1001 Ж
Шрифт:
Алена подумала ткнуть в инсту, но зависла. Стоит ли убивать интерес кучей фоток? Пожалуй, просмотреть их она всегда успеет. Вместо этого кликнула по бумажному самолетику в синем кружке:
«Здравствуйте. Можно к вам на открытый урок записаться?», – написала она в окне чата.
Сколько-то минут сообщение оставалось без ответа, и Алена отвлеклась на посетителя почтового отделения. Пока отправляла очередное письмо, телефон уютно булькнул. Кто-то написал ей.
Отпустив клиента, Алена ткнула в кружок дактилоскопа и оживила экран. Спустила шторку уведомлений и ткнула в иконку с сообщением.
«Добрый день, как к Вам обращаться?», – писал неизвестный номер.
«Алена».
«Алена, могу предложить Вам открытый урок в субботу».
«Ок. Только у меня нет партнера. Это критично?»
«В первое время партнер необязателен. А впоследствии мы постараемся Вам помочь с поиском. В любом случае у нас в группах пары постоянно перемешиваются, это нужно в учебных целях. Так что приходите, без дела скучать не придется».
«Спасибо. Приду».
Она отложила телефон и посмотрела по сторонам. В зале было пусто, ни одной бабули с бандеролью, ни одного курьера с письмами и посылками. Машка с Катькой жужжали фоном о чем-то своем, Вера Петровна, начальник отделения, пила чай с коньяком в кабинете. Из открытого зарешеченного окна падали косые солнечные лучи, а в них, словно крохотные танцующие пары, кружились пылинки.
Дашке следовало бы родиться где-нибудь в эпоху первых пятилеток или подъема целины. Бывают такие люди, которым на роду написано открывать неизведанные земли, покорять глубины, бить и ставить рекорды. Но где ставить рекорды и что поднимать с колен, если ты инженер на станкостроительном заводе в информационную эпоху? Подшипники и разводные ключи не наберут миллионы просмотров и лайков, а сделаться, как многие сверстницы, пустышкой в блестящем фантике Даше не случилось.
При желании можно было обвинить в этом папашу, мечтавшего о сыне. Это ведь он, не добившись желаемого даже с третьего захода, приучил к паяльнику и сверлам младшенькую.
Но Даша папу любила. От него приятно пахло дымком, с ним можно было вдоволь ковыряться в железяках и не бояться зачухониться – мама, увидев свежие пятна на джинсовом комбинезончике, вспыхивала как спичка. Папа был спокоен, добр и мудр. Он рассказывал сказки, позволял есть мороженое и дошираки, чертил на огромных листах ватмана схемы каких-то хитроумных устройств и никогда, совсем никогда не ругал. Бывало, конечно, что Дашка косячила. Двойки приносила домой, например. Особенно по русскому и литературе. Тогда папа просто вздыхал и смотрел так грустно, что хотелось в лепешку расшибиться, лишь бы снова увидеть его скромную обаятельную улыбку.
Да, папа у нее был что надо. Лучшего папу во всем мире не сыскать! Но обратная сторона такого счастья проявила себя в универе.
Когда она была мелкая, ее спрашивали частенько, хотела бы она стать умной или красивой. Тогда Даша смотрела на своих напомаженных и раскрашенных сестер, понимала, что в той части ей ничего не светит, и говорила, что будет умной. Родители и гости смеялись.
Ну не зря молва призывает остерегаться своих желаний!
Универ она окончила с отличием, диссер защитила на ура, работу нашла без проблем, но в возрасте тридцати лет внезапно обнаружила себя старой девой, у которой в жизни не было и намека на отношения с мужчинами. На любовные отношения. Так-то они были, но исключительно приятельские.
– Дашка, мы пивка хлопнуть, ты с нами?
– Каэшна!
– Красава! Наш человек!
Одноклассникам, одногруппникам и коллегам по работе она неизменно и в два счета становилась «братушкой», а братушек не домогаются даже по синьке. Даже если попросить «по-братски».
В общем, грустно стало, неожиданно появилось чувство, что она многое безвозвратно потеряла… И ни трое соплежуев и тихий пьянчужка-муж старшей сестры, ни вечные сложности с противоположным полом средней не могли избавить Дашку от ощущения бесцельно прожитых лет. Она об этом, конечно, никому не рассказывала, разве что по пьяни, вечерком в баре. Но всякий раз уже следующим утром, трезвая как стеклышко, она была сосредоточена на работе и наравне со всеми гоготала над сальными шуточками начальника отдела. А на душе кошки скребли, и куда от этого деться, спрашивается? Не будешь же вечно заливать печаль? Или будешь?
Но внезапно пришла помощь. Откуда не ждали – от средней сестры.
Нинка уже год примерно таскалась на какие-то танцы, какие именно – Дашка не вникала, а тут систер заявила ей во время семейного сборища на мамин юбилей:
– У нас открытый урок будет в субботу, кстати. Не хочешь сходить?
– Ты чо, мать, – хмыкнула Дашка, – где я и где этот ваш поповерт? Ты ж знаешь, я по железкам больше.
– Угу, знаю. Так и помрешь старой девой с десятком кошаков…
– Ну, значит, так и помру… Только без кошаков. Мне собаки как-то больше нравятся.
– Ага, знаем-знаем. Ну ты все-таки попробуй, а? Разок сходишь, чего тебе стоит?
– Да я ж не умею плясать, ты чего…
– И не надо уметь. Там научат. На крайняк, будешь девчонок водить вместо мужика. Вдруг откроются в тебе такие наклонности хотя бы, а то мама думает, что ты у нас железный дровосек с просроченным сердцем… Боится, что никто тебе в старости стакан воды не подаст.
– Стакан, говоришь…
– С меня бутылка, если месяц отходишь!
– С этого бы и начала, – улыбнулась Дашка. – Заметано.
– Вот и чудненько! Я тебя запишу! – обрадовалась Нинка и выскочила из комнаты с телефоном в руках.
– Юбку-то дашь? У меня нет ни одной… – бросила Даша ей вслед.
Нинка не ответила, а из папиной комнаты раздались звуки старенькой радиолы. Леонид Утесов пел про темную ночь и глубину ласковых глаз.
На душе сразу сделалось светло и томливо.
После армейки Санечек долго не мог сообразить, чем занять освободившееся время. Там, на службе, все было просто, каждый день по часам расписан, и за год службы тело само уже привыкло к режиму.
Сперва пытался жить по старой привычке на новый лад. В режиме «общага-универ-подработка-общага». Но быстро обнаружил себя отщепенцем среди однокурсников. В армейке ему куда проще было стать частью корабля, частью команды. К тому же крепкий деревенский парень обозначил для окружающих, что с ним не забалуешь. Это считывалось даже интуитивно на глубинном языке инстинктов, как у самцов крупных хищников, которым не обязательно калечить друг друга, чтобы понять, кто есть кто в этой саванне.
Александр был буйволом: зверем крепким и основательным, о такого легко сломает зубы не только шакал, но и лев-одиночка. Завалить его можно, но для этого нужна целая стая умелых охотников, а в Саниной роте организованных хищников не наблюдалось, посему служилось ему спокойно.