А может?..
Шрифт:
====== Глава 56 ======
Soundtrack: Westlife — Soledad
В жизни бывают такие моменты, когда человек осознаёт, насколько он на самом деле слаб. Причины у каждого свои: предательства близких людей, разочарование в своём идеале, ошибка, которую себе уже никогда не простишь и воспоминания о которой будут день за днём съедать душу, подобно яду, — всё это может стать кинжалами, которые кто-то один за другим вонзает тебе прямо в спину, когда такого удара совсем не ждёшь, и согнуться под ним может даже сильный духом человек. Тогда начинает казаться, что ты совсем один в мире, который против тебя, опускаются руки и ты начинаешь постепенно упускать из виду некий ориентир, который держит на плаву, — смысл жизни, если хотите.
Йен не мог назвать себя слабым человеком, а точнее — в его жизни ещё не происходило чего-то такого, что могло бы ярко показать его слабые места. Даже если на мгновение в какое-то трудное для него время ему могло показаться, что это конец и что подняться он не сможет, рядом с ним всегда оказывались люди, которые вселяли в него веру в себя и помогали найти в себе силы, чтобы двигаться дальше.
Только сейчас Йен осознавал, что в одночасье стал слабым и абсолютно безоружным перед всем тем, что происходило в его жизни. В нём самом в один момент остановилась жизнь, оставив лишь его внешнюю оболочку. В сердце же не было ничего, кроме боли, с которой, ему казалось, он стал единым целым.
— Что, Линкс, ждёшь Нину? — с горькой улыбкой спросил Йен, вернувшись домой из больницы от сына и увидев около порога кошку, которая пристально смотрела на дверь. С того дня она теперь встречала его только так, но Сомерхолдер хорошо знал повадки животных и понимал, что был совершенно не тем человеком, которого она хотела увидеть. Кошка скучала по своей хозяйке. — Знаешь, я ведь тоже до сих пор надеюсь, что она вернётся…
Сомерхолдер наскоро разделся, умылся, а затем покормил животных. Впервые за это время он смог вернуться домой раньше двенадцати часов ночи, но сюда он больше не тянулся. Он всё делал как будто на автомате, ни о чём не задумываясь и ничего не чувствуя.
В доме было тихо, и эта тишина угнетала. Без Нины он опустел, и всё тепло и уют, которые ещё недавно царили в нём, она словно бы забрала с собой.
Со дня автокатастрофы прошла всего неделя, но Йену казалось, что эти дни тянулись, как несколько лет. Он разрывался между работой и больницей, где врачи всё это время боролись за жизнь его маленького сына. Теперь жизни и здоровья мальчика ничего не угрожало, и Йен мог немного перевести дух: ему страшно было подумать, что было бы, если бы он потерял их обоих.
Но, вопреки всем его ожиданиям, мысли о том, что у него остался сын, не помогали — наоборот, делали только хуже, когда он думал о том, что малыш, которого они с Ниной так долго ждали, свою маму так и не увидит.
Как теперь строить свою жизнь дальше, Сомерхолдер представлял смутно. Всего какая-то минута перевернула её с ног на голову и лишила его всего того, с чем были связаны его мечты, надежды и переживания. Отчаянно хотелось уйти вслед за Ниной, и это был, пожалуй, первый раз, когда Йен не боялся думать о своей смерти. К этому его подталкивали не высокопарные мысли о том, что после смерти их души воссоединятся, а желание уйти от той жизни, где его любимого человека больше не было. Что будет после смерти, ему было абсолютно безразлично, главное, что там уже не будет боли. От безумного шага мужчину удерживало только одно: понимание, что сын нуждается в нём, как ни в ком другом. А значит, нужно было подниматься — после того, как очередной нож воткнули даже не в спину — в самое сердце.
Брюнет достал из серванта бутылку коньяка и налил напиток в стакан. Хотелось на время задурманить сознание, чтобы хотя бы ненадолго уйти от действительности. В полутёмной гостиной Йену на глаза попалась фотография в ярко-красной рамке, сделанная в Новый год: раскрасневшийся то ли от выпитого виски, то ли от танцев Сомерхолдер, немного прищурив глаза от яркого освещения, сидел в смешной красно-белой шапке
— Котёнок, ты же обещала, что всегда будешь рядом, — прошептал Йен, взяв фотографию и едва коснувшись изображения Нины рукой. — Как же я скучаю по тебе, боже, если бы кто-нибудь знал…
Он устало провёл рукой по лицу и едва слышно вздохнул и сделал глоток. Обжигающее тепло тотчас же разлилось внутри, оставив во рту терпкий привкус.
— Я слабак. Всего семь дней прошло, а мне уже начинает казаться, что я схожу с ума. А сколько таких дней у меня в жизни будет? Я знаю, что сейчас должен забыть обо всём том, что я чувствую, хотя бы ради Джозефа. Ему нужен отец, причём тот, который сможет заменить ему обоих родителей.
Йен не отводил взгляд от фотографии, и ему казалось, будто бы он действительно разговаривает с Ниной. Ненадолго становилось чуть легче.
— Я так надеюсь, что у меня хватит сил на это. Сегодня мне врачи разрешили недолго подержать его на руках, — по губам брюнета скользнула улыбка. — Джозеф такой крохотный и беззащитный, что у меня перехватило дыхание: я боялся сделать что-то не так. Он молодец. Он всё выдержал, — сказал Сомерхолдер. — Врачи говорят, что думать о выписке пока рано, но теперь он в полной безопасности. Знаешь, я так надеюсь, что хотя бы со временем он станет похож на тебя, — признался он. — Я уже сейчас невольно начинаю искать в его лице твои черты — думаю, может, нос похож, губы или глаза, хотя и понимаю, что пока это бессмысленно. Но так, может быть, я вновь почувствую твоё присутствие рядом, не только на фотографии, в живом человеке, который является частичкой тебя и меня.
Йен помолчал немного, выпил ещё немного, но затем продолжил.
— Вокруг меня сейчас объявилось столько советчиков, которые почему-то уверены в том, что лучше знают, как мне жить, — в голосе послышалось нескрываемое презрение. — «Убери фотографии», «раздай её вещи», «сделай перестановку в доме»… А эти снимки, на которые я раньше и внимание не всегда обращал, теперь для меня дороже многого другого. На них ты такая счастливая, весёлая, на них ты со мной, Нина. И если смотреть на фото — это единственное, что мне теперь осталось, неужели я лишу себя и этого? Ни за что.
Йен ещё раз внимательно посмотрел на девушку на фотографии. Отвести взгляд от её тёплых и таких родных карих глаз не было сил.
— Знаешь, я сейчас очень часто прокручиваю в голове эти моменты, и в памяти всплывают не какие-то значимые события — день знакомства, первый поцелуй или, скажем, первая совместная поездка, а бытовые случаи. Помнишь, как мы с тобой пытались научить Джо кататься на коньках?
Йен усмехнулся.
— Из нас вышла отличная команда, правда? Помню, Пол мне в ту новогоднюю ночь шепнул, что грациозность у тебя в крови и что бы ты ни делала — ты делаешь это красиво. Я смотрел на то, как ты держишься на коньках и профессионально выполняешь шаги, прыжки, вращения… Тебе это удавалось так легко, будто бы ты занималась этим всю жизнь. Даже такая — раскрасневшаяся, немного запыхавшаяся, безо всякого макияжа и вечерних платьев, ты была невероятно красивой. И в этот момент, знаешь, меня охватило такое чувство… Оно было чем-то сродни гордости — оттого, что рядом со мной такая девушка. Знаю, это как-то по-детски, — Йен кивнул головой, — но я ощущал это каждый раз, когда я хотя бы на несколько секунд отвлекался от суеты и просто наблюдал за тобой со стороны, чем бы ты в этот момент ни занималась — давала ли ты интервью журналистам, готовила ли лазанью, учила ли меня каким-то позам из йоги.