Адаптация
Шрифт:
Наркологи уже вываливались из квартиры через распахнутую входную дверь. Но рыжеусый задержался и опасливо шагнул назад:
– Послушайте, деньги-то дайте. Ну, те шесть тысяч, что…
Я дал ему деньги. Но он не уходил:
– Вы это… Я понимаю… Ему покой нужен, пусть спит. Я таблетки на столе оставил… Главное, проследить, чтобы он опять не выпил…
– Знаю, – махнул я рукой.
Дверь закрылась.
Лиза сидела на корточках на буграх грязи возле дивана и гладила рукой по грязным взъерошенным волосам Тищика.
– Привет… други… – услышал я его слабый голос. Он часто так говорил – «други»
Тищик медленно повернулся к нам лицом.
– Ну ты и орешь, мертвые вскочат… – улыбнулся он кислой улыбкой. – Сань, ты меня с леди не познакомил.
– Это Лиза, – сказал я.
– Привет, меня Геннадий зовут… – Тищик протянул Лизе дрожащую руку, она накрыла ее своими обеими ладонями. – А у нее ладони… как у моей бабушки, мягкие… маленькие солнца. Тебе сколько?
– Двадцать один, – сказала Лиза.
– Двадцать один! Еще ничего позади, кроме детства… ах, чудо! – медленно, хрипло усмехнулся Тищик и тяжело задышал: – Сашка, слушай, налей водки, чуть-чуть совсем, а то говорить не могу! Там, на кухне в холодильнике… Да не боись, – добавил он, видя мое лицо, – я и без нее помру, ты же знаешь…
– Хорошо, – сказал я после паузы.
Сходил на кухню. Принес бутылку и стакан. Наливая Гене, я сказал:
– Только чуть-чуть…
– Конечно! – Генка быстро, залпом выпил, и лицо его сразу разгладилось. Словно смятый лист бумаги намок и распрямился, а внутри изможденного тела включился и заработал генератор по выработке энергии.
– Ну вот, теперь мы стали все одинакового возраста, – произнес уже здоровым голосом порозовевший Тищик. – Времени-то нет, други, его нет совсем… оно как море, когда плывешь по нему, а оно штилевое… и нет движения, и никакого горизонта вокруг… Хорошо, что я побыл когда-то моряком, Сашка! Как там на улице, холодно?
– Снег идет. Мороз ударил, градусов пять.
– Понятно. Значит, весны уже не будет. Слушайте, други, а выпейте со мной? Что я, как алканавт, сам с собой бухаю. Ну давай, друг!
Помедлив, я кивнул и разлил водку по стаканам. Гене налил меньше всех. Хотя к чему это теперь?
– Давно вошел? – спросил я.
– Да разве важно, Сань?.. – поморщился Тищик. – Важно, куда я выйду. Так все обрыдло, что когда входишь… то выйти уже на дарк сайд оф зе мун, хочется. Понимашь? А вы… Вы валяйте, други, куда-нибудь… далеко-далече. Мерзко будет вам сдохнуть в квартире, как насекомым каким-то.
– А ты что же? – усмехнулся я.
– Не-а! Я в запое. Тебе, трезвеннику, этого не понять. Когда я в запое, я… не в щели, а… в запое. Красивое состояние. Ну, иногда красивое.
– Хорошо, Гена. И куда же нам ехать?
– Налей еще грамм.
Я покачал головой.
– Черт, налей, прошу! На себя смотри, на себя, а не на меня! За себя реши, а я за себя сам решил. Ну? Мне так надо!
Я налил.
– А вы молодцы, что пришли, – сказал Тищик, выпив и отморщившись. – И ты, Лиза, как сказка в гости… Я люблю тебя, Лизка. Не обижайся, Саныч. Сказочно ее люблю, это глобальнее, чем просто мужик к бабе… Куда ехать, говоришь? Вот что скажу вам, други, не езжайте на Кирибати.
– Почему не на Кирибати? – спросил я.
– Помнишь, Саня, я тебе рассказывал про Кирибати, что там умирать отлично.
– Помню.
– Ну так вот, туда не надо. Но это не важно… Саш! Ты там, когда
– Гена… он не работает, там никого нет.
– Да знаю, знаю! Второй день уже не работает. А ты входишь со служебного входа и берешь. Так все делают – охраны-то никакой. Не боись, там разрешили, – указал он пальцем на потолок.
– Ладно, сделаю, – сказал я.
– Только водки, чистой белой, настоящей возьми, а не мочи этой оранжевой.
– Ладно…
– Ну, давайте тогда за вечность… – поднял Гена свой стакан, – чтоб она не кончалась!
Мы чокнулись втроем, выпили. Водка шла как вода, запивать и заедать ее не хотелось. Лиза лишь пригубила из своего стакана.
– Вот что, парни и девчонки… – проговорил Гена уже несколько вялым и заторможенным голосом. – О чем был я? А, да… Не в Кирибати… Я говорил, что там лучшее место для умирания… Но когда говорил? При жизни! А что толку умирать, когда и так умирается? – Гена хрипло засмеялся. – Но я, други, знаю еще место, где хорошо не умирать, а рождаться. Знаешь?
– Нет, – сказал я.
– Здесь неподалеку, в Союзе… бр-р, блин… то есть в России. Байкал-озеро. Бывали там?
– Нет, – сказала Лиза.
– Не близко, – сказал я.
– Да ближе чем Кирибати. На Байкале я один только раз был после того, как меня выгнали… По стране шарился, работу искал. В Иркутск прилетел, болтаюсь там-сям. А подруга мне одна и говорит, как же ты здесь сидишь, а Байкала еще не видел? Ну, я… Посадила, значит, она меня и повезла… Там рядом-то, от Иркутска. И уже на подъезде у меня что-то такое началось, трясучка, что ли… не передать… Ну, думаю, план вроде не курили, что же со мной происходит? А подруга… Вилия ее звали, кстати, классное имя, правда? В честь Володьки Ильича Ленина назвали, наполовину бурятка. Хорошо с ней было… Да. Вилька… так вот с ней мы ехали. И спрашивает: что, пробило уже? Байкал всех так пробивает, говорит, недаром мои предки его святым считали. Ну так вот… а как выехали на берег… Такого я еще никогда не видел, други… Озеро – как огромное море жидкого бриллианта… И ощущение такое же бриллиантовое. Я по берегу спокойно ходить не мог, только прыгал, как на шарнирах…Другая планета. Я купаться полез, хотя Вилька орала на меня, температура-то – семь всего… А я все-таки прыгнул. Будто печкой ледяной обдало, вылетел обратно на берег и… смыл с себя что-то, грязь душевную, что налипла, смыл. Сижу, дрожу такой. А Вилька мне говорит: в древности люди чувствовали энергию, идущую из-под дна Байкала, и строили здесь капища, и что до сих эта энергия здесь, и что-то такое со всеми здесь происходит. И тут-то я и почувствовал, други, что нашел место на Земле, где, понимаешь, хочется родиться! Но не заново родиться, пойми, а по-настоящему, так, как мы и должны были… По… понимаете?
Генка уже сильно устал, язык его заплетался. Он опустил голову на подушку и прикрыл глаза. Потом с трудом прошептал:
– Валите… Свет только… не выключайте… не так страшно быть.
Я встал. Лиза тоже.
– Погодите, други… – Гена вдруг сел на диване. – А давайте по последней, по-русски? Не откажи, Саня. Друг.
Я медленно кивнул и разлил по стаканам остатки водки.
– Знаете, за что? – задумчиво улыбнулся Тищик. – За жизнь. Дай Бог, не последняя.