Адам и Эвелин
Шрифт:
— Я ничего о себе не воображаю, правда, но если б ты ее видела. — Эвелин снова случайно задела крышу рукой. — Извини. Ты не поверишь, правда не поверишь. В голом виде она такая бабища.
— А Адам?
— Он так и стоял, за шкафом, без ничего…
— Адам в костюме Адама. Ему, что ли, нравятся такие женщины?
— Да нет, они ж не все такие. Но теоретически на ее месте могла бы быть любая, любая клиентка, любая женщина.
— Не знаю, насколько тебе это интересно,
— Я верю, я очень тебе верю.
— Я сказала какую-то глупость, что я готова исполнить любое его желание или что-то вроде того, я даже думала об этом. Я просто хотела, чтобы он меня провез, на все остальное мне было плевать. Но он ни одного словечка не отпустил, ничего такого. Я уж думала, он голубой…
— Адам?
— Ну, он же портной. У меня есть один знакомый парикмахер, голубой, а парикмахер и портной — не такая уж и разница.
— Портной — это все-таки другое!
— Не важно, я просто хотела сказать, я думала, он либо голубой, либо правда любит свою жену.
— Может, и любил когда-то.
— Если б мужчина поехал вслед за мной на такой старой тачке, хоть я уже и с другим… Это все-таки что-то значит.
— Только вот что?
Катя легла на спину, подложив руку под голову.
— Ты правда хочешь вернуться?
— Самое ужасное, что раз в несколько часов мое решение меняется, — сказала Эвелин.
— У тебя там есть кто-нибудь из родных?
— Нет, никого. У Адама есть тетя, не по прямой линии, она к ним раньше иногда приезжала. Ее муж в какой-то момент бежал, он то ли не хотел больше приезжать в ГДР, то ли его не пускали, занимает какой-то высокий пост.
— У нас все там. Мы всегда были единственными, кто еще не перебрался на Запад.
— Когда начинаешь об этом думать, когда это вдруг начинает казаться таким осуществимым…
— Тогда уже не можешь больше спокойно ни о чем думать. Я даже считаю, что уехать — это наш долг, мы ведь даже не знаем, что такое настоящая жизнь.
— Адаму так мало надо. Пить пиво по вечерам, сидеть в саду, курить сигару, потом сосед к забору подходит… Он даже с соседями в хороших отношениях. Меня это привлекало, он был такой независимый, знаешь, в этом что-то было. Университетские мальчики, они были такие осторожные и правильные, по сравнению с ними Адам был глотком свободы. За словом в карман не лез. Но если все это ради того, чтобы посидеть в саду…
— Вы никогда никуда не ездили?
— Были один раз в Болгарии. Деньги-то у него есть. Денег у него куры не клюют, по крайней мере, по моим меркам. Адам даже детей хотел. Но… я…
Эвелин повернулась лицом
— Что такое? Эй, Эви?
Катя осторожно погладила ее по волосам и по плечам.
— Что такое? Ты плачешь?
— Я избавилась от ребенка.
— Я тоже через это прошла. Но это был такой подлец, настоящий уголовник.
— Адам об этом не знает. И тебе я запрещаю ему об этом рассказывать — никогда, обещаешь?
— Да, конечно.
— У тебя, по крайней мере, была причина. Но я, я просто подумала, я лучше подожду. А теперь я думаю: хорошо, что у меня нет ребенка. Что мне с малышом на Западе делать?
— Я не хотела быть всю жизнь привязанной к тому типу, я и так слишком часто об этом думаю.
— Они вообще еще здесь?
Эвелин подняла голову.
— Твои мужчины?
— Мои мужчины?!
— А что, это ведь так, у тебя двое, а у меня ни одного.
Эвелин высморкалась.
— Можешь забрать себе одного, это бы все немного упростило.
— Тогда я завтра спрошу, не хочет ли меня кто-нибудь из них.
— И кого ты спросишь первым?
— Конечно, Адама.
— Но он же не хочет уезжать!
— Все равно, если ты не возражаешь?
— Послушай — это еще что?!
— Прямо целое стадо.
— Ты слышишь, что они поют?
— «Германия превыше всего»?
— Да нет, это же наш, это наш национальный гимн!
34
СКАЗКА
Эвелин, Катя и Адам сидели в маленьком угловом кафе на улице Непштадион, одинаково удаленном от посольств ГДР и ФРГ.
Катя отодвинула от себя пустую чашку.
— От такого количества кофе мне еще сильней спать захочется.
— Все-таки как-то странно, что мы здесь их деньги просаживаем, — сказала Эвелин.
— Почему, я же верну их посольству, — сказал Адам.
— О Боже, а я-то думала, что наконец-то живу не за твой счет, — сказала Катя.
— Деньги для того и нужны, чтобы их тратить.
— Да ладно, Адам, не задавайся. Мы не можем даже снять здесь номер в гостинице или сходить поужинать по-человечески.
— Вам чего-то не хватает? У меня нет ощущения, что я себе в чем-то отказываю. Намного лучше и быть не может.
— Ты уже даже не замечаешь, как это унизительно.
— Если «Хилтон» сделает тебя счастливее — пожалуйста. Такой ночи, как эта, у тебя там точно не будет.
— Я вполне могу обойтись без наших пьяных соотечественников.
— Это все кандидаты на выезд, ты же сама слышала.
Подошел официант, поменял пепельницы и забрал пустые тарелки.