1937-й Сталина
Шрифт:
Но Союз это не только природа. Каждый крупный город получит свой драгоценный камень. Особые камушки получат месторождения, фабрики и заводы. Они-то – подлинные драгоценности нашей страны.
Города отметят яркими рубинами, дымчатыми топазами обозначат нефтепромыслы. Для бумагоделательных комбинатов припасены хризолиты. А вот эта бирюзовая линия из аквамаринов выложит Северный морской путь.
Поразительная карта в две тонны весом! Мастера работают в тончайшей технике флорентийской мозаики. На готовой карте Вы не найдёте ни одного стыка. Если провести рукой покажется, что под пальцами гладкая, слитная поверхность, постепенно меняющая цвет. А ведь там тысячи идеально подогнанных драгоценных пластинок.
Мастерство неудивительно. Именно эта фабрика совсем недавно создала невиданные в мире рубиновые изделия. Да-да, Вы правильно поняли, речь про рубиновые звёзды Кремлёвских башен.
Кстати, мало кто помнит, что создавали карту вовсе не для Парижа. Мастера хотели представить драгоценную карту родной страны на Всесоюзной выставке «Индустрия социализма». Да и дата в размер – двадцать лет Великой Октябрьской.
Заслушавшись объяснения инженера, сам не заметил как мы оказались в цеху. На больших столах разложены части мозаики. Больше двухсот мастеров трудятся над созданием уникальной карты. Чуть вдалеке льётся вода, жужжат полировальные круги. Из неказистых на первый взгляд мутных камушков огранщики создают искрящиеся драгоценности.
Какая же она огромная! Нет, моя скромная лупа здесь точно не понадобится. Целая стена в сборе! С какой тщательностью работают резчики, огранщики, ювелиры. Ошибиться нельзя.
Это не просто дань родной стране, это гордость умениями и технологией наших мастеров. Никому в мире ещё не удавалось создать настолько большое флорентийское панно. Даже мастера Возрождения на такое не замахивались.
Особый подбор цветов (одной яшмы за двести оттенков) превращает мозаику в настоящую картину. Отступи на шаг и кажется, что перед тобой гигантское полотно, нарисованное красками, а не ювелирное изделие.
Слегка касаюсь готовых участков – лазурит, изображающий океан, отзывается приятным холодком. Вот редкий камень альмандин, им отмечены электростанции. Немало альмандинов понадобилось, чтобы обозначить их все, а ведь всего два десятилетия назад хватило бы и парочки.
Вот аметистовые фабрики. Простите, фабрики-то обувные и текстильные. Только для Советских мастеров это подлинные аметисты. А вот изумрудные комбинаты, которые заготавливают и обрабатывают древесину.
Вот большая рубиновая звезда. В ней семнадцатью бриллиантами выложен серп и молот. А рядом тоже из рубинов надпись «Москва».
Вот самое дорогое название на карте из полупрозрачных голубоватых камней. Это александриты, минерал гораздо более редкий, чем алмазы. Ими обозначен город Революции – Ленинград.
А вот город Сталино с рубином в золотой звёздочке. Забавно, сегодня в музее после реставрации Вы на этом месте найдёте совсем другие латунные буковки – «Донецк». Вот так реставрация!
В Париж, кстати, эта карта попадёт и совсем скоро. Карту разберут на 72 секции, чтобы поездом отправить на Всемирную выставку к Эйфелевой башне. Две тонны драгоценных панелей – вот где разгадка. Диплом 1937 года за первое место, кстати, сохранился прекрасно.
Французы и миллионы туристов со всего мира были совершенно поражены драгоценной «картой Сталина» в Советском павильоне под гигантскими и совершенно летящими «Рабочим и колхозницей».
Французское правительство даже предлагало выкупить эту карту для Лувра, но наши мастера отказались. Карта – достояние Советского народа. От александритового Ленинграда до изумрудного Сталинабада.
Что ж, наше путешествие заканчивалось. По карте с Северного полюса быстро поползли струи тумана. Стало слышно потрескивание остывающих ламп прибора. Еще пара мгновений и мы снова в квартире инженера.
В руках у меня раскрытый старый журнал. Как наяву слышу голос одного из ювелиров, создателя карты Семёнова:
«Это было лучшее из того, что я когда-либо создавал из камней Урала. Словно книгу прочитал о своей стране. Увидел необозримую, могучую Родину, и думал я, работая над этой картой, что всё это мое. Моя страна, мои богатства, мои заводы, мои леса, города, села. Я – хозяин этой страны!»
Пираты Сталина в 1937 году
Совершенно великолепное путешествие, которое ничто не предвещало. В очередной визит к инженеру Книгину нас постигло некоторое замешательство. На выбор можно было отправиться на крупную фабрику тридцать седьмого года, в Ленинграде в честь столетия дуэли Пушкина давали «Онегина», а на пути вышел могучий фантастический паровоз будущего «Иосиф Сталин».
Инженер задумчиво перебирал старые журналы, не в силах выбрать конечный пункт нашего путешествия. Нагретые лампы прибора гудели зря, время от времени притухая, а потом снова возобновляя приятный мерный звук летящего шмеля жарким летним полднем.
Книгин раз за разом, путаясь в лабораторном халате, перебирал, перекладывал рассыпающиеся подшивки и никак не мог решиться. Закончилось вполне закономерно, очередная подшивка просыпалась бумажным дождём прямо на разогретые схемы прибора, что-то заискрило и нас стремительно заволокло туманом. Что же он наделал? Где мы окажемся?
Почему так долго не рассеиваются белые клубы? Мы застряли в безвременье навечно? Но нет, это уже не туман, кажется, белый дым, кисло пахнет сгоревшим порохом. Где же мы?
Какой-то военный лагерь, палатки, люди в камзолах и треуголках – неужели вместо привычного 1937 года мы загремели во времена Наполеона? Сможем ли вернуться? И где же мой товарищ инженер?
Надо выбираться, двинулся к палаткам и… вот чорт! Чуть не сшибло пронесшимся на бешеном коне всадником, еще бы пару метров… Как лихо, великолепно всадник развернул коня прямо перед командирской палаткой. Поднял свечкой на дыбы и сразу унял, заставил стать как вкопанного. Потрясающее мастерство!
Впрочем, через пару мгновений лихой кавалерист уже стоял на вытяжку перед командиром и получал крайне странный разнос:
«Ах, у Вас нет пороха? С порохом может драться каждый! А сабли, а ножи? А зубы, которыми можно перегрызть врагу глотку? Или у Вас уже не осталось зубов, капитан?»
Где-то я это уже слышал, что-то смутно знакомое. Да где же запропастился мой проводник? А вот же он, Книгин присел за углом палатки и казалось, как ребёнок наслаждается разворачивающейся картиной. Поспешу к нему.