45° в тени
Шрифт:
Он не уходил. Он напоминал тех, кто, пройдя медицинский осмотр, ожидает товарищей, до которых ещё не дошла очередь. Он был спокоен. У него ничего не нашли.
— И большая сумма была в вашем бумажнике?
Лашо не хотелось отвечать. После слов лесоруба воцарилось неловкое молчание, потому что теперь круг подозрений замкнулся и в голову могло прийти только одно имя: Гюре.
Все украдкой поглядывали на мадам Дассонвиль. Сам Лашо смотрел на неё нагло, с известным удовлетворением. После того как он утром отшвырнул
— Ну, это уж слишком! Вы забываете, что это дама.
— Шлюха! — возразил тот.
— Вы не имеете права так говорить.
Оба замолчали, но Лашо не забыл сделанного ему замечания и теперь с нетерпением ожидал появления Невиля.
Капитан больше ни с кем не говорил, а Донадьё стоял рядом с ним, опершись о стрингер [7] , и тоже не произнёс ни слова.
В этот момент на всём корабле, который скользил в ночи с лёгким шумом воды и глухим гудением машин в глубине, казалось, притихла всякая жизнь.
7
Стрингер — одна из продольных балок корпуса судна, идущая по всей его длине.
Но вдруг раздались быстрые шаги. Они раздались гораздо раньше, чем показался тощий силуэт Гюре, одетого только в полосатую пижаму, расстёгнутую на груди.
Он не шёл, он бежал. Донадьё чуть было не поймал его по дороге, а потом жалел, что не сделал этого.
Гюре не нужно было искать Лашо глазами. Он инстинктивно направился прямо к нему. Он тяжело дышал, волосы его растрепались, глаза горели.
— Это вы обвиняете меня в краже? А? Это вы потребовали, чтобы обыскали мою каюту?
Лашо, который сидел и, следовательно, находился в невыгодном положении, сделал движение, чтобы подняться.
— Это вы, старый подлец, эксплуататор и убийца, смеете подозревать других?
Донадьё шагнул по направлению к Гюре. Один из офицеров поднялся. Уже слышны были шаги Барбарена и «капитана колониальных войск, которые присутствовали при обыске, но Невиль всё ещё не появлялся.
— Вы же прекрасно знаете, что вор не тот, о ком думают! Если среди нас и есть кто-то, всю жизнь занимавшийся воровством, то это…
Он потерял всякое самообладание. Он весь дрожал. Движения его были прерывисты, и, не находя других слов, он закричал, скорее даже завыл:
— Подлец!!! Подлец!!! Подлец!..
При этом он хватал Лашо то за голову, то за горло, как только мог, за что попало, а тот, откинувшись на спинку, чтобы уклониться от ударов, опрокинул стул и покатился на палубу.
Гюре чуть было не повалился за ним, чтобы снова нанести ему удары, но Донадьё схватил его за плечи:
— Спокойно! Спокойно!
Слышно было тяжёлое дыхание молодого человека, а грузный Лашо в светлом костюме всё ещё лежал на палубе и не вставал на ноги, ожидая, пока не уведут Гюре.
— Господа… — заговорил капитан.
Но он не нашёл других слов, тем более что на палубе стали появляться пассажиры, разбуженные обыском.
— Господа… Прошу вас…
Тощая грудь Гюре поднималась и опускалась в быстром темпе, а Барбарен в ответ на вопросительный взгляд Донадьё отрицательно покачал головой.
В каюте Гюре ничего не нашли.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
На следующее утро Донадьё узнал от помощника капитана некоторые подробности. Утром, когда пассажиры проснулись, их ожидал сюрприз: шёл сильный дождь. От этого давно невиданного свежего дождя пассажиры воодушевились, словно дети при виде первого снега, в котором они могут поваляться. Всё выглядело по-новому: мокрая палуба, пелена прозрачных капель, падающих с командного мостика; дождь беспрерывно барабанил по железной обшивке, вода лилась по желобам.
Даже китайцы на носу корабля улыбались, хотя у них не было крыши над головой. Некоторые пользовались вместо зонтика старыми мешками, даже кастрюлями.
Впервые люди надели одежду из тёмной шерсти, и было странно видеть синие или чёрные силуэты.
По серому морю бежали белые барашки. Судно немного качало, а вокруг него от плеска волн набегало много пены.
Донадьё только что закончил прогулку по палубе. На террасе бара он увидел Лашо, Гренье и Барбарена, которые молча курили. В носовой части палубы мадам Бассо разговаривала с одним из лейтенантов. Мадам Дассонвиль, должно быть, ещё не выходила из своей каюты, и Гюре тоже не было видно.
Доктор встретил Невиля в тот момент, когда помощник спускался с капитанского мостика. Донадьё не пришлось задавать вопросов.
— Грязная история, — проворчал Невиль. — Они уже побывали у капитана — и тот, и другой.
— Гюре и Лашо?
— Лашо пожелтел от ярости. Гюре хорохорится, как задиристый петух. А в конце концов попадёт мне, за то что я поселил Гюре в первом классе.
Донадьё и помощник капитана прошлись по палубе, провожаемые взглядами нескольких пассажиров. Невиль рассказывал о ночных обысках.
— У лесоруба всё обошлось без шума. Он только что лёг и потушил свет. Он удивился, но спокойно отнёсся к формальностям. У Гюре же, напротив…
Обязанность помощника капитана оказалась в высшей степени неприятной. Когда они постучали в дверь каюты номер семь, ему показалось, что в ней словно кто-то рыдал, но Невиль не обратил на это внимания. Ему пришлось несколько раз постучать, пока дверь приоткрылась. Гюре встретил его злобным взглядом, нахмурив брови.
— Простите за беспокойство, но на борту сейчас произошла кража, и мой долг…