12 Жизнеописаний

Вазари Джорджо

В конце концов, папа одобрил сделанную Микеланджело модель, сообщавшую собору меньшие размеры, но большую грандиозность, к удовольствию всех людей сведущих, хотя кое-кто из слывущих знатока ми (на самом деле таковыми не являющихся) ее неодобрили. Он нашел, что четыре основных пилястра сделанных Браманте и сохраненных Антонио да Сангалло, на которых держится вся тяжесть купола, слишком слабы, и дополнил их двумя витыми лестницам со ступеньками настолько пологими, что по ним на ослах возят груз до самого верха, равным образом люди могут ехать на конях до верха арок. Сделал он над травертиновыми арками карниз, идущий кругом, – произведение удивительное, изящное, не похожее на другие; лучше в таком роде, и сделать нельзя. Принялся он и за обе большие ниши трансепта, и где прежде по плану Браманте, Бальдассаре ⁶³и Рафаэля которому последовал также Сангалло, как мы упоминали, делалось восемь табернаклей, там, со стороны кладбища, доведя их число до трех, он устроил три капеллы, а над ними травертиновый свод и ряд светлых окон разной формы и огромных размеров. Так как они существуют и так как напечатаны рисунки для них, сделанные не только Микеланджело, но и Сангалло, я не стану их описывать, надобности в этом нет. Достаточно сказать, что он с большим вниманием принялся за перестройку всех тех частей здания, где нужно было что-нибудь изменить с тем намерением, чтобы

оно стояло как можно прочнее, и чтоб никто его не переделывал: предусмотрительность, внушенная мудростью и осторожностью. Ибо недостаточно хорошо строить, нужно еще предохранить постройку от искажений. Если будешь судить по словам, а не по делам, тогда самомнение и смелость мнимых знатоков, порою и благорасположение невежд много могут причинить неприятностей.

Пожелал римский народ с милостивого разрешения папы придать Капитолию красивый, соответствующий его назначению вид, поставив колонны, устроив подъемы, пологие лестницы с широкими ступенями и античными статуями, и по этому поводу просипи совета у Микеланджело, который сделал для них прекрасный и очень богатый гитан. С восточной стороны, где дворец Сенатора ⁶⁴, он спроектировал травертиновый фасад и лестницы, поднимающиеся с двух сторон на террасу, посередине которой вход в залу дворца; у лестниц величественные изгибы с балюстрадами, которые служат опорою и парапетом. Чтобы сделать лестницы пышнее, он поместил перед ними на постаментах две античные мраморные статуи, одна из этих лежащих фигур изображает Тибр, другая Нил, каждая в десять, локтей, произведения редкостные; посередине в. большой нише предполагалось поставить Зевса. Затем с южной стороны облек он палаццо деи Консерватори богатым и сложным фасадом, устроил, внизу лоджии с колоннами и нишами, предназначенными для античных статуй, а. вокруг различные орнаменты, оконные и дверные, частью уже сделанные; напротив его, с северной стороны, намеревался он выполнить другой такой ж фасад, под церковью Арачели, и рядом пологую лестницу, спускающуюся в западном направлении, с оградой и парапетом в виде балюстрады; здесь должен быть главный вход, украшенный постаментами для благородных статуй, которыми так богат Капитолий, Посреди площади на овальном постаменте поставлен знаменитый бронзовый конь, на котором восседает Марк Аврелий; эту скульптуру тот же папа Павел приказал перенести с Латеранской площади, куда ее поместил Сикст IV. Вся постройка уже и сейчас выглядит прекрасно, ее стоит назвать среди произведений, достойных Микеланджело, теперь она заканчивается римским дворянином мессером Томмазо де Кавальери, который был, да и сейчас остается, лучшим из всех друзей Микеланджело, о чем речь пойдет ниже.

Когда еще был жив Сангалло, папа Павел III приказал ему достраивать палаццо Фарнезе, и, так как для завершения крыши с наружной стороны оставалось наверху провести карниз, пожелал он, чтобы Микеланджело сделал это по своему рисунку и плану. Микеланджело не мог отказать папе, так ценившему и ласкавшему его, и, заказав деревянную модель величиной в шесть локтей, изображавшую, каким будет карниз, поместил ее на одном из углов палаццо, чтобы показать, какой будет иметь вид строение. Папе и всему Риму карниз понравился, впоследствии он был исполнен и вышел прекраснее и богаче, чем на каком бы то ни было здании, древнем или нынешнем. Поэтому после смерти Сангалло папа пожелал, чтобы Микеланджело еще принял участие и в этой постройке, и он сделал над главным входом мраморное окно с прекрасными колоннами из пестрого мрамора и над ним большой мраморный герб строителя этого дворца – папы Павла III, очень красивый и сложный. Затем он сделал со стороны двора во втором и третьем этаже палаццо прекрасные узорчатые изящные окна, орнаменты и верхний карниз, каких не было нигде; благодаря его трудам и таланту стал этот дворик самым красивым в Европе. Расширил он и сделал просторнее большую залу, перестроил рядом с ней сени в новом вкусе, придав потолку полуовальную форму.

В этом году в Антониновых термах нашли античную мраморную группу размерами по семи локтей с каждой стороны, где изображен Геркулес; он стоит на горе, и схватил быка за рога при помощи другого юноши, а вокруг этой горы разные пастухи, нимфы и животные, произведения исключительной красоты, особенно если принять во внимание, что все эти столь совершенные фигуры высечены из единой глыбы, без всяких добавочных кусков; вероятно, оно украшало фонтан. Микеланджело посоветовал поместить его во второй дворик и реставрировать его так, чтобы по- прежнему метал он воду; мысль Микеланджело была одобрена, и с этой целью, по распоряжению семьи Фарнезе, оно реставрируется ⁶⁵. Также предложил тогда Микеланджело провести отсюда мост над Тибром, по которому можно было бы пройти из этого дворца в Трастевере к другому саду и дворцу Фарнезе, так чтобы от главного входа со стороны Кампо ди Фиоре сразу был виден двор, фонтан, улица Джулиа, мост, красоты другого сада, вплоть до ворот, выходящих на улицу по ту сторону Тибра: нечто редкостное, достойное такого папы, а также таланта, вкуса и рисунка Микеланджело.

В 1547 году умер венецианец Себастьяно дель Пьомбо, а папа хотел реставрировать для своего дворца античные статуи; и тогда Микеланджело оказал покровительство миланскому скульптору Гульельмо делла Порта, подававшему надежды юноше, которого направил к Микеланджело фра Себастьяно. Микеланджело нравились его работы, и он устроил его к папе Павлу для приведения в порядок этих статуй, даже передав ему мастерскую дель Пьомбо и наметив план реставрации, результаты которой можно и теперь видеть в папском дворце. Но фра Гульельмо, забыв о полученных им благодеяниях, стал впоследствии врагом Микеланджело. В 1549 году умер Павел III, и после избрания папы Юлия III кардинал Фарнезе задумал сделать большое надгробие папе Павлу, своему родственнику, резца фрате Гульельмо, который предполагал поместить его в соборе св. Петра под трибуной главной арки нового храма, что мешало постройке, да и по правде было не на своем месте; поэтому Микеланджело основательно заметил, что здесь гробница и не может и не должна помещаться. Фрате возненавидел его, считая, что тот поступает по зависти, но потом согласился с тем, что Микеланджело сказал правильно, что ошибку сделал он сам, и по его вине гробница осталась неоконченной. Я думаю, так на самом деле и было, об этом я ниже расскажу.

В 1550 году по приказанию папы Юлия III я приехал работать в Рим и, к моему удовольствию, был поддержан советами Микеланджело; он думал, что подходящим для гробницы местом будет та ниша, где сейчас стоит колонна бесноватых, и я старался склонить Юлия III к тому, чтобы свою гробницу он сделал напротив гробницы папы Павла и в том же стиле; этому воспротивился фра Гульельмо, вот почему делаемая им гробница так и осталась неоконченной, и гробницу другого папы также не пришлось делать; все это Микеланджело предвидел. Пожелал папа Юлий, чтобы в этом году в церкви Сан Пьетро-ин-Монторио была сделана мраморная капелла с двумя гробницами: дяди его, кардинала Антонио де Монти, и деда мессера Фабиано – основоположника величия этого знаменитого рода; для последней сделал Вазари рисунки и модели. Папа Юлий, всегда высоко ценивший талант Микеланджело и любивший Вазари, распорядился, чтобы Вазари условился о вознаграждении с Микеланджело, но Вазари умолял папу сделать так, чтобы Микеланджело взял работу под свое наблюдение: для резной работы Вазари предложил Симоне Маска, а для статуй – Рафаэлло да Монтелупо, причем Микеланджело посоветовал не вырезывать, ни листьев, ни каких бы то ни было живописных деталей, говоря: «Где мраморные фигуры, ничего, кроме них, быть не должно». Вазари колебался, не сделать ли все-таки резьбы, чтобы произведение не оказалось бедноватым; но когда посмотрел на него в законченном виде, признался, что тот был прав и вполне. Микеланджело возражал против того, чтобы поручать Монтелупо статуи, убедившись по его работам для гробницы Юлия II, что скульптор он плохой, и скорее соглашался на новое предложение Вазари – передать их Бартоломео Амманати, хотя Буонарроти немножко сердился на него и на Нанни Баччо Биджо. Если хорошенько разобраться, повод для того былпустячный: будучи совеем еще мальчиками, не потому, чтобы они хотели его обидеть, а любя искусство, они пробрались в его дом и ловко украли у Антонио Мини, ученика Микеланджело, много листов с рисунками, которые впоследствии при помощи комиссии Восьми все были ему возвращены, и он через каноника церкви Сан Лоренцо и друга своего мессера Джованни Норкьяти просил не подвергать их наказанию. Рассуждая однажды с Микеланджело об этом случае, Вазари, смеясь, сказал ему, что они нисколько, как он думал, не достойны порицания и что если бы он сам имел возможность, то похитил бы не только несколько рисунков, а все, что только оказалось бы у него под рукой, для того лишь, чтобы научиться искусству; кто ищет искусства, тех надо хвалить и даже награждать; совсем нельзя на них смотреть так же, как на ворующих деньги, платье или иные нужные вещи; так дело повернулось в шутку. Таковы обстоятельства, положившие начало этому памятнику в церкви на Монторио, и в том же году поехали Вазари и Амманато за мрамором в Каррару, чтобы привезти его в Рим для упомянутой работы. Каждодневно бывал в те времена Вазари у Микеланджело, и раз утром папа милостиво благословил их обоих объехать верхом семь церквей, за что ввиду наступления святого года полагалось им прощение грехов вдвойне; по дороге между церквами вели они немало бесед об искусстве, полезных, прекрасных и остроумных, которые Вазари записал в виде диалога и при удобном случае издаст вместе с другими рассуждениями об искусстве. В этом же году папа Юлий III подтвердил указ папы Павла III касательно постройки собора св. Петра. Много дурного говорилось об этой постройке клевретами Сангалло, но ничего из того папа и слушать не захотел. Вазари ему доказал (сущая была то правда), что Микеланджело вернул жизнь постройке, убедив его святейшество ничего не предпринимать касающегося живописи без совета Микеланджело, что тот и сделал. И в виноградниках Юлия ничего не начинал без его совета, и на Бельведере, где Микеланджело переделал лестницу и взамен прежней, полукруглой, восемь ступеней которой поднимались прямо, а следующие восемь делали изгиб внутрь, которая сделана была еще Браманте и помещалась посреди Бельведера, Микеланджело нарисовал, а затем и сделал ту прямоугольную лестницу с пепериновыми перилами, которая и теперь являет свою красоту.

В этом же 1550 году окончил Вазари печатание | своей книги «Жизнь живописцев, скульпторов и архитекторов флорентийских» и ни о ком из живых художников, хотя и преклонного возраста, в ней не упоминалось, кроме Микеланджело, которому Вазари подарил свое произведение, доставив тем большое удовольствие ему. В этой книге немало воспоминаний о том, что слышал Вазари из уст его, мастера более зрелого годами и суждением. Вскоре Микеланджело, прочитав книгу, прислал Вазари следующий сонет собственного сочинения ⁶⁶, который на память о его добром отношении ко мне приятно привести здесь:

И карандаш и краски уравняли С благой природой ваше мастерство И так высоко вознесли его, Что в ней красы еще прекрасней стали. Ученою рукой теперь нам дали Вы новый плод усердья своего И, не презрев из славных никого, Нам многих жизней повесть начертали. Напрасно век, с природой в состязанье, Прекрасное творит, – оно идет К небытию, в урочный час отлива, Но вы вернули вновь воспоминанье О поглощенных смертию – и вот, Ей вопреки оно навеки живо.

Уехал Вазари во Флоренцию, предоставив заботам Микеланджело работы на Монторио. Флорентийским консулом тогда был мессер Биндо Альтовити, большой друг Вазари, который и сказал ему однажды по этому поводу, что лучше было бы поставить эти гробницы в церкви Сан Джованни деи Фьорентини, что об этом он переговорил уже с Микеланджело, обещавшим содействие, и это может быть поводом для того, чтобы достроить эту церковь. Такая мысль понравилась мессеру Биндо, и, будучи лицом весьма приближенным к папе, он стал горячо доказывать папе, что хорошо бы поставить в церкви флорентийцев эти гробницы и здесь устроить капеллу, которую его святейшество предполагал делать на Монторио; он добавлял, что это обстоятельство побудит флорентийцев дать средства, необходимые для окончания церкви; если его святейшество возьмет на себя главную капеллу, то купцы флорентийские сделали бы шесть капелл, и потом сообща справятся и со всем остальным. Тогда папа переменил свое решение и, хотя модель была готова и расходы сделаны, отправился на Монторио и послал за Микеланджело; Вазари писал ему каждый день и получил по поводу всех этих дел от него ответ. Об изменившемся решении папы Микеланджело собственноручно написал Вазари 1 августа 1550 года в таких выражениях ⁶⁷:

«Любезный мой мессер Джорджо! О новых работах в Сан Пьетро-ин-Монторио я вам не писал, так как папа о них и слышать не захотел, и мне известно, что об этом вы осведомлены вашим человеком, находящимся здесь. А должен сказать я вам следующее: вчера утром пошел папа на Монторио ипослал за мной. Я встретил его возвращающимся на мосту, имел с ним долгий разговор об установке гробниц там, и в заключение сказал он мне, что хочет ставить названные гробницы не на этом холме, а в церкви флорентийцев. Он просил меня высказать свое мнение и приготовить рисунки; я вполне с ним согласился, полагая, что таким образом церковь будет доведена до конца. Ваши три письма я получил, но перо отказывается отвечать на такие похвалы. Если бы я желал быть хоть в какой- нибудь части таким, как вы меня изображаете, то желал бы только того ради, чтобы слугою своим вы имели человека достойного. Однако не дивлюсь я тому, что вы, воскреситель людей умерших, удлиняете жизнь живым и что на нескончаемые времена смерти обрекаете дурно проживших. Без дальних слов остаюсь весьма квашим услугам Микеланджело Буонарроти в Риме».