Шрифт:
Мастер
«Главное – правильно расставить приоритеты. Не отвергнуть камень, который должен находиться во главе угла дома, который ты строишь. Об этом нужно думать каждый день, чтобы вдруг не соскочить в эту самую услугу… не сделать этот камень – фундамент, ценность – антуражным украшением своего дворика. Как только ты идею приноровил к условиям теплой и благополучной жизни, знай: ты – обслуживающий персонал. Ты предоставляешь услугу. Услугу, за которую платят тебе деньги. Волейбол – это же не просто игра. Это то, с помощью чего ты утверждаешь главные жизненные смыслы, ценности. Это они там думают, что мы развлекаем и учим развлекать других. И называют теперь все это услугой. Вы, говорит она мне, предоставляете образовательную услугу. Услугу! Понимаешь, я предоставляю услугу. Вот сволочь, загубит все теперь».
Все это он сказал, смотря куда-то в сторону Обводного канала, обращаясь
Передо мной сидел наш Арамис. Мы его так ласково называли за глаза. Он был похож на мушкетера из известного фильма. Носил каре чуть выше плеч, короткую выстриженную бороду. В общем, Арамис. Когда он шел по коридору в своем красном спортивном костюме, волосы его в такт шагам развевались, ему не хватало только плаща для полного образа. Ходил он всегда быстро, бесшумно в своих волейбольных тапках. Человека встречают по одежке, а провожают по уму. Мне хватило одного занятия под руководством Арамиса, чтобы больше никогда, даже в самом уважительном тоне, так его не называть. Но кличка среди студентов прижилась из-за точности образа. Моим преподавателем был игрок сборной СССР по волейболу – мастер: зав. кафедрой спортивных игр физкультурного техникума. Достаточно было узнать только факт, что этот человек играл за сборную, принадлежит к самой высшей когорте волейбола, чтобы навсегда забыть о мушкетерском образе и называть своего куратора и преподавателя по имени и отчеству, иногда за глаза по фамилии.
На самом деле вид его был классический, как у настоящего волейболиста (про совсем настоящих волейболистов речь пойдет ниже): рост чуть за два метра, руки как плети: кисти волейболистов имеют особый профессиональный деформированный вид. Вообще у высоких людей часто больные суставы. Но у волейболистов пальцы заметно перетруженные, часто переломанные, похожие на сухие коряги с суставными утолщениями. Безымянный палец на левой руке был особо кривым, видимо, плохо сросшийся перелом. Ходил всегда в серо-красном костюме и в «волейболках» советского типа. Такие кеды, почти «чешки». «Чешки» – это обувь – о Боже, кто знает, тот поймет. Хотя, когда я встретил своего куратора, уже вовсю играли в профессиональных удобных «Ассексах», но Балашов ходил в своих скороходах. По сей день с особым пиететом смотрю на эти аскетические кеды – символ беспощадности к сопернику и к собственной спине, которая разваливалась от прыжков на такой обуви: почти как босиком, без амортизации. Но в таких кедах завоевано столько побед, столько волейбольной славы в них добыто, что невольно относишься к ним с особым уважением. Это была обувь советского волейбола. Моя мечта с детства.
В другом виде я его и не помню. На экзамене наверняка был одет по-парадному, но я, хоть убей, не помню, в чем. Тогда я запомнил только разговор и его глаза – серьезные и немного растерянные. Он помимо того, что был профессиональным волейболистом и тренером, считался еще и теоретиком, классным методистом. Идеологом воспитания в спорте. Он был фанат своего дела, преданный сын своей Родины, видевший себя и свою профессию делом масштаба цивилизации. Заведующий кафедрой спортивных игр в спортивном техникуме – учил нас всех, и волейболистов, и хоккеистов, и футболистов – понимать детей, быть учителями, такими, как он сам. Воспитывать «дурачков» вроде меня. Знать свой предмет. Вести грамотно уроки. Ведь колледж наш, в принципе, готовил физруков, тех, кто понесет идеи спорта и физической культуры в массы. В институте Лесгафта, да – это тренеры. В моем понимании что-то звездное, гламурное, для работы в огромных спортивных комплексах, зимой теплых, а летом светлых и чистых. До сих пор, если вдруг встречаю где-нибудь во Пскове, у себя на родине, например, тренера, который закончил академию Лесгафта, пусть если заочно, – жди разговора со звездой.
А нас готовили для работы в массах – в обычных общеобразовательных школах. Конечно, для многих физкультурный техникум на Обводном канале был только перевалочным пунктом к поступлению в академию для дальнейшей спортивной тренерской карьеры, но как бы там ни было, здесь, в техникуме, готовили и создавали из нас физруков. И хочу заметить, классных физруков.
Класс, традицию, школу создавали легендарные преподаватели, настоящие профессионалы и настоящие люди, наставники – Учителя с большей буквы. Они были носителями культуры советского спорта, идеологами спортивного воспитания, мастерами своего дела. Они вели себя с нами как пророки; они и были пророки, понимающие в жизни что-то такое, что скрыто от сердец простых обывателей, – опыт быть учителем, наставником, который не осуществляет услугу, а живет детьми, школой, спортом; живет ценностями своей национальной культуры, строит средствами спорта судьбы детей, граждан своей страны, сильных и добрых людей. Это была марка «сделано в СССР». И я застал эту марку. Я успел. Если бы я родился хотя бы на год позже, то, может быть, никогда бы не встретил ни нашего мастера, ни другого человека, который изменит мою жизнь, определит мою судьбу, – о котором я расскажу ниже и о котором, по существу, все это повествование. Так вот, если бы я не встретил этих людей, если бы они ушли чуть раньше, то, возможно, я никогда не стал бы тем, кем являюсь сейчас – учителем физической культуры. Самым простым и обычным физруком, это если посмотреть не задумываясь, а если задуматься – человеком, имеющим доступ и ключи к самым богатым сокровищницам этого мира, где хранятся все смыслы человечества, – к детям и их сердцам.
Да, я физрук. Даже являясь сейчас тренером в спортивном клубе, я все равно внутри ощущаю себя физруком. И чем дольше я им являюсь в своей жизни, тем больше убеждаюсь в том, что физруки – это вообще боги. Многое изменилось сейчас. Мы потеряли свой статус. Свели себя до уровня телесной сферы, до уровня создателей хорошего самочувствия и здорового образа жизни. Нет, этого мало. Мы – больше.
Это так кажется, что мы тут работаем с рефлексами, нет – мы создаем целые миры, души детей запускаем к звездам.
Вот он, ребенок, приходит весь какой-то испуганный, неуверенный, но с надеждой на то, что у него все получиться, что он все сможет. И вот он берет в руки мяч, кругленькую такую безделицу, неуклюже с ним обращается, не знает порой, с какой стороны к нему подойти. Ты встаешь рядом с ребенком, даешь ему этот мяч в руки и, обволакивая своим теплом и своей верой в его душу, в его возможности, говоришь ему: «У тебя все получится, поверь мне. Я тебе в этом помогу». И показываешь, как нужно делать, чтобы получился удар. И вот первый неуспех, вторая неудачная попытка. Третья. Но ты смотришь на него и ждешь результата с полной уверенностью в его силах и в его победе. Как будто по-другому и быть не может. И вот чудо! Удар – и мяч перелетает сетку. Победа. Необъяснимая радость. Восторг. Ну, казалось бы, перебил мяч через сетку на другую половину поля, что тут великого. А в этот момент маленького и незначительного действия рождается целая вселенная. Рождается желание жить и побеждать. Помогая совершать эти крошечные победы юному существу, мы вместе с ним создаем новые формы жизни, мы создаем историю человечества, продлеваем жизнь на земле. Ведь уйдя с тренировки или с урока физической культуры победителем в малом, он уходит в мир творцом великого, самого великого в мире – собственной жизни. Мы, учителя физической культуры и тренеры, задаем этот темп – жить во что бы то не стало, верить в победу и добиваться результата. Мы боги, не меньше.
Может быть, это уже профессиональная деформация – так думать и рассуждать, но это так. Дело всей жизни – внести свою малую лепту в сохранение традиции советского, российского воспитания. Сохранить идею нашей великой школы, саму школу и ее лучшие образовательные традиции.
Я обычный, самый посредственный человек в своем роде, но я причастен к этому делу, великому делу – созданию через спорт человеческой культуры, человеческой личности. А значит, я тоже частичка великого. И это меня вдохновляет. Наше дело – вслед за учителями и пророками до капли отдавать все свое существо идее человеческого блага и счастья. Не меньше, поверьте! В нашей культуре и в нашем менталитете только так, только по максимуму, только в масштабах вселенной, иначе нельзя, иначе вырождение. Дружба людей и народов; развитие силы человеческого духа, сердечной теплоты и доброго общения между людьми. Колледж, в котором трудился мастер, был кузницей таких учителей. Он создавал бренд «сделано в СССР».
Когда мастер ставил мне оценку, то произнес: «Зайди-ка ко мне после экзамена, по поводу поступления, я тебе дам кое-какие контакты». Я у него был любимчиком. И этим очень гордился.
– Хорошо, спасибо, – ответил я, зная уже твердо, что ни в какой Лесгафта я поступать не буду. Решение было принято. Но зайти был должен. Чтобы попрощаться со своим наставником и поблагодарить его за все, что он для меня сделал.
Когда вышел последний студент, выждав паузу, я зашел в аудиторию, из которой мой учитель никак не выходил. Он даже не посмотрел на меня. Его взгляд был направлен в окно. Я никогда его таким не видел. Это сейчас я знаю, что это был его последний экзамен в колледже, который он принимал у своих студентов. Он у меня своим видом вызвал тревогу, предчувствие.