнь, до последнего своего вздоха она боялась, что меня заберут у нее.
Нет, Алексис не должен был узнать. Я бы не пережила презрения в его глазах. Даже если бы он не отказался от мысли переспать со мной, то уж точно не сделал своей любовницей. Скорее избавился от меня, получив желаемое. При лучшем исходе он не стал бы выдавать меня и оставил при тетке. Но Магра слишком жестока. Предав меня однажды, она бы не успокоилась, я была в этом уверена. Что могло помешать ей пользоваться мной по своему усмотрению и дальше? Уж если данное умершей сестре обещание не остановило ее, то что могли значить мои просьбы и мольбы?
Будущее рисовалось совсем не радужным…
После отъезда Алексиса тетка вполне могла предложить меня следующему постояльцу, ведь терять мне было бы уже нечего. То-то бы порадовалась Наяна моему падению. Раньше, когда мы с ней были еще детьми, я пыталась подружиться, принять ее как настоящую сестру. Но она всегда презирала меня, с самого первого дня. И завидовала. Пока я носила одежду горбуньи, она терпела мое присутствие и лишь посмеивалась надо мной.
Но в день, когда Алексис увидел меня настоящей и возжелал, Наяна словно сбесилась. После тяжелой ночи, проведенной в комнате без окон, тетка отправила меня на кухню, приказав дочери не спускать с меня глаз. И Наяна оторвалась по полной.
– Ты плохо вымыла посуду! — кричала она, хотя это было неправдой. — И суп пересолила. Надо сказать матери, чтоб выпорола тебя! Ведь
Она зло засмеялась.
Надо же, а ведь я до последнего пыталась подружиться и принять ее как сестру. И если раньше она просто не обращала на меня внимания, то теперь откровенно бесилась. И даже попыталась ударить, когда я отказалась перемывать посуду.
— Не смей! — предупредила я, когда она замахнулась. — Ты прекрасно знаешь, что я не рабыня. Лагра оставила мне половину гостиницы и…
— Ты всего лишь жалкая рабыня! — возразила Наяна с презрением. — Давно было пора указать тебе на твое место. Лагры больше нет, тебя некому защищать!
Как бы ужасно ни звучало, но это было правдой — все то, что сказала Наяна в бешенстве. Она не ударила рукой, увидев решимость в моих глазах, но больно ранила мое достоинство, от которого и без того остались жалкие лохмотья.
Теперь Магра и ее дочка могли творить со мной все, что заблагорассудится. Меня некому защищать. На то, что я много значу для Алексиса, надежды не было. Он желал меня, этого не отнять. Но тут скорее играла роль его задетая гордыня. И это не значит, что получив меня, он бы решился продолжить отношения.
Тетка и Лагра так меня запугали, что я стала ненавидеть свое уродство. И ужасно боялась, что Алексис увидит это. Увидит и будет презирать.
Храм богини Тирино стал моей последней надеждой.
В тот же день, пока воины тренировались, а тетка Магра отсыпалась, мне удалось сбежать. Сандра и еще одна служанка отвлекли Наяну, сказав той, будто господин Алексис разрешил ей присутствовать на тренировках в качестве зрителя. Она так обрадовалась, что не почуяла подвоха. Наяна покинула кухню, забыв о приказе матери, и помчалась в поле, сверкая пятками.
А в это время Тарон вывел из стойла лошадь и вручил мне небольшой холщовый мешочек с медными монетами.
— Это мы собрали для тебя, Майлин, — сказал он, едва не плача. — Вся прислуга знает, как жестоко поступила с тобой Магра. Мы все любим и жалеем тебя, но помочь не в силах. Нас просто никто не послушает. Ты достойна лучшего. Уходи, Майлин, а мы постараемся скрывать твой побег столько, сколько это возможно. Эта лошадка самая смирная из всех, возьми ее.
— Но ведь это одна из лошадей воинов! — ужаснулась я.
После подобного меня сочли бы не только рабыней, но и воровкой. И тогда смертная казнь мне была бы обеспечена. Рабы в Озисе не могли иметь имущество, тем более скакуна.
— Господин Алексис тоже задолжал тебе, — сказал Тарон, недовольно нахмурившись, как взрослый муж. — Не думаю, что для него будет такой уж потерей поделиться лошадью.
— Вас накажут из-за меня, — я боялась за слуг больше, чем за саму себя.
— Не волнуйся, мы сумеем отбрехаться. К тому же, мы не рабы, а значит, можем покинуть гостиницу в любое время. Магра не сможет уволить всех одновременно, ведь найти опытных работников в нашей глуши не так просто.