Абьюз
Шрифт:
После вечеринки у Ньевес мы с ней больше не виделись. И норовистая Фиалка даже не позвонила мне ни разу!
Удивляло то, что я это заметил.
Ещё сильнее удивляло желание видеть Ирис. Из всех моих знакомых женщин до сих пор я скучал только по Сандре. Об остальных имел обыкновение забывать тут же, сразу, как только они исчезали из поля зрения.
А тут даже полный загул, со всеми вытекающими, не заставил меня выкинуть Ирис – откуда?
Из головы? Да я о ней не думал. Из сердца? Я по ней не страдал, просто
Красивых лиц много. В каждом прелестном женском лице есть своя изюминка, свой неповторимый шарм. Женщины, с одной стороны, как книги – за каждой своя история, чаще всего простенькая, забавная или милая, но отличная от другой, неповторимая, и ни с чем не сравнимая.
С другой, женщины в чём-то похожи на цветы: такие же яркие, ароматные и – недолговечные. Сорвал, вдохнул, насладился, забыл.
Узнать, очаровать, заставить себя любить и, поставив точку; искать следующую героиню для новой истории, старую – в архив.
Женщины прелестные и удобные дурочки. Думают, что раз у вас был классный секс, то это повод задуматься о свадьбе. А это на самом деле ни к чему не повод. Отличный секс – это просто отличный секс. Для девушки событие, для меня эпизод. Всё остальное – эмоции, обида, претензии, откровенно говоря, ни к чему и ни к месту.
Я слышал о том, что существуют книги, которые тянет перечитать. Книги, бывало, и в самом деле встречались, а вот женщины… тут дело-то скорее не в них, а во мне.
Я избегаю эмоциональной привязанности в любом её проявлении. Я делаю всё возможное и невозможное, чтобы к людям не привязываться. Стоит это сделать, как попадаешь в зависимость похуже наркотической.
А ещё, рано или поздно человек уходит. Или остаётся, но перестаёт тебя любить. Или, что ещё хуже, старается тебя использовать.
Когда тебе пофиг все его тараканы, ты просто шлёшь гада лесом. Но когда человек тебе дорог, ты терпишь всё, лишь бы его не потерять.
Рэй и Сандра – вот два человека, что живут в моём сердце. И они оба выучили меня нехитрым истинам, изложенным ранее.
Каким-то непостижимым образом в х компанию проникла и Ирис?
Я думаю, всё дело в том, что она красива.
Да, красивых много, но есть тип красоты, который цепляет вас, берёт за душу, заставляет оборачиваться, как подсолнух вслед за солнцем.
Стоило появиться Ирис и мой взгляд устремлялся за ней, как преданный щенок за хозяйкой.
Мне нравилась её внешность. Не менее яркая, чем у Ньевес, но если в испанке было много острых углов, то Ирис была настоящая англичанка. В ней чувствовалось порода. Черты ребёнка, белое лицо, огромные, необычного оттенка глаза и совершенной красоты тело, которое мне всегда хотелось ласкать.
Мне нравилось, как она млела в моих объятиях. Я сам начинал от этого млеть.
Когда Ирис была рядом, мне не приходилось подавлять свои агрессивные, часто грубые порывы. Оставить на её молочном совершенном теле любой след, коснуться его чуть грубее казалось святотатством. А между тем Ирис никогда не разыгрывала из себя томную хрупкую барышню, была вполне себе полнокровной.
Каждая клеточка её округлого, мягкого, как у сытой кошки, тела, источала такую притягательную чувственность, которой у меня не находило сил противиться. Даже на расстояние, мне казалось, я улавливаю тонкий аромат её густых, пушистых, тяжёлых волос.
– Привет, Фиалка, – шепнул я. – Подвинешься?
Ирис медленно повернула голову, взглянув из-под пушистых ресниц.
Моё молчание обидело её не меньше Ньевес, но, в отличие от непосредственной красавицы Санчос, онакуда лучше владела эмоциями и не спешила мне их демонстрировать.
Не говоря ни слова, посторонилась, освобождая место рядом с собой, и я развалился рядом.
Удивительно, но рядом с Ирис мои нервы искрят, будто оголённые. Дело даже не в том, что я переживаю из-за её чувств – я их просто чувствую. Чувствую даже тогда, когда не хочу.
Так, даже не стараясь, я всей кожей, всем нутром ощущаю её недовольство. Оно как первый слой из всего того коктейля чувств, что бурлит сейчас в её сердце. За недовольством, как аккомпанемент, холодная злость, а подо всем этим ядро –боль, вокруг которой накручено всё остальное: сомнение, неуверенность, мучительная надежда и неверие.
Ирис сидела с таким серьёзным видом, что сразу и не подступишься. Она словно всем своим видом говорила: «Не смей приближаться». Будь на её месте кто-то другой, я бы охотно подёргал кошку за хвост, но ссориться с Ирис мне не хотелось. Поэтому я пододвинул к себе тетрадь и, прикрывая написанное рукой, написал:
«Даже когда ты злишься, ты очень красивая. Тебе идёт гнев. Но я всё же предпочитаю видеть твою улыбку».
Ирис скользнула взглядом по написанным буквам. Губы её подобрались в гневную тонкую ниточку.
– Ты считаешь, что я куплюсь на детские комплименты? – зло шепнула она.
– Я на это надеюсь, – шепнул я в ответ. – Мы давно не виделись, я соскучился, а у тебя же такой вид, будто ты по мне – нет.
– Соскучился? – гневно блеснула она глазами, и я увидел в них своё перевёрнутое отражение.
В объятиях Артура. В объятиях других девушек. Среди доброго десятка различных развлечений.
– Что-то я сильно в этом сомневаюсь, – фыркнула она.
– Ты злишься?
– Да! – отрезала она, не давая никаких уточнений. – Любой нормальный человек на моём месте злился бы.
– Из-за чего?
– Считаешь, не из-за чего?
Фиалковые глаза потемнели, как небо перед штормом.
– Наоборот, столько всего, из-за чего можно разозлиться. Просто уточняю.
– А заодно и издеваешься?