9х18
Шрифт:
Так вот, этот Юра устроился на лето поработать до призыва в армию на местный льнозавод, доживающий в нашем селе свои последние годы. Устроился трактористом. У него были права на трактор, он этим очень гордился, так как ПТУ закончил, как он сказал, с красным дипломом. Его когда взяли на работу (конечно, по ходатайству родителей, батя же лесник – важная персона), то он сразу заявил директору завода, что ему на трактор нужны грузчики в лице его товарищей Петрухи и Уки. Ука – это кличка нашего самого просвещенного участника группы, очень начитанного, доброго и интеллигентного парня. Он был моим самым лучшим другом, может быть, его доброе сердце как-то влияло тогда по-доброму на меня и подогревало мою злобную душу, не давая мне озлобиться на мир и на людей окончательно. Этого доброго парня занесло в наше сумасбродное товарищество только в силу этого времени 90-х, когда все было наоборот и вверх ногами. Петруха – раздолбай. Школу бросил в седьмом классе. Никого и ничего не боялся. Но добрый. Особенно любил лошадей. Подрабатывал на скотном дворе – сено по зиме разносил коровам, летом работал пастухом.
И все же директор завода согласилась на это дело и, как выяснилось позже, не зря, так как ребята ничего плохого не совершили в период работы на заводе и доверие, великодушно им оказанное, оправдали. Кроме только той шалости, когда утопили трактор в озере. Но это для деревни в 90-е было вполне безобидное и нормальное явление. Так что их, по-моему, даже и не уволили с работы. Если коротко, то это было так.
Тракториста Юру и двух его грузчиков отправили на местную пилораму за досками для постройки заводского сарая. Те поехали с удовольствием, так как уже себя зарекомендовали вполне ответственными работниками, и им эта жизнь, видимо, понравилась: когда на тебя за твои поступки и дела смотрят не с осуждением, а с уважением. Но старые привычки дают о себе знать, даже когда ты уже с ними вроде и расстался и делать по-старому не хочешь, но… не так все просто в этой жизни. Погрузили доски в тракторную телегу, а на обратной дороге наших тружеников остановила какая-то бабушка и, не подозревая ни о чем, спросила Юру, высунувшегося из кабины, чтобы лучше слышать ее вопрос: «Почем доски, сынок, везешь»? До ее вопроса даже мысли не было, чтобы потом все вспоминали об этом. Но бабушкин вопрос перевернул все планы вверх дном. Внутренняя загульная сила поднялась, как волна, неожиданно внутри ребят и поглотила собой все их добрые намерения одним махом. Юра залез обратно в кабину.
– Че она хочет? – спросил Петруха.
– Доски, – ответил в таинственной задумчивости Юра.
Дальше было уже все как по накатанному. Доски аккуратно сгрузили бабушке во двор и на всю выручку купили вина. Еще Ука вспомнил, что у его бати на праздник было поставлено два сорокалитровых бидона браги. Сынок решил один «подрезать», аргументировав это так, что, мол, «мамка мне только спасибо скажет, что батю от запоя отвел». И, расчувствовавшись этой благородной мыслью, приказал Петрухе и Юре грузить в уже пустую телегу из бани, где Укин батя прятал свое сокровище, оба бидона. 20 бутылок портвейна, 80 литров браги, пила «Дружба» (Юра всегда брал пилу на рыбалку), рыболовные сети, охотничье ружье, мешок картошки – все это было погружено в тракторную телегу и двигалось вместе с горе-коммерсантами в сторону озера. Никому ничего не сказали. Их искали два дня, пока Юрин батя не успокоил всех, сказав, что пилы дома нет, значит, Юрка рыбачит. Все будет хорошо. Выпьют все взятое и приедут обратно.
Пять дней они жили на озере, пока Ука не выдержал и не пришел домой пешком, весь в слезах. Пришел и попросил отца Юры поехать и забрать тех двоих, пока они друг друга там не поубивали. Он, правда, про трактор, уже к тому времени утопленный, ничего не сказал. Не решился.
В общем, все вроде обошлось, и тех домой доставили, и трактор вытащили из озера. Неизвестно, конечно, в подробностях, как там все это происходило и сколько они в итоге поймали рыбы, но до слуха людей дошло, что выпито было все взятое с собой. Еще до постороннего слуха дошли некоторые подробности той рыбалки. Известно было, что трактор они утопили, когда играли в войнушку. Да, нужно помнить, что это были еще совсем юные существа с детскими умами в головах своих. Юра проезжал на тракторе по Петрухе, который бросался под просвет колес, как под танк, с гранатой-бутылкой, а потом, когда трактор проезжал, Петруха вставал на ноги и с криком «ура» бросал гранату в воображаемый танк. А драка, после которой Ука убежал за помощью в деревню, началась с того, что Петруха забрался высоко на дерево, по какой-то неведомой причине, но факт был в том, что Юрий – друг его – это дерево спилил под корень вместе с Петрухой. Петруха упал в болото. Этого хватило, чтобы начаться драке. Они, кстати, часто между собой дрались. Им нужен всегда был подогрев в виде общего врага, тогда они с удовольствием били ногами это третье лицо, а если такого не подворачивалось рядом, то всю спесь свою они направляли друг друга. Приходилось их постоянно разнимать. В этих драках было что-то очень сильное, тут выражались какая-то братская привязанность друг к другу, любовь. Но все и в этот раз обошлось. Все вернулись, все живы. Синяки зажили. Родители простили. Трактор достали, отремонтировали.
Осенью Юру и Уку забрали в армию. Петрухин через полгода сел в тюрьму. Сейчас я знаю, что и у Юры, и у Уки сложились судьбы благополучно. Оба сегодня законопослушные граждане своей страны, специалисты в своих профессиях, положительные семьянины. Надо отметить еще один интересный факт, что после армии оба успели поработать в милиции. Эта информация меня тогда очень развеселила. Не заладилось только у Петрухи. Он, я слышал, отсидел два срока и живет сейчас в нашей деревне. Встретил его однажды: он как-то сконфуженно со мной поговорил, как будто стеснялся своего слегка «запьянцовского» лица и беззубого рта. Но надо сказать, справедливости ради, что Петруха хоть и не смог выбраться в цивилизацию и остался в деревне, пропив и прокутежив всю свою жизнь, все-таки остался кем-то таким, особенно стержневым из нас, тем, каким я знал его в нашей юности. И если бы мне нужно было выбирать из троих друзей уже сейчас, по прошествии многих лет, себе напарника, чтобы с ним идти в разведку – ну, если бы так случилось, – я не задумываясь выбрал бы именно этого неудачника Петруху. И я бы на сто процентов не ошибся в своем выборе. Собственно, про это я и хотел сказать в отступлении о друзьях, что не всегда внешнее благополучие нашей жизни сохраняет в нас личностный человеческий стержень.
Но слава Богу, что я тогда покинул деревню и уехал в Питер, а он меня принял в свои суровые, но спасительные объятия – мой духовный отец и воспитатель Петербург. Город таинственных свершений; город вечного мрака, в котором зарождается огнь и свет нашей жизни. Наставник мой, как я благодарен тебе! Как я люблю тебя! Мой город. Самый любимый и самый лучший город на свете. Спасибо тебе, Петербург, за все. За то, что принял меня в свой игровой состав.
Смена жизненной парадигмы проходила сложным путем, этот процесс не закончился и по сей день. Но все началось со спорта. За спортивной жизнью вслед поменялось все.
Я нестерпимо захотел жить по-доброму. Светлеть начало в моей вдруг откуда-то взявшейся, поднявшейся из недр глубин потребности к спорту и совершенству в нем. Потом спорт привел меня к более широкой потребности. Потребности учиться! Школа в поселке для меня прошла мимо. Хотя я теперь подозреваю, что мое желание учиться и по сей день заложено с моей юности, тем, что в школе я совершенно не учился. Моя хулиганская натура, превратившая весь образовательный процесс в школе в фарс, сыграла для меня спасительную роль в этом деле.
Дорогие мамы и папы! Если вы хотите добиться того, чтобы ваше дитятко прожило свою жизнь на оценку «два», заставьте его в школе учиться на «пять». Именно заставьте. Результат будет диаметральный, но стопроцентный.
Добиться в жизни нет, не счастья, – об этом человек не думает, и я никогда не думал, и я не понимаю до сих пор окончательно этого слова – счастье. Результата! Счастье – это производное состояние. Результат твоей цели дает тебе ощутить кайф от жизни, от проделанной работы. И чем выше достигнутая тобою цель, чем труднее было ее достичь, а высокие цели всегда достигаются с трудом, тем полноценнее плод – радость от жизни. В этом ощущается чувство собственного достоинства, чувство того, что ты – человек. Во что бы то ни было добиться результата! Маленькие шаги – результаты – рождают большие пути. Но прежде мечта, прежде уметь заглянуть в будущее через свое сердце, через мечту, а потом только идти вперед, неукоснительно внимая своему сердцу. Но тут важно правильно расставить приоритеты и определить полярность направления, поставить + или –. Опять эти балашовские приоритеты.
Колледж
И вот я стою у железной двери спортивного зала, где проходят тренировки по волейболу, на пороге своей новой жизни – это было осенним темным вечером. Все светлое и лучшее зарождается темными вечерами, когда наступает осень в душе, когда заблудился в потемках жизни и душа ищет выход к свету, к смыслам. К себе. На закатах приходят рассветные мысли. Именно закат – вечер, уходящее солнце – освобождает место для нашей мечты. Закат ставит точку в пройденном пути и тут же рождает заглавную букву предстоящих дел, встреч радости и любви. У серой двери, ведущей в рай галовских грязненьких мячей, обшарпанных стен и разметки 18х9, стали собираться подростки, местные волейболисты. Я волновался и переживал. Волейболисты! Кто они? Питерский волейбол по отношению к нашему деревенскому – это «небо и земля». Хотя у нас волейбол был самым распространенным видом спорта и традиционно любим всеми от мала до велика, все равно это был провинциальный волейбол. В деревне все провинциальное. Хотя провинциальное не означает худшее, как выяснилось для меня потом. Провинциальное – это там, где больше жизни, быта, уюта. В противоположность профессиональному, вышколенному, городскому, совершенному, а значит, обесцвеченному и обезжиренному. Начисто вымытому. А там, где все слишком чисто, высоко и совершенно, часто холодно и неуютно. Даже страшно. Как в космосе, холодно и темно. Поэтому провинциальное – это пусть и несовершенное, но зато теплое и человеческое. Пусть и неказистое. Даже смешное. Провинция – это земля, а город – небо. На небе высоко и совершенно, а на земле уютно и тепло. Традиция и любовь к этой игре были основаны еще с советского времени, когда летом все мужское население собиралось у сельского клуба, где располагалась волейбольная площадка и до самой ночи устраивались баталии кожаным со шнуровкой сбоку, не очень круглым мячом. Играли все. В нашем селе волейбол всегда был в почете. Но какой это был волейбол? Замечательный: веселый, азартный, любимый всеми. Не профессиональный – народный волейбол.
Отец привел меня к этой народной игре, когда еще я и в школу не ходил. Он брал меня с собой на игры, на соревнования. Отец был заядлым волейболистом-любителем, два раза в неделю всю осень, зиму и весну они с друзьями играли в школьном спортивном зале. А позже, когда мой рост трансформировался до нужной высоты, я стал и сам участвовать в этих играх. Потом играл за район, и в юношеских, и в мужских составах. Был на высоте среди своих. Но с первых дней учебы в спортивном техникуме я сразу понял, что хоть и играл в волейбол с детства, но все же уровень питерских спортивных школ совершенно другой. Поэтому при встрече с одногруппниками по колледжу— ребятами преимущественно из волейбольного клуба «Экран» – осознал весь свой путь, по которому мне предстояло пройти, чтобы догнать ровесников, воспитанных в спортивных школах Питера.