17 м/с
Шрифт:
В общем, в этот вечер для счастья наличествовало абсолютно все. У всех. Включая короля Артура, который к этому моменту заснул, как младенец, на волшебном острове. Под бурные аплодисменты любителей аутентичной музыки.
Персик обещал на мне жениться. Правда, это было очень давно. Когда мы были совсем молодыми. И Персик был похож на эльфа. И даже не был Персиком. А просто был голубым. А я уже тогда была страшненькой, и бабушка в молочном магазине (куда я пристроила своего кота Злого Дебила из-за бескормицы в доме), так вот: бабушка из молочного магазина на углу Малой Бронной (когда я приходила проведать кота Злого Дебила) мелко крестилась и говорила в сторону прилавков с маргарином: «Гос-спади-какая-страшненькая». Возможно, по этой причине, а возможно, по какой-то другой, но жениться на мне
Один мужчина сказал, что я — змея и укусила его за сердце. Другой мужчина сказал, что хотел бы смотреть в мои глаза вечно, потому что они цвета пивной бутылки. Еще один мужчина сказал, что никогда бы не обратил на меня внимания, если бы я не заговорила. Еще один нарисовал мой портрет пальцем на запотевшем стекле, и я тут же сказала, что страшно тороплюсь. Хоть и не тешила себя особыми иллюзиями по поводу собственной внешности.
Еще один человек был до того куртуазен, что даже чашку с кофе брал тыльными сторонами ладоней. Я предпочла уйти по-хорошему, чем дожидаться голодной смерти. Ну не могла же я ему признаться, что ем жареную картошку?!
А одного человека я хотела любить, как собака. Я хотела ни о чем не думать, а просто радоваться и махать хвостом, когда он появлялся. Но он хотел, чтобы я любила его как Карлсон. Он хотел, чтобы я ревниво говорила: «Ну я же лучше собаки».
Вообще-то я неревнива. Даже с неприхотливым набором глаз пивного цвета и минималистской наружностью, которую можно изобразить одним росчерком на оконном стекле, я убеждена, что лучше всех собак. Наверное, это оптимизм. Или инстинкт самосохранения.
Это был талантливый человек, потому что он добился своего в поразительно короткие сроки. То есть — нет, сделать из меня Карлсона ему так и не удалось. Но вот у меня была одна знакомая собачка, с виду неказистая, а называлась ягдтерьер. Охотничья, несмотря на плюгавость. Злющая такая — начиная лаять, до того распалялась, что в обмороки падала. Я тоже в обмороки падала от злости при виде всяких симпатичных болонок. Талантливый человек еле спасся. Тоже, видно, силен инстинкт самосохранения.
Это было давно.
А сегодня я узнала, что есть места, где никакая плюгавость не страшна. Пути женщины с пивными глазами прихотливы. Потому что такой женщине нельзя рассчитывать на бонусы за ясный голубой взор и пшеничные локоны, а надо искать корм самостоятельно. И вот поиски корма завели меня в страшные места. По работе. Мне предстояло снять фильм про работников эротического танца. Этот танец называется стриптиз, и его пляшут мужчины, которым, наверное, тоже не приходится рассчитывать на бонусы, а выбивать эти бонусы, внезапно скидывая штаны. Штаны они скидывают в специально отведенных местах.
Там бархатные диваны, приват-кабинеты и женщины, которые суют купюры за стринги работникам танца.
Я ходила, не знала, куда мне глаза деть, спрашивала про дополнительный свет и рисовала на салфетке экспликацию. Работники танцевального жанра сказали, что они хотят показать мне товар лицом. Я в ужасе отшатнулась: «Что вы, что вы, вот придет режиссер, ему и покажете» (режиссер у нас здоровущий мужик, в случае чего отобьется). Но работники сказали, что я их неправильно поняла, что этот товар они показывают за деньги, а мне они хотят дать дополнительную информацию, чтобы фильм удался.
Из дополнительной информации было «крейзи-меню».
В него входило мытье со стриптизером в душе («а как же грибок?» — испугалась я); танец с барменом («а кто же тогда за стойкой?» — «менеджер»); танец с менеджером («а кто же тогда за стойкой?!»). Но самое главное, что туда входило, — это «каприз эгоистки». То есть при любой степени плюгавости, но при определенной толщине денежной котлеты любая посетительница этого бархатного дансинга могла попросить безропотного танцора о чем угодно. На протяжении восьми (!) часов.
«Это рабство?» — спросила я.
«Это работа».
Я сказала, что завтра пришлю сценарий и приеду писать предварительные интервью. Пусть готовятся, учат слова.
Они сказали, что прямо не знают, чем меня отблагодарить. «Не стоит благодарности», — сказала я. А сама думала, как бы мне поделовитей выйти из этого местечка, чтоб никто не подумал, что я не по работе.
Но они все равно сказали, что мне в этом клубе все бесплатно.
Видно, я хорошо замаскировалась, потому что, когда пробиралась к выходу, была окликнута. Какая-то клиентка попросила ром-колу. Видно, все менеджеры уже ушли на фронт в приват-комнаты.
Женщина была бальзаковского возраста и одета как-то слишком по-леопардовому. У нее денег на крейзи-меню явно не хватало, максимум на ром-колу.
И тогда я развернулась и пошла обратно. Мимо стойки, к администратору — сказать, что передумала и, пожалуй, воспользуюсь их щедростью.
Я заказала «каприз эгоистки».
«Едем к тебе, крошка?» — привычно спросил работник эротического танца. Он был только что со сцены, весь масляный, к нему прилипла футболка.
Я его спросила, закончил ли он школу, он сказал, что — да. В Липецке.
Еще он сказал: «Любой твой каприз, богиня».
Мы управились за три часа. Сначала мы перетаскали с балкона в машину летнюю резину, потом повесили на место багет с занавесками, потом он прикрутил полочку — я давно купила полочку, но у меня не было стремянки. Еще он поменял прокладки в душе, чтобы душ не тек. Молодой человек оказался ужасно сообразительным, вырезал эти прокладки из резинового сапожка моего ребенка. И зовут его, оказывается, не Титан, а Леша.
Он все время говорил. Наверное, его речевой аппарат не хотел отмереть даже в невыносимых условиях абсолютной нереализованности. За три часа я узнала об отношениях полов такое, что все самые ужасные чудовища моей жизни, самые коварные вероломцы представились мне ягнятами.