Абреки Шамиля [СИ]

Иванов-Милюхин Юрий Захарович

— Скачи, Машук, быстрее, нам надо одолеть еще чинаровую рощу и успеть устроить за ней засаду, — Петр остервенело провел рукавом кителя по лицу, размазывая обильный пот, перемешанный с кровью. Потом добавил. — Мы еще посмотрим, чей пружок лучше — чеченский или казацкий…

Заросли камыша, по которым неслась погоня, отделял от островка деревьев перед станицей небольшой лужок с озерком посередине, всадники проскочили его в несколько минут. И снова по лицу и плечам застегали ветки деревьев, опять из–под ног едва успевали вырываться мелкие животные с разными птицами. А разбойники не отставали, наверное они решили во чтобы то ни стало догнать студента и убить его. Может быть они опасались, что тот расскажет о тайном их лежбище, а может кто–то признал в Петре Дарганове сына полковника Дарганова, атамана Стодеревского казачьего юрта и кровника многих правобережных чеченцев. Сейчас Петр благодарил судьбу за то, что конь под ним оказался свежий, он не впрягал его в двуколку от самой Пятигорской. Кабардинец лишь екал селезенкой, да сфыркивал

с губ пушистые клочья пены. Они пролетали мимо казака, не успевая уцепиться за одежду. На краю дороги показался огромный дуб с неохватной кроной, он рос почти на середине рощи. И как только столетнее дерево осталось позади, так сразу в стороне прогремел одиночный выстрел. Петр машинально пригнулся и тут–же выпрямился, он понял, что стреляли на казачьем кордоне на берегу Терека. Может быть наблюдатель на вышке увидел погоню, когда она пересекала лужок, и предупреждал пост русских солдат об опасности, а может какой малолетка подстрелил дичь на ужин. В ответ сзади раздались два ружейных хлопка, но пули даже не вжикнули рядом, они ушли гулять в лесные дебри.

Снова впереди показалось белое пятно выхода из зеленого плена, и словно почуяв жилье, кабардинец громко завизжал и прибавил ходу. Петр не заметил того момента, когда конь вынес его на просторный луг, опомнился лишь тогда, когда увидел скакавший ему наперерез казачий разъезд из десятка с лишним верховых. Он понял, что находившийся в секрете наблюдатель выстрелом из ружья предупреждал именно их. И он закричал что–то хриплое и несуразное, пытаясь справиться со споткнувшимся своим дыханием. Передние казаки выставили пики вперед и понеслись прямо на него, они не узнали своего ученого студента.

— Станичники, там разбойники, — хрипел Петр, указывая на рощу позади себя. — Братья казаки, их ведет главарь абреков Муса!..

Но из груди у него по прежнему рвался лишь сплошной кашель. И только когда пути беглеца и разъезда пересеклись, и все разом осадили коней саженей за пять друг от друга, кто–то из терцов с удивлением воскликнул:

— Тю, та то наш Петрашка Дарганов! Весь в кровище и грязный, будто хряков кастрировал.

Студент машинально провел рукавом кителя по носу, подумал о том, что стрельба абреков по нему, как живой мишени, не прошла даром. Наверное, когда пули попадали в деревянную обшивку коляски, осколки щепы отскакивали и впивались ему в лоб и в скулы, а пыль с облучка притрусила раны, когда он кувыркался на дне салона. Из группы всадников выдвинулись двое бородатых казаков с золотыми погонами на черкесках. Один из них в возрасте и с глубокими морщинами вдоль щек поморгал светлыми глазами, второй никак не мог избавиться от недоверчивого выражения на лице.

— Петрашка, чи ты, чи не? — наконец решился спросить тот, кто был помоложе.

— Та я же, братка Панкрат, — с усилием продавил голос Петр, живо развернулся назад. — Там абреки, они гонятся за мной. Давайте команду к бою.

— Петрашка, сынок… — негромко пробормотал казак с полковничьими погонами, трогая коня навстречу студенту.

— Батяка, сейчас не время гутарить. Никуда он от нас теперь не денется, — досадливо одернул отца Панкрат. — Чуешь, топот приближается? Пора встречать дорогих гостей.

Атаман станицы огладил лицо рукой с надетой на нее петлей от нагайки и на глазах стал превращаться в каменное изваяние. Указав сыну на место позади отряда, спокойным голосом сказал:

— Слушай мою команду, надо замануть абреков. Возьмем их в наш вентирь.

Всадники моментально рассыпались веером, большая часть их разделилась на две группы и поскакала к копнам сена по обеим сторонам дороги, забирая ближе к станичной окраине и делая явный расчет на подмогу русского поста. А трое казаков пошли наметом навстречу разбойникам. Доехав до первых от рощи стогов, они как в землю провалились. Через пару минут на лугу никого не было видно, будто только что не мчался по нему галопом казачий разъезд.

За надежным укрытием Петр подобрался поближе к отцу с братом:

— Абреков не мешьше двух десятков, они подстерегали меня за Червленной — струдом ворочая языком, постарался он получше обрисовать картину погони.

— А ты не мог в той станице заночевать? — пробурчал отец. Старый воин не показывал вида, что здорово встревожился за сына, но чувствовалось, что волнение внутри у него еще не улеглось.

— Домой страсть как хотелось, думал, вечер уже поздний, засады никто устраивать не станет, — опрадывался Петр. — Кажись среди них был и наш кровник Муса.

— О как! — вскинул брови Панкрат. — Недаром слух о разбойнике уже с месяц по станицам гуляет.

— На ловца и зверь бежит, — нахмурился и атаман. — А ты его узнал, сынок?

— Похож как две капли воды, и на коне сидит боком, будто какая половинка от целого человека.

— Он и родился половинкой — зверем в человеческом обличье…

Казачий полковник не успел договорить, Панкрат резко вскинул ладонь, призывая ко вниманию, и тут–же опустил ее, взведя на винтовке курок. Отец с братом последовали его примеру. Все увидели, как из рощи вырвалась банда головорезов, одетых в черкески и бешметы и подпоясанных тонкими ремнями с кинжалами на них. Из–под отворотов верхней одежды виднелись красные и зеленые рубахи, заправленные в синие штаны, на ногах сожмались в гармошку покрытые пылью ноговицы. Впереди стелились над землей два чеченца с круглыми на головах тюбетейками, с приготовленными для стрельбы ружьями в

руках. Они словно срослись со своими скакунами, всем видом показывая, что теперь беглецу от них не уйти. И если бы не встретившийся на пути казачий разъезд, взявший Петра под защиту, так оно и было бы на самом деле, потому что луг раскинулся версты на две, до самых окраинных куреней, укрыться на нем от пуль было невозможно. Вслед за первыми джигитами летели остальные разбойники, ветер разметал на них полы одежды, делая их похожими на хищных стервятников, желающих напиться свежей крови. Кто–то был в папахе, кто в тюбетейке, а кто в круглой войлочной шапочке, но все бандиты были объединены одним звериным чувством — жаждой наживы. Пакрат снова подал рукой сигнал. Прятавшиеся за стожками казаки расположились так, что видели друг друга, в то время как с дороги их невозможно было угадать. Терцы взяли на прицел каждый свою жертву, они не выказывали никакого волнения, несмотря на то, что абреков было больше числом. Скоро из чащи вырвался подвижный хвост, втянувшись в луг, вся банда начала сжиматься. Горцы подскакали настолько близко, что можно уже было рассмотреть их узкие лица, прожаренные солнцем, с жесткими морщинами по щекам и в углах ртов. В середине старался удержать равновесие в высоком турецком седле кособокий абрек в черной черкеске с газырями, под которой была надета красная рубашка с глухим воротом. На голове у него светилась серебром каракулевая папаха, на поясе покачивался кинжал гурдинской работы в серебряных ножнах. Сбоку болтался персидский ятаган с рукояткой и ножнами, сверкающими драгоценными камнями. За поясом у чеченца отблескивали накладными серебряными пластинами ручки двух пистолетов явно иностранной работы — оба они имели начиненные пулями барабаны. В этот момент разбойники, не увидев нигде беглеца, стали сбиваться в тугой круг, на их лицах проступила растерянность, смешанная с бешенством.

Дальше медлить с расплатой было нельзя, но принявший бразды правления на себя, Панкрат чего–то ждал.

— Это Муса, — тихо сказал он, глаза у сотника засветились от злой радости.

— Слава Богу, довелось свидеться еще разок, — перевел дыхание и атаман. Взяв кровника на прицел, он негромко добавил. — Теперь бы не упустить бешенного бирюка, надо с ним расквитаться, раз и навсегда. Уже два раза изловчался убегти.

— Теперь не ускачет, — заверил отца сотник, и добавил. — Жаль, что сынку его срок не пришел, ему еще надо долго подрастать.

— А мне куда целить? — водя стволом по разбойникам, забеспокоился Петр. — Я тоже хотел бы посчитаться с Мусой.

Атаман с сотником переглянулись, поняв друг друга без слов, снова настроились искать свои жертвы в продолжавшей закручиваться банде.

— Ты с ним как раз и посчитаешься, — наконец произнес отец. — За всю семью, одним махом.

Панкрат приставил ладонь к губам и крикнул луговым коростелем. В тот же момент из–за стога, что был сметан недалеко от рощи, вылетел на кауром жеребце худощавый казак, он поднял скакуна на дыбы прямо напротив банды, полоснув его нагайкой по крутым бокам, сорвался в бешенный намет по дороге в станицу. Чеченцы разразились гортанным клекотом, в следующее мгновение вся банда устремилась за терцом, готовая порвать его на куски. А казак словно насмехался над ними, он кидался то в одну сторону, то в другую, то приподнимал над седлом свой зад и хлопал по нему ладонью, чем добавлял разбойникам еще большей ярости. Раздались первые выстрелы, они пронеслись над приготовившимся к отходу в сон лугом как гром среди ясного неба. Крики бандитов усилились, теперь ими владело лишь неуправляемое бешенство, они хотели только одного — догнать наглеца и втоптать его копытами коней в дорожную пыль. Но не зря сотник выставил в качестве приманки матерого терца, который обкручивался вокруг лошадиного крупа словно шерстяная нитка вокруг веретена. Он то припадал к гриве, то вдруг свисал телом до земли, едва не цепляясь пальцами за траву, а то вдруг скатывался под брюхо и уже оттуда показывал абрекам кукиш, считавшийся на Кавказе за личное оскробление.

Каурый скакун удальца птицей прошумел мимо стогов сена, за которыми укрылись отец и оба его сына, Панкрат снова воздел ладонь вверх, призывая терцов приготовиться. Теперь он не здорово прятался, потому что был уверен в том, что кроме обидчика разбойники больше не видят перед собой ничего и никого. И как только середина банды поравнялась с местом их засады, он опустил руку, одновременно нащупывая под прикладом винтовки спусковой крючок. Первый залп заставил поредеть ряды абреков едва не на половину, оставшиеся в живых поздно сообразили, что попали в знаменитый казачий вентирь. С яростными воплями они завернули лошадиные морды в обратную сторону в надежде укрыться под сенью чинаровой рощи. Со стороны станицы прилетел дружный ружейный залп, это откликнулись стоявшие на окраинном посту русские солдаты. Гром подстегнул абреков, он заставил их лошадей взвиться на дыбы и помчаться к спасительному лесу. Но и здесь их ждала смерть ввиде выскочивших из засады на дорогу двух казаков, перед боем ускакавших к началу рощи. Пустив коней устойчивой рысью, они пригнулись к холкам и выстрелили из винтовок почти в упор. Кавказцы падали с седел переспелыми плодами, так и не осознав, что произошло, оставшиеся в живых несколько человек догадались свернуть с дороги в луг и пошли мерять расстояние огромными прыжками своих скакунов. Но теперь бандиты были как на ладони, терцы лупили по ним из ружей, как по поднявшимся на крыло куропаткам. То один, то другой чеченец взмахивал руками и падал в высокую траву.