Ад идет с нами
Шрифт:
– Да, – коротко ответила Арора, явно не понимая что так взбудоражило стоящую перед ней девушку.
– Вы их убили? – Дана не повышала голоса, но в нём клокотал гнев. – Это какое-то ритуальное жертвоприношение?
Шедшие мимо идиллийцы удивлённо оглядывались, но вмешиваться не спешили. Только Костас стоял, готовый перехватить дочь, вздумай та действовать привычным для неё методом.
– Они решили уйти, – спокойно, будто речь шла о загородной поездке, ответила Зара. – Каждый идиллиец сам решает, когда приходит его время. Они захотели уйти с любимыми в новую жизнь, а не горевать долгие годы. Я хорошо их понимаю. Не хочу знать что чувствует родитель, переживший собственное дитя.
С одной стороны, Рам понимал, о чём говорит идиллийка. Он и в страшном сне не мог представить, что когда-нибудь станет хоронить Дану. С другой – отрицал подобное смирение и отказ от дальнейшей борьбы. Для китежца добровольный уход из жизни считался оправданным лишь для того, чтобы смыть с себя позор, но никак иначе. А уйти вот так, даже не попытавшись отомстить… Это просто плюнуть на память погибших.
Отключив внешние динамики, Костас вышел на приватный канал и сказал:
– Пойдём, Льдинка. Пусть сами решают, как им жить и умирать.
Несколько секунд Ракша стояла, сжав кулаки, и пыталась найти подходящие слова, а потом молча развернулась и лёгким бегом направилась к броневику. Арора со спутницей провожали её взглядами.
– Госпожа Зара, если ваше предложение о сотрудничестве ещё в силе, то жду вас завтра утром, – включив динамики, сказал Рам.
О том, чтобы продолжать работу, теперь не могло быть даже мысли. Костас ощущал себя выжатым досуха, желая лишь одного: вернуться в комендатуру, выпить чего-нибудь крепкого и забиться в тихий угол.
– До завтра, – он вежливо кивнул идиллийкам и пошёл к машине.
Костас даже не нашёл сил удивиться, когда Арора нагнала его.
– Нужды города не могут ждать, – устало произнесла экс-мэр и китежец молча помог ей забраться в броневик.
Рам уселся на соседнее сиденье и уставился в окно. Из головы никак не выходили слова о родителях, похоронивших собственных детей. Да, Ракша не была его родной дочерью, но для Костаса это не имело значения. Дана навсегда осталась для него худенькой малышкой в перешитой отцовской форме, смотрящей на мир взглядом взрослого человека.
Костас сам не заметил, как вошёл в запароленную папку своего такблока и начал просматривать фотоархив их маленькой семьи. Вот десятилетняя Дана впервые входит в море на Акадии. Вот она, сияя улыбкой на чумазом личике, демонстрирует собственноручно выловленную болотную щуку. А вот Дана в седле, верхом на летучем волке Гаргантюа. Дана на первом курсе, Дана на полигоне… И вот Дана и Костас стоят на плацу училища, оба в парадной форме, и дочка гордо демонстрирует только что полученные погоны и офицерский кортик.
Но самым любимым фото у Рама было другое. Наверное, почти у каждого отца есть схожее: дрыхнущий на диване папаша с чадом на руках. Только когда сослуживец Костаса сделал снимок, Дане было двенадцать. Она умудрилась подхватить акадийскую мангровую лихорадку, пока Рам в очередной раз лазал по болотам в поисках партизан. Костас навсегда запомнил пережитый им страх, когда по возвращении врач барона, разводя руками, объяснял:
– Бури, месье капитан, суда ходят плохо, а у нас вакцина кончилась. Но девочка сильная, справится….
“Месье капитан” в те четыре дня, что ждали судно из столицы, опроверг все штампы о суровом китежском воспитании детей. Всё это время он не отходил от мечущейся в горячечном бреду дочери, боялся спать, и когда наконец пришёл корабль с вакциной, доктор сделал укол и сказал, что опасность миновала, Рам просто вырубился там, где сидел. С завёрнутой в одеяло Даной на руках, впервые за четыре дня заснувшей нормальным сном. Тогда же его и заснял один из сослуживцев. Но ценность фото была не в этом, а в приписке, сделанной самой Даной: “С папой”.
Из воспоминаний в реальность его вернул тихий голос Даны в наушниках:
– Папа Кос, спишь?
Рам вздохнул, разглядывая фасад комендатуры. Как сказала идиллийка “нужды города не могут ждать”.
Глава 14
Планета Идиллия. Военная база “Эсперо-1”
Рука, сжимающая пистолет, казалась чужой. Тонкие пальцы, словно созданные творить музыку и картины, обнимали широкую “эргономичную” рукоять оружия.
Странное зрелище к которому Эйнджела начала привыкать.
Эмпатам чужды орудия убийства. Рабам запрещено прикасаться к оружию. Обывателям оно попросту не нужно. Для военных оружие — словно часть тела, привычная и естественная. Эйнджела не чувствовала принадлежности ни к одной из этих групп. Она смотрела на оружие в руке и пыталась понять, кто она теперь?
Два военных копа пососедству такими вопросами не задавались. Негромко переговариваясь, они обращались со своим оружием с небрежной уверенностью профессионалов, давно и прочно осознавших свой жизненный выбор. Даже лежащие перед ними автоматы, казалось, излучали такие же уверенность и спокойствие, словно домашние питомцы, с ленцой наблюдающие за своими хозяевами.
На таких, нашедших своё место в жизни, Эйнджела смотрела с завистью. Как и на сестру.
За прозрачной звукоизолирующей перегородкой Свитари на огневом рубеже методично расстреливала мишень из пистолета. Даже за пределами эмпатического восприятия Эйнджела буквально ощущала злой азарт и восторг сестры. Ри ласкала оружие пальцами с любовью, которой не удостоился ни один мужчина. Пистолет был проводником её воли, заёмной силой, превратившей вчерашнюю бесправную вещь в повелительницу жизни и смерти.