12 смертей Грециона Психовского
Шрифт:
Тогда на регистрации Грецион сказал:
– Видимо, так нужно было.
И оказался абсолютно прав – некоторые решения происходят лишь потому, что нечто странное и неправильное случается в слега ином пласте бытия.
Слова Федора Семеныча профессор, кстати, все же помянул, как только они с рыжим псевдо-бароном оказались в очереди на один рейс. Собственно, на этом поминания и закончились – в самолете господин оказался в другом конце салона и мирно проспал там всю дорогу. Храп слышал весь салон, но поделать никто ничего не мог, боясь получить топором викингов прямиком по макушке.
***
Гигантские
Но так это выглядело для его преследователей, для людей. А для бегущего со всех четырех лап существа картинка преломлялась фантастическим образом – человеческий мозг воспринял бы такое как абракадабру.
Существо бежало так быстро, как могло, уносясь от преследователей. Им двигал… нет, не страх, страх – это слишком человеческое чувство. Это было что-то намного глубже и первобытней, что-то, чего внутри человека не отыскать, ощущение, не поддающееся объяснению. Но если уж и переводить на людской лад, то нечто сродни тому, что чувствует еретик на уже вовсю пылающем костре, или терзаемая пираньями жертва – смесь безысходности, глубинного страха и некоего безразличия, ведь итог и так ясен.
Но зверь все еще бежал, пытаясь найти хоть какую-то лазейку в этих давящих джунглях.
И ему все-таки удалось.
Существо ощутило щекочущее покалывание, ползущее от рога по всему телу. Потом нахлынула волна чего-то столь знакомого, чего-то столь родного, что зверь вполне мог назвать домом, если бы в его лексиконе были хоть какие-то слова.
Существо рвануло вперед, просто поддавшись этому сладкому сиропу из ощущений.
А потом зверь провалился – не буквально, конечно: он не упал в яму и не сорвался с холма, а провалился… правильнее будет сказать, между реальностей. Провалился в мир, возможно, не столь идеальный, в мир без Духовного Пути, но в мир, веявший чем-то таким трогательно-родным, как первый теплый весенний ветерок после затяжной и холодной зимы.
И оттиски, нагрузка на которые внезапно оказалось двухкратной, с хрустом преломились – на мгновение, которого было вполне достаточно.
***
Драконы-комодо – удивительные животные.
И вовсе не из-за того, что жить они могут по сто лет, и даже не потому, что они из прочих родственников ближе всего к погибшим динозаврам и фантастическим драконам средневековых легенд – хотя, это большой такой плюс в карму этих пресмыкающихся. Прежде всего ящеры невероятны тем – сей факт будоражит ученые умы, как камень осиное гнездо, – что растут всю жизнь. Понемногу, по сантиметру в год, но все же становятся больше и больше, не останавливаясь – в отличие от других, с точки зрения природы, видимо, примитивных форм жизни, которых она такой сверхспособностью обделила. Рано или поздно все живые существа перестают расти, а вот комодо – отнюдь. Если взять в расчет еще их столетний возраст, получатся действительно новоявленные динозавры, или хотя бы динозаврики. Все натурально, экологично, без использования каких-то там застывших в янтаре комаров с ДНК рептилий.
А потому эти огромные ящеры, очень, надо сказать, довольные жизнью – еще бы, такой подарок она им отвалила, – лежат на песке, греются, лениво переворачиваются с огромного боку на не менее огромный бок. И продолжают расти даже в таком состоянии абсолютного блаженства – вот ведь чудеса.
Но сегодняшний день ознаменовался уменьшением размера всей популяции на острове Комодо, притом – дважды.
Сначала в воздухе что-то словно хрустнуло, будто небесную гладь разломили напополам – ящеры нервно дернули глазами, почувствовав эту аномалию. Люди, конечно же, ничего не заметили – не по глупости своей, хотя ее у них всегда тоже хоть отбавляй настолько, что, если вдруг появится раса, которой внезапно приспичит закупать глупость галлонами, люди станут главными ее поставщиками. Ну так вот, не заметили этого надлома живущие на острове люди и приехавшие сюда туристы совсем по иной причине – это ощущение пронеслось на уровне, человеком не воспринимаемым. Как свисток для собак – дуешь-дуешь, сам ничего не слышишь, а животное просит побыстрее заткнуться и прекратить это издевательство.
Драконы-комодо, как уже было сказано, ощутили это стрелой пущенное ощущение – и перепугались так, что на миллиметр точно уменьшились в размерах. Но это ладно, ерунда.
Второй раз за день все ящеры уменьшились уж точно не меньше, чем на сантиметр, испугавшись так, как никогда за свои долголетние жизни до этого – ящерицы просто услышали довольные возгласы Психовского, ступившего на землю острова, как стихийное бедствие.
Аполлонский восклицал и радовался еще пуще – но только умел делать это тихо, выливая эмоции карандашом на бумагу.
– Да ты посмотри на этих красавцев! – вскрикнул Грецион, топчась босиком в мокром прибрежном песку – крабы профессора, видимо, тоже обходили, боясь цапнуть за палец. – Они же восхитительны!
– Я думал, что так радоваться буду я, – Федор Семеныч сидел на песке чуть вдали от берега, орудуя карандашом. – А громче всех, как обычно, ты. Водолеи…
– И снова ты за свое, – фыркнул Психовский, зашагав к художнику. – Я бы обрадовался сильнее только если бы ты привел меня на берега Атлантиды.
– Утопил, то есть?
– Дурацкая шутка, – честно признался профессор, заглядывая в блокнот. Там уже прорисовывалась линия островных джунглей, просто для украшения добавленная на лист. Но в центре, пока в общих чертах, появилась рептилия – живой экземпляр лежал неподалёку. Вообще, драконы-комодо встречали всех приезжающих на остров уже на берегу – и правильно делали, это ведь их дом, их территория, они тут полноправные, вечнорастущие хозяева. Правда, с приездом на остров Грециона, ящеры стали сомневаться, что эта земля все еще принадлежит только им, и уже подумывали сдать остров профессору без боя, от греха.