А жизнь продолжается
Шрифт:
Беньямин не впервые слышал от Августа странные речи, поэтому он не стал пускаться в длинные объяснения. Он показал сделанное и коротко сообщил, что собирается делать: пожалуй, он справится!
— Благодари за все это Бога! — ответил Август.
Явился Адольф, стал жаловаться, что товарищи перечат ему и не слушаются, он хотел увести Августа обратно на линию. Из-за этих препирательств рабочие только теряют время, случается, они галдят до самого перерыва, а работа стоит. Август пообещал, что придет.
Он прекрасно понимал подоплеку происходящего, он знал этих ребят, они торчат на строительстве
Когда Марна появлялась в обществе аптекаря Хольма, это еще куда ни шло. Рабочие не желали и ему уступать эту красивую девушку, нет, какое там, но они относились к нему терпимей, чем к Адольфу. Главным образом потому, что фрекен Марна откровенно пренебрегала своим кавалером. Судя по всему, он был ей несносен. Надо было видеть, как в ответ на комплименты и восторги аптекаря дама его высмеивала. «Нет, ребята, — говорили с ухмылкой рабочие, — пускай он и засунул цветок в петлицу и хорохорится, ему ничего не светит!»
В петлице у аптекаря красовалась гвоздика, срезанная несколько дней назад, и, хотя он ставил ее на ночь в стакан с водою, она уже начала увядать.
Хольм:
— Я все стою, разговариваю с самим собой и не знаю, что мне сделать, чтобы вас заинтересовать.
— А вы помолчите, — сказала фрекен Марна.
— Неужели вы так жестоки? Вы лишаете меня всяких надежд.
— Я вам их и не подавала.
— Так я и думал. Я пожертвовал своим комнатным цветком и сделал себе сзади пробор, а вы и не заметили.
Марна явно не желала его больше выслушивать, и рабочие заухмылялись:
— Нет, ребята, ничего ему не обломится, и поделом! Слишком она хороша для него, для старого петуха!
— Куда вы подевали Адольфа? — спрашивает их Марна.
Никто не отвечает.
Марна неторопливо идет дальше, она отыщет Адольфа выше на линии. Аптекарь — за ней. Первым нарушает молчание Франсис:
— Почему же это аптекарь — и старый петух? Он будет получше Адольфа.
— Кто — аптекарь?! — восклицают остальные. — Прекрасный человек! Ежели надо, безо всяких отпустит тебе бутылку. Вон Боллеман получил целых две, когда выжал слезу и сказал, что идет на похороны. Правда, Боллеман?
— Я мог бы получить и четыре, — похвастался Боллеман. — Во какой это человек!
— Куда это вы подевали Адольфа? — передразнивает, гримасничая, его напарник. — Где Адольф, а ну-ка подайте мне Адольфа, ха-ха-ха!
— Да, аптекарь совсем из другого теста! — говорят они. — Сильный, широкоплечий, и гребец хоть куда. А потом, он из себя что-то да представляет. Не чета Адольфу…
В следующий раз Марна появилась верхом, в сопровождении пешего аптекаря. Ну как же, когда брат ее, Гордон Тидеманн, обзавелся автомобилем, лошадь перешла к ней и из тягловой сделалась ездовой. Марна тяжело сидела в седле, но правила великолепно, застоявшаяся, резвая, лошадь то и дело вставала на дыбы и мотала головой. Аптекарь опять принялся ухаживать за Марной и говорить ей восхитительные комплименты, на которые был мастак. Но она и не подумала ему отвечать, а, напротив, подъехала к бригаде Адольфа, чтоб погарцевать перед ним, и даже перепрыгнула через тачку, стоявшую поперек дороги.
— Одно
— Вы заметили, какой у Адольфа нежный взор? — мечтательно отозвалась Марна.
— У меня тоже нежный взор, — возразил аптекарь Хольм. — Когда я гляжу на вас, — добавил он.
— Ну не знаю, — ответила она. — Я ваших глаз что-то не разглядела. Вы же их отводите.
Аптекарь, с потупленной головой:
— Это от смирения, я склоняю голову, я осмеливаюсь обращаться лишь к вашим стременам.
Они повернули назад; когда дорога пошла под уклон, она тут же от него ускакала. С тех пор они с аптекарем вместе на линии не показывались.
Однако аптекарь был не из тех, кто теряется, этого про него не скажешь, несколько дней спустя он важно шествовал по горной дороге с матерью Марны — ну да, со старой хозяйкой. В прекрасном расположении духа, нарядно одетый, новая шляпа сдвинута набекрень, из нагрудного кармана выглядывает кончик белоснежного шелкового платка. Почему он взял и пригласил на прогулку старую хозяйку, сказать трудно, то ли чтобы через мать повлиять на дочь, то ли просто валял дурака. Как бы то ни было, аптекарь Хольм не растерялся. Эти двое, похоже, подходили друг дружке, аптекарь напропалую развлекал свою спутницу, а она молодо смеялась любой его выдумке. Они оживленно между собой беседовали.
Зато на линии все окончательно пошло наперекосяк. Марна показывалась все чаще и чаще, и, поскольку аптекарь был бесповоротно ею отвергнут, Адольф остался вне конкуренции. Это привело к тому, что рабочие вконец на него ополчились, и Адольфу пришлось идти в кузницу и просить Августа снять с него надзирательские обязанности. Но тогда, возразил Август, он лишится прибавки к жалованью. «Ну и ладно!»
Август стал прикидывать: на те дни, что еще потребуются для ковки ограды, надсмотр можно было бы поручить Боллеману, но Боллеман сильно закладывает. А кроме того, если освободить Адольфа, это все равно ему не поможет. Марна не перестанет к нему ходить, и кончится тем, что его прихлопнут. А что, не исключено.
Надо найти способ удалить с линии Марну. Это по ее милости началась вся эта свистопляска, рабочие стали — чистый порох, где уж им думать о Боге!
Август пришел в консульскую контору, положил шапку на пол около двери и поклонился.
Консул слез со своего высокого табурета и приветливо сказал:
— Хорошо, что ты пришел, Подручный, мне хотелось бы знать, когда вы думаете закончить дорогу.
— Вот и я вас хочу о том же спросить.
— Хм.
— Потому что это зависит не от меня. А от того, смогут ли ребята спокойно работать.
— А в чем дело? Им кто-нибудь мешает?
Август обрисовал положение на линии, рабочие как с ума посходили, им невтерпеж видеть перед собой молодую, пригожую барышню, они и думать забыли про Господа Бога.
Консул неуверенно взглянул на старика подручного: он не ослышался? Действительно ли тот упомянул Господа Бога?
Август продолжал:
— Сейчас ведь лето, теплынь, ну и горный воздух, и еда — успевай только пережевывать… так они, прошу прошения, ровно с цепи посрывались, шастают по ночам и никому не дают проходу, даже Осе, как я слыхал.