А-линия
Шрифт:
– Ну… ладно. Только быстро.
И мы вместе шагнули на короткую асфальтированную тропинку к воротам. Там, за высокими железными створками, которые уже приоткрывались, впуская уличный шум, за бесконечной, окружавшей институт бетонной стеной, шумела Староречка – пыльное, в шесть полос, суетливое, визгливое и, в принципе, самое обыкновенное пригородное шоссе.
Алина во все глаза следила, как щель в воротах становится всё шире. На нас повеяло запахом выхлопных газов, хвои, краски и сигарет. Чиркнули по асфальту шины; громко фыркнула выхлопная труба; пронеслась, сигналя, «Скорая». Ровный шорох колёс, далёкий звон, лай, голоса, дребезг велосипедов, ветер, шумящий в листве, раздувающий навесы кафе около заправки…
Она стояла, не в силах пошевелиться, ошеломлённая, обескураженная обрушившимся на неё потоком.
Я взял её за руку.
– Нам направо. Видишь белые полосы? Это пешеходный переход.
– Д-да. Я знаю, – выдавила она, и мы пошли вперёд.
***
В какой-то момент я испугался, что от обилия впечатлений она отключится раньше положенного. Алина совсем побледнела, как будто кровь у неё превратилась в сплошной молочно-белый перпен. Она цеплялась за меня крепкими, тонкими пальцами-ледышками; на руке, как пить дать, останутся синяки.
– Ты как? – глядя, как она провожает взглядом занимавшуюся скандинавской ходьбой пенсионерку, спросила я. – Алин?..
– Что она делает?.. Она… двигается очень странно. Зачем ей эти палки?
– Это лыжные палки. С ними зимой катаются на лыжах.
– Но ведь сейчас не зима, – несколько неуверенно возразила она. – Зачем им палки? Да ещё и без лыжей.
– Без лыж, – поправил я. – Это называется скандинавская ходьба. Тоже как спорт. Более лёгкий.
– Неловко ходить с палками, притворяясь, что на земле снег? – беспощадно уточнила Алина.
– Ну… есть у людей такое хобби. Занятие, которое нравится.
– А мы с вами… У нас тоже хобби – дойти до метро и обратно?
– Тебе уже нравится гулять?
– Многовато людей, на мой вкус. Вот если бы мы были одни – то я бы точно сказала, что это моё хобби!
Больше всего Алину впечатлили собаки. Собаки и книги. Собаки бегали всюду, а коробка с книгами стояла прямо на узком тротуаре посреди шоссе, под широким цветным зонтом. Там же громоздился прилавок с мороженым. Я думал, её заинтересуют пёстрые фантики, рожки и брикеты, но она не обратила никакого внимания на лакомства. Вместо этого, блестя глазами, тронула пальцем край картонной коробки.
– Я могу посмотреть их?..
Продавец отошёл куда-то, и к счастью. Я кивнул. Алина осторожно вынула первую книжку – большую, квадратную, с яркой позолоченной обложкой. Долго всматривалась в нарисованный алый паровоз. Потом погладила пёрышки снежно-белой совы и провела по выпуклому, рельефному заголовку.
– Что это за буквы? Их не было раньше, – растерянно прошептала она. – Игорь Вален-тинович?..
– Это английский. Другой язык. Мы говорим на русском, а кто-то – на английском.
– Зачем?
– Так сложилось. В мире вообще много языков. Больше двух тысяч.
– Зачем?!
– Алина! Я не знаю. Твои вопросы порой ставят меня в совершенный тупик. Есть много версий… Почти у каждого народа свой миф, почему в мире так много языков. Есть легенда про охоту на птиц… история про Вавилонскую башню…
– Расскажите!
– Расскажу. Когда вернёмся. Ладно? Ты хочешь ещё смотреть книги? Или пойдём?
– Вы научите меня читать на нглийском языке?
– Ан-глийском. Ан. Не думаю, что я самый подходящий учитель для этого. Но я спрошу у Ирины Валентиновны. Я думаю, она будет не против.
– Я бы хотела прочитать это, – вздохнула Алина, кладя широкую книгу обратно в коробку. – Необычное сочетание. Летающая машина. Паровоз. Сова. Люди. Звёзды. Это же необычное сочетание, так? Машины же вроде, – она оглянулась на шоссе, – не летают?
– Некоторые летают. Но это правда необычное сочетание. Эта книга есть на русском языке, в переводе. Я принесу тебе.
– У вас она тоже есть? У вас дома хранилище книг?
– Эта книга есть почти у каждого, – усмехнулся я. – Прочитаешь – поймёшь… Ну что? Идём дальше?
– Сейчас… сейчас… – умоляюще прошептала она, перебирая корешки. – Как их много… Почему такие тёмные обложки? Какие толстые. Хватило бы на несколько вечеров.
– Хочешь купить какую-нибудь?
– А… Да. Но… Я не знаю, какую… – Алина чуть не плакала, дышала часто-часто и запиналась через слово. – Я не знаю?
– Ты можешь взять любую.
Я начал паниковать. Её лихорадочное состояние заражало. Я не ожидал, что книги так подействуют на неё. Как она отнесётся к скоплению людей?
– Я не знаю! – крикнула она, отталкивая коробку. С той стороны шоссе к нам уже бежал какой-то мужчина – скорее всего, продавец.
– Пойдём-ка. Выберем вместе дома. Я принесу тебе каталог книг. Пойдём!
Мы быстро перешли, почти перебежали на другую сторону. Я тащил её за руку, у Алины заплетались ноги.
– Может, вернёмся? – задыхаясь, спросил я, когда мы нырнули в тень густых тополей.
– О нет, – восторженно прошептала она. Глаза у неё были широко раскрыты и по-прежнему блестели, коса растрепались от бега, и щёки наконец разрумянились. Она выглядела почти как обычный подросток… Слегка подвыпивший подросток. – Я хочу ещё!
– Ещё пять минут. И идём обратно. Хорошо?
Не слушая, она тащила меня по замусоренной тропинке между деревьев, по асфальтовому тротуару, ближе и ближе к широкой дороге, кишевшей людьми, упиравшейся в вестибюль станции метро.
– Ты ведёшь себя вызывающе, Алина, – крикнул я, торопясь за ней. – Алина!
– Вызывающе кого? – хихикнула она.
– Это значит – резко! Демонстративно! Алина!
Она вырвала руку и побежала вперёд, что-то мурлыча – быстрей и быстрей, громче и громче. Я на ходу вытащил телефон.