А может?..
Шрифт:
Йен поднял на него глаза, красные от слёз, и в этот момент по его губам скользнула безумная усмешка: казалось, он хотел это услышать и был этому счастлив. Полу было страшно видеть друга таким.
— Это хорошо, — будто в забытьи, произнёс Сомерхолдер. — Иначе бы в этом мне пришлось ему помочь.
— Йен, не надо, — несмело пробормотал Пол.
— Нина и мой сын… Они могут умереть. Из-за этого ублюдка, Пол. И если бы он остался жив, клянусь, я бы отомстил ему и сам бы сдался полиции. За такое и отсидеть не жалко, — сквозь зубы процедил брюнет.
— Не думай об этом, — попросил
Уэсли опустил голову, но в следующее мгновение поднял взгляд на брюнета.
— Но что у нас остаётся, кроме этой веры? — проговорил он.
Сомерхолдер в глубине души понимал, что друг прав, но ему казалось, что сейчас они с Ниной оба стояли на краю пропасти, хотя его жизни ничто не угрожало. Но ещё чуть-чуть — и в неё могла сорваться его любимая женщина. Он знал одно: если это произойдёт, он упадёт вслед за ней. Просто потому, что не было на этой Земле человека, который мог бы удерживать его на ногах сильнее, чем эта хрупкая, но такая бойкая девушка, которая перевернула с ног на голову всю его жизнь.
Полу он не ответил ничего.
Йен сидел, поставив локти на колени и сложив руки замком на затылке, будто бы пытаясь закрыться от внешнего мира. Он раз за разом прокручивал в мыслях последние месяцы, проведённые с Ниной, и теперь он не понимал, как эти драгоценные минуты, подаренные им судьбой, они могли тратить на какие-то ссоры и взаимные обиды, как кричали друг на друга, думая лишь о том, как бы побольнее друг друга уколоть, и били посуду, как, забывая о том, как они были счастливы, иногда думали: «Мы слишком поторопились», как в ответ на все советы друзей лишь отмахивались и повторяли: «Всё было зря…»
Сейчас Сомерхолдер осознавал, что, возможно, это были последние дни, которые они с Ниной провели вместе.
Йену хотелось кричать. Он вспомнил свой разговор с Полом двухмесячной давности и его фразу: «Просто представь, что однажды она исчезнет из твоей жизни навсегда». Ещё тогда слова лучшего друга произвели на него сильное впечатление, но он и представить себе не мог, что однажды он вспомнит их, думая не о расставании, а о смерти.
Минута медленно текла за минутой, и каждая новая давалась Йену всё труднее. Он не сводил глаз с дверей операционной, с одной стороны, очень боясь увидеть выходящего оттуда врача, а с другой — моля Бога о том, чтобы всё это побыстрее закончилось.
Наконец, Кэндис увидела высокого мужчину в хирургической форме, который устало прикрыл дверь и окинул взглядом помещение. Она хотела подойти к нему, но увидела, что Йен вскочил со своего места и опередил её.
— Доктор, это Вы оперировали Нину? Нину Добрев? — дрожащим голосом спросил он.
— Да, — кивнул хирург. — Вы её родственник?
— Да… Йен Сомерхолдер. Я её муж. Как она?
— Сотрясение мозга, к счастью, не подтвердилось, — выдохнул врач. — Но у неё перелом двух рёбер и множественные ушибы мягких тканей и брюшной стенки. Есть несколько глубоких порезов на ногах и правой руке: должно быть, от стёкол. Она потеряла много крови, чудом удалось избежать абсцесса.
Сомерхолдер на несколько секунд почувствовал облегчение: Нина была жива. Он попытался вздохнуть, но отчего-то сильно болела грудная клетка. Он думал, что доктор уже закончил, но в этот момент встретился с ним взглядами и в его глазах прочёл то, чего так боялся.
— Когда Нина поступила к нам, у ребёнка уже не наблюдалось сердцебиения, — голос мужчины стал тише, и он опустил взгляд. — Случилась антенатальная гибель плода. Должно быть, подушка безопасности ударила прямо в живот…
У Йена потемнело в глазах.
«Мой сын… Наш сын… Нет…»
— В данной ситуации у ребёнка не было шансов: на тридцать второй неделе плод ещё слишком слаб, и даже если бы у него ещё было сердцебиение… Господин Сомерхолдер, вы же понимаете, что мы не в голливудских фильмах, где доктора ставят отца перед выбором — спасать его жену или ребёнка, — врач негромко вздохнул. Было видно, что подбирать слова ему удаётся с трудом. — В таких случаях жизнь матери всегда остаётся в приоритете. Если бы мы спасали ребёнка, с большей вероятностью они погибли бы оба.
Сомерхолдер закрыл глаза и почувствовал острую боль в сердце.
— Мне очень жаль, — закончил хирург.
— Как Нина сейчас?.. — обессиленно прошептал Йен, посмотрев на него.
— Сейчас она находится под действием сильных анальгетиков и наркоза, поэтому, скорее всего, проспит около двенадцати часов, — ответил врач. — До утра, во избежание осложнений, она должна находиться под усиленным наблюдением медперсонала, поэтому мы приняли решение оставить её в реанимации.
— К ней нельзя?
— Лучше не надо, — сказал доктор. — Поговорить вы с ней всё равно не сможете. К завтрашнему утру она должна прийти в сознание, — повторил он.
Йен вздохнул и провёл руками по лицу. Внутри у ребят, наблюдавших за их разговором со стороны, всё оборвалось. Кэндис и Торри прижались к своим мужьям сильнее.
— Спасибо, — произнёс брюнет.
Хирург едва заметно кивнул и Йен хотел отойти, но врач вдруг окликнул его.
— Мистер Сомерхолдер!
Брюнет оглянулся, и мужчина вновь подошёл к нему.
— Я думаю, что о ребёнке… Ей должны сказать Вы, — несмело проговорил он.
Йен покачал головой, не сказав ни слова.
— Будьте рядом с ней, — на прощание прошептал врач перед тем, как уйти к другим пациентам.
Сомерхолдер, как запрограммированный робот, смотря куда-то вдаль совершенно пустым взглядом, и в этот момент ему казалось, что он больше ничего не чувствует, будто душа покинула его тело. Он прошёл к ближайшему дивану и опустился на него. Положив локти на колени, он закрыл лицо руками, и в этот момент его накрыло волной такой сильной боли, что он застонал. Из глаз брызнули слёзы. Йен просто сидел и плакал, не замечая никого вокруг, стиснув зубы, и в эту минуту чувствовал себя беззащитным, как маленький ребёнок, которому неоткуда было ждать помощи. Это были слёзы отчаяния и бессилия — слёзы отца, потерявшего сына, о котором столько лет мечтал, так его и не увидев.