А жизнь продолжается
Шрифт:
Дело в том, что начальник телеграфа, книжный червь, усомнился, а Библия ли это вообще, только не знал, как ему проверить. Разве русская Библия выглядит именно так? Это вполне могло быть что-то еще. С другой стороны: почему бы русской Библии именно так и не выглядеть? Вот ведь что! На адресную книгу вроде бы не похоже. Вопрос этот завел книжного червя в совершенный тупик, черт знает что, а не Библия, он даже сон из-за нее потерял.
— Вы можете прочесть, что в ней написано? — спросил он.
Август улыбнулся:
— Да запросто!
— Вот это слово, что оно означает?
— Вот это? По-норвежски это
— А это?
— Это значит «сообразно с…», ну да, «сообразно».
— А вы не сочиняете? — сказал начальник телеграфа. И нагло спросил: — Вы по-русски-то читать умеете?
Август снова заулыбался.
Начальник телеграфа:
— Не знаю, что вы там умеете, а только книгу вы держите вверх ногами. Я вижу это по греческим буквам.
Август смешался.
— Ладно, — сказал он, — могу ее и перевернуть, если вам так хочется, но только мне все едино, я могу читать так и этак.
Начальник телеграфа:
— Вы абсолютно уверены, что это Библия?
Август с оскорбленным видом:
— Раз вы сомневаетесь, что это Святое Писание и слова самого Господа Бога, тогда я забираю ее назад и возвращаю ваши пять крон!
И делу конец! Только так и надо. Накладно, конечно, ну к чему ему Библия, он даже не сможет отдать ее напрокат. Но ему просто необходимо было утвердить свои позиции.
Начальник телеграфа тычет пальцем:
— О чем говорится в этой строфе?
— В этой? О крещении, насколько я понимаю. Крещении Иисуса.
— Как! — восклицает начальник телеграфа. — Это на первых-то страницах? В Ветхом Завете?
Августу совсем неохота расставаться с пятью кронами, он осторожно дает задний ход:
— В этих очках я не очень хорошо вижу, они мне с самого начала не подходили, но других не было. Я купил их на рынке в Ревеле, в стране, которая зовется Эстония. Там было полно вещей, я мог купить что угодно, только я приметил человека, который продавал очки, ну и подошел к нему, на нем было сермяжное платье, подпоясанное веревкой, и клеенчатая фуражка, а ноги — босые, такого продавца вы сроду не видывали…
Распалившись донельзя, начальник телеграфа безжалостно тычет в книгу:
— Значит, в этой строфе говорится о крещении? О крещении Иисуса?
— Нет, этого я утверждать не берусь, — ответил Август. — Может, в ней говорится и о чем-то другом. В свое время я неплохо успевал в школе, знал уйму вещей, но что вы хотите от человека в моих годах! Дайте, я как следует протру очки и посмотрю еще раз. Но только когда у человека нет приличных очков…
— Подождите минутку! — попросил начальник телеграфа и побежал к аппарату, который его настойчиво призывал.
Август и не подумал ждать.
Покончив со всякими усадебными работами, он мог снова посвятить себя прокладке дороги. Правда, перед этим ему пришлось продемонстрировать редактору Давидсену автомобиль и объяснить, как он устроен. Из этого получилась статья в газете.
Так уж сложилось, что к нему непрерывно обращались за советами, просили поделиться опытом. Как-то пришли два члена правления кино, они хотели, чтобы он зацементировал пол в кинозале. Он мог бы работать по вечерам и в выходные. Август отрицательно покачал головой, он на службе у консула и не может прирабатывать на стороне. «Нет, нет, люди добрые, у меня и без того дел
Тем не менее архизанятой человек освободил время и наведался в Южное. Был субботний вечер, погода летняя, Август начистил до блеска ботинки, облачился в светлый полотняный костюм, купленный в Сегельфосской лавке, и подпоясался красным бахромчатым платком. Ни дать ни взять иностранец, впрочем, так оно и было задумано. Запустив руку в брючный карман, он позвякивал связкою из восьми ключей — что бы это значило? Наверное, то был намек, что он является владельцем восьми замкнутых сундуков.
В доме у Тобиаса не застать былого уюта, семья отрешилась от мира и всего мирского, вернулся евангелист и возобновил свою деятельность. Ну кто бы ожидал от Тобиаса и его домочадцев! Такой, казалось бы, путный, смекалистый человек, может, он и не поджигал весною свой дом, зато прямо-таки по-мирски обрадовался выплаченной страховке. Однако проповедник, евангелист, начал сбивать его с панталыку, Святой Дух — вещь мудреная, кончилось тем, что Тобиас и его жена и даже Корнелия отправились вместе с другими к Сегельфоссу и приняли крещение в проточной воде. Ну кто бы ожидал!
Жителей Южного селения охватило религиозное рвение, загребущий евангелист прибрал к своим рукам даже кое-кого из ново конфирмовавшихся, школьников, которые свидетельствовали у него в собраниях на коленях. Уповать, что скоро наступит осень и похолодает, было рано, температура крестильной воды все еще оставалась пятнадцать градусов.
Но кое-какие перемены произошли: объявился еще один проповедник и составил конкуренцию евангелисту. Этот остановился в Северном селении. Простой миссионер по фамилии Нильсен, он обходился без крещения и прочих подсобных средств, зато предъявил пастору Уле Ланнсену прекрасные рекомендации от нескольких служителей церкви.
Как выяснилось, он был не очень красноречив, зато кроток лицом и полон приязни к слушателям. Он произвел-таки впечатление, люди, которые ходили слушать и того и другого и которые знали толк в назидательных проповедях, сочли, что Нильсен чуток потолковее евангелиста. Одевался Нильсен просто, вместо воротничка повязывал на шею желтый платок, не носил длинного сюртука, и руки белизной у него не отличались, однако это нисколько не умаляло его достоинств.
Ему неизбежно пришлось выступить против евангелиста и деятельности последнего в южной окрестности города. Ангел Господень и тот бы не удержался. При этом Нильсен неожиданно проявил находчивость, вот вам и Нильсен, он метил не в бровь, а в глаз. «В Южном селении, — сказал он, — крестятся наново и дерзостно предают Святого Духа насмешкам и поношению. Но это признак невоспитанности — поносить… отсутствующих!» — сказал он язвительно.
Вот так он запросто и калякал с крестьянами, и завоевал их доверие, только где ему было устоять против евангелиста, который вовсю применял крещение и коленопреклонение. В общине Уле Ланнсена начались свары и распри, дело дошло до того, что, встретившись на проезжей дороге, прихожане набрасывались друг на друга с кулаками, и тогда «Сегельфосский вестник» в очередной раз спросил Уле Ланнсена, не считает ли тот нужным вмешаться. «Нет, — ответил пастор, — это ни к чему, погодим до зимы, а там все утрясется само собой!»