666. Рождение зверя
Шрифт:
– Вот-вот, классика. Да, и еще кое-что. Застрелился наш парламентарий двумя выстрелами в голову. Представляешь?
«Про эту любопытную деталь подполковник с майором благовидно умолчали», – отметил Кирилл и присвистнул:
– Дежа вю! Прямо как министр внутренних дел Украины Кравченко. Второй контрольный.
– Да уж, классика жанра. Я поэтому и звоню тебе. Ты же его вроде как последний видел. Если чего-то не договариваешь – лучше скажи мне. Пока не поздно.
– Что тебе сказать? Ничего особенного мы не обсуждали. Just business, nothing personal [21] .
21
Просто
– Так в нашем с тобой кругу, Кира, бытовухи не бывает. Только по бизнесу.
– Это слишком мелкий бизнес, чтобы кто-то из-за него инсценировал самоубийство такой вип-персоны, как Филя.
– Ну, тогда будь здоров. Береги себя.
Арсентьев отключил связь. Кириллу стало не по себе, особенно от арсентьевского «пока не поздно». Он попытался представить, что происходило в голове у депутата за миг до рокового выстрела. Точнее, как теперь выясняется, выстрелов. «Между двумя и четырьмя», – так, кажется, сказал Михайлов. В ночь на Ивана Купала. «И ты, Брут!» – Потемкин порадовался неожиданному каламбуру, соединившему гоголевского Хому и убийцу Цезаря. В его давно окаменевшей душе затеплилось что-то человеческое к Филе. Кирилл прокручивал в памяти последние два разговора с приятелем – вчерашний и позавчерашний. Единственное, что он находил в них необычным и настораживающим, так это маниакальный интерес к «Эдему» и желание во что бы то ни стало туда попасть. Фильштейн был довольно состоятельным человеком, но миллион долларов для такого патологического жмота – сумма весьма приличная. Легко расстаться с нею он мог только ради чего-то такого, что и впрямь является для него вопросом жизни и смерти. Потемкин также вспомнил предупреждение от отеля о необходимости сохранять все в тайне. Впрочем, эти странные элементы паззла никак не складывались. «В конце концов, может, это такой статусный клуб, членство в котором дает большие жизненные преимущества, о которых мечтал Франкенштейн, – решил он. – Ну, раз так, то, чтобы это выяснить, осталось день простоять да ночь продержаться».
Между тем за окном показалась устремленная ввысь стрела монумента покорителям космоса – машина выехала на Звездный бульвар, где на первом этаже одного из жилых домов располагалась нотариальная контора. Наум Семенович Вайнштейн – курносый голубоглазый мужичок с седеющей кучерявой бородой, внешностью чем-то напоминавший веселого бога Фавна с картины Врубеля, – встретил Потемкина в своем кабинете.
– Ну-с, – сказал он, пожимая руку, – что там у нас?
Кирилл вытащил листок бумаги и протянул Вайнштейну. Его изучение не отняло у Наума Семеновича много времени.
– Это не годится, Кирилл Ханович.
– Почему же? – удивился Потемкин.
– Надо описать все имущество, предоставить правоустанавливающие документы… Если хотите, я этим займусь, но процесс займет довольно много времени.
– Но как же это может быть? – удивился Кирилл. – Имущество, Наум Семенович, – это переменная величина. Сегодня оно одно, завтра другое.
– Надо зафиксировать текущее состояние, а потом вносить коррективы.
– А что, разве нельзя так, как я написал? Завещаю все, что имею. А потом, в случае смерти, пусть наследники выясняют, что им досталось.
– Теоретически вы можете написать все, что угодно. Например, «никому ничего не дам». Мое дело – заверить, что это именно вы написали, и хранить документ. Но я с такими случаями не сталкивался.
– Все когда-то бывает в первый раз, Наум Семенович. У меня сейчас просто нет времени на инвентаризацию.
– Хорошо, воля ваша. – Нотариус нажал на спикерфон: – Танечка, зайди, пожалуйста.
В кабинет зашла Танечка – белокурая ассистентка Вайнштейна, которая минимумом одежды, макияжем и блудливым выражением лица больше напоминала порнозвезду.
– Возьми вот это, – Наум Семенович показал на завещание Потемкина, – сними копию и оформи все, как полагается.
Танечка взяла бумагу и вышла.
– А много добра-то? – спросил Вайнштейн.
– Смотря с кем сравнивать, Наум Семенович. Для какого-нибудь олигарха я, наверное, нищий. А для упомянутых в завещании – почти что олигарх.
– Понятно, – почесал бороду нотариус. – Но я все же не понимаю. Такой легковесный, извините за откровенность, человек, как вы, и вдруг… Подобные мысли не приходят с бухты-барахты. Видимо, вас чтоо тревожит. Опасное путешествие?
– Да нет, отдых как отдых, вполне пляжный. А что до опасности… Мы с вами каждый день по улицам ходим и не знаем, доберемся ли до дома целыми и невредимыми. Мне кажется, каждый, кто живет в Москве и у кого нет очевидных наследников, должен иметь завещание.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Вайнштейн. – Может, чай-кофе?..
– Потанцуем, – пошутил Потемкин. – Нет, спасибо, у меня еще несколько встреч в городе.
Вошла Танечка и положила перед нотариусом два проштампованных листа. Наум Семенович поставил свою аккуратную подпись и отдал копию Кириллу.
– Ну вот и все, – сказал он, пожимая руку на прощание. – Берегите себя.
«Опять!» – отметил Потемкин, выходя на улицу. На часах в прихожей у Вайнштейна было без четверти шесть: «Тютелька в тютельку». Когда они разворачивались у телецентра, Кирилл обратил внимание на огромный черно-белый брандмауэр, перекрывавший весь фасад главного здания. На нем Константин Эрнст и Владимир Кулистиков смотрели из траурной рамки куда-то в тревожную даль. Потемкину сразу вспомнился нашумевший комментарий известного интернетпублициста и автора баек о «Владимире Владимировиче» Максима Кононенко в связи с торжественно отмечавшейся годовщиной смерти знаменитого первого директора ОРТ Владислава Листьева:
Константин Львович Эрнст сегодня повесил на здании телецентра огромный портрет Владислава Листьева. А вот 15 лет назад, я помню, они повесили его портрет вместо эфира. Даже не вместо рекламы, а вместо всего эфира вообще. Таким образом, за 15 лет стоимость Владислава Листьева снизилась со стоимости всего эфира Первого канала за целые сутки до стоимости одного большого плаката. Интересно, насколько за это же время выросла стоимость самого Константина Львовича Эрнста?
Гаврилов притормозил у дорожки, ведущей к «Твин Пигз», и Кирилл проследовал в деревянное шале. Ирека еще не было. Потемкин сел за столик поближе ко входу и позвал точеную рыжую официантку с бэджем «Гелла».
– Скажите, девушка, у вас тут все из огнеупорных материалов сделано? – спросил он, игриво подмигнув.
– Да вот еще! Один сплошной пенополистирол, – оценила вопрос Гелла, привыкшая к подколкам телевизионной братии. – И проводка, знаете, неисправная. Не считая пиротехники…
– Тогда мне, пожалуйста, свиную рульку с тушеной капустой и ноль пять пива Krusovice. Пиво можно прямо сейчас, только к нему орешков каких-нибудь солененьких принесите.
Особого наплыва посетителей, несмотря на вечер пятницы, в ресторане не наблюдалось. За несколько столиков Кирилл заметил одного из тяжеловесов НТВ, автора и ведущего целого букета программ Антона Хрекова, который что-то увлеченно обсуждал с сухощавым литератором и журналистом Антоном Красовским и еще одним джентльменом, сидевшим к Потемкину спиной. За другим столиком Света Севастьянова из новостной службы «Первого» теребила разноцветный коктейль. «Это некстати, – подумал было Кирилл, но увидел, что она засобиралась на выход. – Ах, да. У нее сегодня много работы». Он сразу представил себе траурный уголок на входе в телецентр с перевязанными черными лентами фотографиями топ-менеджеров центральных каналов, репортеров и операторов.