А было так… Семидесятые: анфас и профиль
Шрифт:
В том числе и поэтому, автор абсолютно не претендует на «всеохватность». В первую очередь, это, конечно же – взгляд и память городского и даже столичного жителя из среды технической интеллигенции, правда, сталкивающегося в той – прежней жизни с разными средами, в том числе, дворовой, заводской, автобазной, армейской. Конечно, мой взгляд на эти среды был тоже предопределен городской, интеллигентской (в советском – широком смысле) позицией. Но ведь, именно такая позиция всегда и являлась единственно возможной для осмысления многообразия жизни, ее культурного фона, а значит и, вообще – сути происходящего. Не будем лукавить: не с какой – иной позиции, помимо интеллигентской, воссоздать эту суть более-менее объемно, достоверно и ярко, просто невозможно. И, вообще, как говорил Александр Зиновьев – автор «Зияющих высот»: мы же говорим о строении атома, а внутри его
А семидесятые, в этом смысле – совсем не исключение, а скорее даже наиболее наглядный пример того: откуда все это виднее лучше всего. Хотя сложность и необъятность задачи все равно, конечно, очевидны. Но ведь осмыслить главные черты, ключевые опорные точки, тренды – по современной терминологии, эпохи можно только так – в попытке объять необъятное и соединить несоединимое. Да и, вообще, решение именно такой задачи – самый достойный и уж точно самый интересный стимул затевать подобную книгу.
И, наконец, признаюсь: был и еще один – «низкий», но не менее мощный для меня стимул к написанию этих страниц. Конечно, я имею в виду возможность, хоть в какой-то мере, прожить вторую жизнь, окунувшись в молодость. А еще, конечно – и вспомнить тех, кто в то время еще был рядом и кого, сегодня уже нет. Будем считать, что эта книга еще и объяснение в любви к ним.
*
Поскольку книга эта, повторю, сугубо не научная стоит кое о чем договориться заранее. Во-первых, дабы не перегружать текст столь популярными ныне в самых разных текстах кавычками, я буду использовать термины: оттепель, застой, поздний застой, перестройка, советская империя, развитой социализм и тому подобные в чистом, так сказать, виде – без кавычек. Читателю придется принять эти правила игры. А, если надо, расставлять или не расставлять кавычки по собственному усмотрению. Во-вторых, я сознательно отказался от традиционных ссылок на источники, размещенные в конце страниц. В данном случае они не столь важны, а лишь загромождали бы и утяжеляли текст. Список литературы и фильмов, упомянутых в тексте – в конце книге, как и положено. Эти списки, надеюсь, пригодятся тем, кто захочет узнать о семидесятых больше, чем уместилось на этих страницах. Кстати, одна из главных целей это книги заключается именно в том, чтобы вызвать интерес ко всему этому. А заодно, кстати, и к театру, музыке, о которых в этом тексте тоже кое-что сказано. Если кто-то после этой книги что-то из помянутого послушает, посмотрит, прочитает, значит: я затевал все это уже не зря!
Так или иначе, но в этом тексте будет немало повторов. Без них здесь не обойтись, хотя бы потому, что одни и те же факты, события, произведения искусства, наконец, просто характерные, культовые для эпохи вещи необходимо поминать в связи с разными, но близкими, по сути, явлениями, трендами эпохи.
И, наконец, выбирая для иллюстрированных вкладок персонажей, события и вещественные знаки эпохи – предметы быта и машины, архитектуру и печатную продукцию, я отдавал себе отчет в том, что эта книга – не энциклопедия. Выбор всего этого, опять же, предельно субъективен: для меня семидесятые лучше всего характеризуют и раскрывают именно эти люди, эти события и… все остальное, что оказалось на страницах этой книги.
УСТОИ И ЗАСТОИ
Мы в России, кто меньше, кто больше, но в большинстве, все-таки – очень зависимы от общественных традиций, канонов и устоявшихся годами и десятилетиями представлений. Чаще всего вполне иррациональных и сложно объяснимых даже себе. Это хотя и в чуть меньшей степени, характерно для многих даже и сегодня – в ХХI столетии. А уж во второй половине прошлого века следования традициям и общественным канонам оставалось очень характерной и во многом определяющей чертой советского человека. Причем, несмотря на то, что многие из этих канонов, устоев, традиций старательно и, вроде бы даже успешно изживали и уничтожали, начиная с 1917 года.
Много раз слышал удивление западных людей по поводу наших «можно» и «нельзя». Нельзя, скажем, пожимать руку через порог (поссоримся!), нельзя свистеть в помещении (денег не будет!). За общим столом принято выпивать только вместе со всеми – все должны поднять рюмки одновременно и только под тост. Помните, конечно, «Осенний марафон» Георгия Данелии и то, что «тостующий пьет до дна» и «так у нас не положено»? У нас масса устоявшихся и, еще раз подчеркну: трудно объяснимых даже самим себе, правил и постулатов. Мы и сегодня многое делаем (да и думаем!) потому, что «так принято» и «так делали всегда». В этом, собственно, нет ничего плохого. Уважение
Советская власть и советская идеология умело и ловко использовали вот эти самые особенности русского сознание. Отчасти, конечно, подсознательно. Ведь, как не крути, а эту власть и эту идеологию сформировали люди все того же менталитета. И то, что именно они-то, как раз, настойчиво и фанатично пытались поломать некоторые традиции, по сути – ничего не меняло. Советские идеологи, так или иначе, тоже ведь так и оставались «одними из нас». Конечно, с поправкой на личные качества, национальные особенности, конкретные семейные традиции их (и нас) формировавшие. Но кое-кто из этих самых идеологов – самые смышленые из них, не просто чувствовали, что без традиционных устоев в этой стране нельзя, но и понимали необходимость их сохранения (вспомним, как советским людям разрешили почти запрещенные после революции новогодние елки и сделали выходным 1 января, а в семидесятые – и на празднование Пасхи даже партийные смотрели, в общем-то, сквозь пальцы), а заодно – и создания вполне определенных – новых советских постулатов, канонов, традиций. И, конечно – мифов. Именно это во многом и формировало советскую социальную и культурную модель.
В спорной, конечно в какой-то мере, как и все умные культурологические книги, но, несомненно, очень яркой и в определенной мере даже эпохальной книге «Культура 2» Владимир Паперный вполне стройно и, с некоторыми оговорками достаточно убедительно, строит концепцию отечественной культуре первой половины ХХ столетия на примере советской архитектуры. Последняя по словам автора «растворена в культуре». И с этим, уж точно, спорить сложно. Итак, Паперный делит советскую архитектуру по принадлежности к Культуре 1 и Культуре 2. О «второй культуре» периода 1932-1954 гг., то есть – расцвета сталинизма и его Большого стиля, в книге, в основном, и идет речь. Вот, как описывает автор эти культуры: «Культуре 1 свойственно то, что здесь называется горизонтальностью. Это значит, что ценности периферии становятся выше ценностей центра… На этой фазе власть не занята архитектурой или занята ею в минимальной степени». А «Культура 2, – продолжает Паперный, – …характеризуется переносом ценностей в центр. Общество застывает и кристаллизуется. Власть начинает интересоваться архитектурой – и как практическим средством прикрепления населения, и как пространственным выражением новой центростремительной системы ценностей».
Обратим внимание на «практическое средство прикрепление населения». Как сказал бы классик марксизма-ленинизма, это – «архиважно»! А как же еще это может быть для страны, где крестьяне многие годы вплоть до брежневских, кстати, времен, по сути, были новыми крепостными – привязанными и приписанными к колхозам, из которых не могли выехать самовольно. «Средство прикрепления» просто необходимо в стране, где существовал жесткий институт прописки – привязки к определенному географическому месту, в известной мере, кстати, не отмененный до сих пор.
По Паперному Культура 1 и Культура 2 (применительно к архитектуре и немного упрощая: авангардизм и конструктивизм – в противоположность сталинскому классицизму и ампиру) в нашей стране периодически чередуются. Спорить с этим, опять же, нелегко. Цикличность нашей истории – отдельная, обширная, очень интересная и вновь очень актуальная, в приложении к сегодняшнему дню, тема. Иногда начинаешь думать, что у нас, вообще, нет истории в общемировом понимании. И эта мысль, порой, вовсе не кажется фантастически-дикой, а, напротив – вполне реалистичной. Ломая, как и некогда, скажем, французы, свои «бастилии», мы празднуем освобождение от них до определенного момента. А потом нам кажется, что мы потеряли некую опору, которая была, оказывается, в том числе и в этих самых «бастилиях». И вот, в очередном идеологическо-философическом порыве мы начинаем размышлять: правильно ли мы, все-таки, сделали и не стоит ли вернуть, если не «бастилию», то – нечто похожее? Ну, конечно, слегка модернизированное. В данном случае, слово «модернизированное» (как и многие другие исторические термины), кстати, можно писать и с кавычками, и – без. Сути это не изменит.