А может?..
Шрифт:
— Йен…
Пол подошёл к другу, но тот даже не обратил на него внимания. Торри присела к Сомерхолдеру и аккуратно обняла его за плечи.
— Йен, пожалуйста, только держись… — прошептала Кэндис.
— Наш с Ниной сын… Его больше нет.
Йен поднял взгляд и хрипло произнёс:
— Господи, как же я ненавижу эту чёртову жизнь…
— Вы будете счастливы… Бро, ты слышишь меня? Будете… — как мантру, повторял Джо.
— Йен, Нина… Она жива… — прошептал Василевски. — Она осталась с тобой, Йен…
Сомерхолдер, глотая слёзы, кивнул.
— Я
Ответить на этот вопрос не мог никто. Пол, Йен, Торри, Джо и Кэндис провели в молчании около минуты.
— Ребят, спасибо вам. Правда. Наверное, я не заслуживаю таких друзей, как вы, — пробормотал он, встав. — Но я не хочу выплёскивать сейчас на вас все эти эмоции. Я не хочу, чтобы вы это когда-нибудь почувствовали. Мне нужно побыть одному. Простите, ребят.
Друзья всё поняли и, сказав Йену слова поддержки на прощание, отошли. С места не сдвинулся лишь Пол.
— Можно тебе посоветовать кое-что? — несмело спросил он, и Сомерхолдер молча кивнул.
— То, что произошло, не поддаётся логическому объяснению, — сглотнув, проговорил Уэсли. — Это больно, несправедливо, просто ужасно. Но, Йен, ты должен помнить: у тебя осталась Нина. И ты сейчас нужен ей, как никогда.
Йен внимательно посмотрел на друга.
— Я всё это понимаю, Пол, — пробормотал он. — Но нам никто и никогда не вернёт нашего сына. И ничто это не в силах исправить.
— Я знаю, Йен, сейчас эта фраза прозвучит не к месту, — Пол говорил тихо, но уже более уверенно, — но жизнь на этом не закончилась. У вас ещё могут быть дети. Ты не должен хоронить себя. Просто вспомни, что я тебе говорил несколько месяцев назад, и представь, что бы ты сейчас чувствовал, если бы Нина… — поляк запнулся, пытаясь подобрать нужные слова. — Ушла, — выдохнул он, озвучив мысли Йена, которые не давали ему покоя эти несколько часов.
— Пол, — перебил Сомерхолдер. — Дай Бог, чтобы ты никогда не узнал, каково это — потерять ребёнка.
Он помолчал немного, а затем добавил:
— Пожалуйста, оставь меня.
Василевски не стал настаивать и, вздохнув, ушёл. Несмотря на такую реакцию друга, он знал, что со временем он всё поймёт, и не жалел о сказанном.
Он был прав. Со стороны могло показаться, что Йену была безразлична Нина. Нет, конечно, это было не так! Он благодарил Бога за то, что она осталась жива и боялся подумать о том, что было бы с ним, если бы слова Пола оказались реальностью. Но боль от потери ребёнка была сильнее его, это выбило землю у него из-под ног, и ему действительно было нужно время, чтобы оправиться и стать для Нины опорой. Но где-то в глубине души он знал: он станет. Обязательно станет.
В эту ночь Йен не уезжал домой и ночевал в больнице, боясь отходить от реанимации, будто бы охраняя Нину и боясь, что, если он уйдёт, то с ней может случиться непоправимое. Он не сомкнул глаз ни на минуту, раз за разом прокручивал
Как и говорил врач, болгарку уже ранним утром перевели в отделение интенсивной терапии, и теперь Сомерхолдеру можно было зайти к ней.
Когда он переступил порог палаты, то увидел, что Нина была уже в сознании и не спала. Она выглядела совершенно измотанной, бледной и такой хрупкой, что Йену хотелось прижать её к себе и больше никогда не отпускать, стать её щитом от ударов судьбы.
— Йен… — услышал он очень слабый, но такой родной голос и почувствовал, как по телу пробежали мурашки.
Вот она, его маленькая девочка… Она так отчаянно хваталась за жизнь, и она не подвела его… Она всё вынесла и сейчас была рядом с ним, полностью ослабленная, бледная, но живая.
И именно в этот момент, присев к ней на кушетку и сжав её холодные тонкие пальцы, а затем приложив её ладонь к губам, пытаясь согреть её своим теплом, он понял, насколько сильно его сердце привязано к этой девушке. Кажется, мысли о гибели ребёнка на мгновение отходили на второй план, когда он смотрел в её шоколадно-карие глаза.
Пол был прав. Только она была его лекарством.
— Я здесь, малыш, я рядом, — произнёс он. — Как ты?
— Сильно болит голова, — проговорила она. — Сколько я здесь провела?
В этот момент её рука непроизвольно дёрнулась к животу.
— Наш сын… — пролепетала она. — С ним ведь всё хорошо?
В её словах звучала такая надежда, что предательский ком встал в горле, и Сомерхолдер изо всех сил старался не заплакать.
— Нина, — прошептал он. — Пожалуйста…
Болгарка почувствовала дрожь в его голосе, и в какую-то секунду в её сознании, словно вспышка молнии, промелькнули те страшные мгновения автокатастрофы.
— Йен, скажи, что с ним? — в её глазах стояли слёзы, и Сомерхолдеру казалось, что в его сердце один за другим кто-то вонзает острые кинжалы.
— Врачам не удалось его спасти.
Пять слов, о которые в эту минуту разбился мир Нины.
Жадно хватая ртом воздух, она попыталась приподняться на локтях, но была ещё слишком слаба для этого. Йен поддержал её за плечи, и в следующее мгновение услышав её крик, прижал сильнее к себе.
— Боже, нет! Пожалуйста!
Сомерхолдер обнимал девушку, прижимался губами к её щеке и ощущал привкус её солёных слёз, которые смешивались с его собственными — сдерживать их он был уже не в силах.
Больше они не могли сказать друг другу ни слова.
За те восемь лет, что они были друг с другом, они вместе смеялись, мечтали, просто молчали.
В этот день они впервые вместе плакали.
Говорят, что, когда два человека плачут вместе, они понимают, как они любят друг друга. На самом деле, то, что чувствуют люди в такие моменты, гораздо сильнее. Они становятся неделимым целым, обнажая друг перед другом свои души и доверяя друг другу залечить свою боль. Это не любовь. Это что-то выше.