A Choriambic Progression
Шрифт:
Гарри заморгал.
— Там все было такое ненормальное. Ужас в том… — он запнулся, но заставил себя продолжить. — Я не собираюсь рассказывать его в деталях, даже не просите, но меня всего наизнанку вывернуло и ужасно трясло, я даже сейчас не могу вспоминать о нем, не думая… не сомневаясь… в своем ли я уме.
Теплая рука легла на его плечо, и от этого сразу стало легче.
— Веришь или нет, но я тебя понимаю. Гарри, ты сказал, что не хочешь рассказывать деталей, и я не собираюсь на тебя давить, но у меня есть несколько
Гарри кивнул, все еще не решаясь поднять взгляд.
— Прекрасно. Прежде всего — этот сон… это был ночной кошмар?
Гарри бросил на него короткий взгляд.
— Да, я же говорил, что это было просто ужасно.
— Я понял, — терпеливо ответил Люпин. — Но были ли в твоем сне обычные составляющие ночного кошмара — темные места, угроза, падения, погони, невозможность убежать, чудовища — и прочее в таком роде.
Гарри задумался.
— Я … поначалу да. Все это было.
Люпин кивнул.
— А потом все изменилось?
— Ну да.
— Ясно. И ты вдруг обнаружил, что… ну, скажем так, получаешь удовольствие от того, что при обычных обстоятельствах посчитал бы отвратительным?
Гарри удивленно уставился на Рема.
— Кто… как… откуда вы узнали?
Люпин похлопал его по плечу, и на этот раз не стал убирать руку, теплую и успокаивающую.
— Не волнуйся, Гарри, о твоем сне я ничего не знаю. Я ведь тебе говорил — у меня просто есть кое-какой опыт на этот счет.
— Вы хотите сказать… — Гарри запнулся. — Вы хотите сказать, что такие сны бывают у всех?
Люпин кивнул.
— Да, конечно. И не редко.
— Но … мои приятели… им всем так нравятся такие сны! — Все это никак не укладывалось у Гарри в голове. — Весной Рон и Симус дня три пытались найти зелье или заклинание, которое вызывает эти чертовы сны, а я чувствовал себя просто ужасно, потому что они уже год все время о них болтали, а со мной ничего подобного не происходило. А теперь я не то что три дня — я три недели угробил бы, лишь бы найти способ никогда больше ничего такого не видеть!
Люпин на секунду сжал губы, потом, судя по всему, решил, как вести себя дальше.
— Понимаешь ли, Гарри, такие сны не обязательно оказываются страшными и неприятными. О страшных твои приятели, конечно же, друг другу не рассказывали. Парни твоего возраста больше всего боятся, что их заподозрят в страхе перед… такими вещами. Так что, если им и снились кошмары типа твоего, они об этом не болтали.
У Гарри голова шла кругом, как будто перед ним вдруг раскрылся совершенно новый мир. — А. Это…ну да.
Люпин сжал его плечо и опустил руку.
— А теперь я хочу сказать тебе кое-что о твоем сне. — Он слегка сгорбился и заговорил тем низким, размеренным голосом, которым всегда объяснял новый материал
— И дементор, — добавил Гарри.
Люпин кивнул.
— Совершенно верно. В твоем возрасте эта сторона жизни только начинает раскрываться перед тобой, что только обостряет ощущения. Поэтому во сне секс так часто пересекается и даже переплетается…
— …со страхом, — закончил Гарри, воспрянув духом от прекрасного и довольно редкого чувства, всегда появлявшегося у него, когда никак не дающийся материал урока вдруг становился совершенно ясным.
— Молодец, Гарри. Теперь о тех обстоятельствах твоего сна, которые, как ты считаешь, не могут быть источником удовольствия.
Удовлетворение вновь сменилось смущением, и Гарри уставился на траву.
— Тут тоже ничего странного, честное слово. Ты помнишь, что вам говорили на Прорицаниях о символике снов?
— Ну… я когда-то… мы проходили… я…
— Не волнуйся, — улыбнулся Люпин. — Я как раз хотел попросить тебя забыть обо всем, чему вас учили.
Гарри усмехнулся.
— Уже забыл.
— Вот и хорошо. Тебе не нужно знать наизусть классификацию и расшифровку символов. Достаточно не забывать, что сны чаще всего что-то означают. Понимаешь?
Гарри моргнул.
— Ну…
— Скажем так: все, что ты видишь во сне, часто на самом деле — лишь отражения, символы, реальных вещей и событий. Если тебе приснилось, что ты разгуливаешь по дому в одном килте, а твой лучший друг размазывает по тебе сливочный пудинг, это не означает, что в обычной жизни тебя… возбуждают килты, пудинги и твой друг.
Гарри против воли улыбнулся.
— А что плохого, если человека возбуждает пудинг?
Люпин усмехнулся в ответ.
— Ничего. Я и сам люблю пудинг, только предпочитаю в неразмазанном виде.
Это казалось правильным, успокаивало, но Гарри все же вздохнул.
— Хотелось бы уверенности.
Люпин посмотрел ему прямо в глаза.
— Это легче, чем тебе кажется. Очень легко. Просто спроси себя — хочешь ли ты, чтобы в реальной жизни произошло то, от чего ты получал удовольствие во сне?
Гарри передернуло.
— Нет!
— Ну и забудь про свой сон.
Гарри вздохнул и закрыл глаза. У него стало легко на сердце, и на мгновение он почувствовал себя свободным, как птицы в саду. Снейп тут не при чем. Снейп — это только символ. Не Снейп. Аллегория. Оставался еще один, тоже малоприятный вопрос — что может символизировать Снейп, но пока Гарри не хотелось над этим думать. Он открыл глаза и от души поблагодарил Рема.