Адмирал Макаров
Шрифт:
В ноябре Макаров сразу получил несколько телеграмм от пароходовладельцев, просивших оказать в срочном порядке помощь их пароходам, застрявшим во льдах Петербургского порта. Внезапно грянувшие морозы застали их врасплох. Не все успели даже выйти из Невы. Макаров отдал распоряжение разводить пары, чтобы тотчас идти на помощь. Но в это же время получил другое извещение, более серьезное. Главный командир порта сообщил, что крейсер первого ранга «Громобой», следуя из Кронштадта в Петербург, сел на мель в морском канале, его необходимо немедленно выручать. Когда на следующий день Макаров на «Ермаке» прибыл в Петербург, он был немало удивлен, увидев, что все устье заковано крепким льдом. С помощью «Ермака» «Громобой» благополучно сошел с мели. В этот же поход «Ермак» освободил двенадцать застрявших во льду пароходов и вывел их на открытую воду.
Вернувшись в Кронштадт и став на якорь на Малом рейде, «Ермак» был готов по первому требованию выполнить новое распоряжение. Оно не заставило себя ожидать. Во время бури со снежной пургой броненосец береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин», направляясь из Гельсингфорса в Кронштадт, на полном ходу наскочил на камни у южной оконечности острова Гогланда.
Расположенный посредине Финского залива, весь состоящий из гранитных утесов, окруженный льдами, остров в зимнее время был лишен связи с материком.
Положение броненосца становилось серьезным. Многие категорически заявляли, что спасти броненосец не удастся. В зимних условиях снять громадный корабль с камней очень трудно, а весною прибрежный лед своим напором потащит броненосец по камням и разломает его. Никакие якоря не помогут. По словам местных жителей, напор льда на Гогланд бывает таков, «что весь остров трещит». Не будь «Ермака», вряд ли возник бы вообще вопрос о спасении «Апраксина», «Ермак» решил все дело. Были организованы спасательные работы, начальником которых назначили контр-адмирала Амосова. Работы по спасению броненосца «Апраксин» продолжались всю зиму. «Ермаку» пришлось снабжать организаторов спасательных работ всем необходимым. Никакому другому кораблю это было не под силу. На борту ледокола была организована ремонтно-механическая мастерская. В течение зимы «Ермак» сделал четыре рейса в Кронштадт и шесть рейсов в Ревель. Прибытие ледокола на Гогланд всегда было радостным событием для апраксинцев, которые переселились на остров в деревянные бараки, привезенные все тем же «Ермаком». На ледокол приходили развлекаться, отогреваться и обедать. «Ермак» получил среди офицеров наименование: «Отель [94] Гогланд».
94
От'eль(фр.) — гостиница.
В то же время возникавшие при сложных спасательных работах вопросы требовали постоянной связи Гогланда с материком. Осуществить такую повседневную связь «Ермак», естественно, не мог. Да и вообще это представлялось совершенно невозможным. О прокладке кабеля в зимнее время нечего было и думать, сухопутные сообщения с материком, отдаленным от острова на 46 километров, могли осуществляться лишь с большим трудом и риском, и то лишь несколькими смельчаками-почтальонами из числа жителей Гогланда; световые сигналы системы Миклашевского также не помогли.
Выручил снова Макаров. Он вспомнил о своем друге — преподавателе Кронштадтских минных классов — А. С. Попове, демонстрировавшем ему свой аппарат-грозоотметчик. В этом году, летом, Попов производил опыты на Черном море, пытаясь установить связь при помощи изобретенного им аппарата со станциями, установленными на трех броненосцах. Ему удалось достичь успеха, сигналы принимались на расстоянии свыше пяти километров, но на большем расстоянии они не улавливались. Не видевшее, по обыкновению, в опытах Попова ничего, заслуживающего особенного внимания, морское ведомство отнеслось к зарождавшемуся величайшему изобретению века безобразно равнодушно. Денег не дали, и опыты прекратились.
Теперь, вспомнив о Попове, Макаров подает высшему морскому начальству мысль: пригласить Попова и попытаться с помощью его грозоотметчика установить связь между Гогландом и материком. Морскому министерству в сложившихся условиях ничего не оставалось, как принять этот совет. Но верные своим скопидомским привычкам морские чиновники, приглашая Попова, отпустили на производство опытов совершенно ничтожную сумму. К счастью, помощниками изобретателя оказываются чрезвычайно энергичные и способные молодые люди, чутьем угадавшие, что могут дать опыты Попова. То были: лейтенант А. А. Реммерт, ассистент минных классов Н. П. Рыбкин, капитан второго ранга Залевский и унтер-офицер Андрей Безденежных.
Началась горячая пора. Рыбкин с Залевским занялись оборудованием станции на Гогланде, Реммерт с Безденежных — на материке, вблизи финского городка Котка. Вскоре «Ермак» доставил на Готланд с рабочей партией все необходимые приборы. Ввиду спешности дела приборы были взяты из лаборатории, приемником же служил телефонный аппарат, приспособленный к приему сигналов самим Поповым. Одновременно сооружалась станция и на материке.
Когда станции были оборудованы и установлены огромные антенны, начались приемы сигналов. Великое изобретение Попова впервые в мире получало практическое применение. Сначала на сигналы с Котки не было ответа. Но вскоре стали замечать какие-то регулярные знаки на телеграфной ленте, которые нельзя было объяснить тихими электрическими атмосферными разрядами. «Я немедленно сообщил об этом Попову, — вспоминает Реммерт, — и он быстро приехал. Началась слежка, настройка, поскольку такая в то время могла так называться. Так продолжалось всю ночь. Настало утро. Наконец, около 3 часов дня, спустя почти месяц после нашего приезда, на ленте довольно четко начали получаться знаки, но слова еще не были достаточно разборчивы. На следующий памятный день, наконец, разобрали несколько слов. Смысл этих слов был тот, что наши сигналы «Гогланд» принимает и спрашивает, получили ли мы их сигналы. Надо было видеть состояние Александра Степановича Попова. У него не держалась лента в руках от дрожи в них, он был бледен, как полотно, но улыбка озаряла его доброе лицо. Мы, народ молодой и горячий, решили, что «сношение установлено», и бросились целовать Попова». [95]
95
«Изобретение радио А. С. Поповым». Сборник документов и материалов. Изд. Академии наук, 1945.
Так родилось величайшее изобретение начала XX века — радио. Лабораторные опыты были закончены. Настала эра его практического применения. Это замечательное событие в истории русской и мировой техники произошло 24 января 1900 года.
Макаров оказал большую поддержку великому изобретателю. Предвидя огромные возможности в будущем для радио, он одним из первых оценил его и позже решительно отвергал притязания Маркони на приоритет в области изобретения «беспроволочного телеграфа». «Профессор Попов, — заявлял Макаров, — первый открыл способ телеграфирования без проводов, Маркони выступил после Попова» [96] .
96
29 июня 1902 года в Кронштадт прибыл итальянский крейсер, в числе его офицеров был Г. Маркони. По существующему морскому обычаю Макаров пригласил итальянских гостей к себе на обед.
Маркони, сидевший за столом рядом с адъютантом Макарова В. Семеновым, настойчиво расспрашивал о Попове и его изобретении.
Позже стало известным, что Маркони предлагал морскому ведомству купить у него патент на радио. Макаров, узнав об этом, категорически протестовал против приобретения патента у Маркони, указывая на то, что радио изобретено А. С. Поповым и нет никакой необходимости и смысла покупать русское изобретение у иностранца.
Макаров считал гениальный научный подвиг А. С. Попова величайшим открытием века. Он сразу же оценил значение радио и всемерно способствовал его развитию.
30 июля 1902 года в газете «Русские ведомости» появилось такое сообщение: «Главным командиром Кронштадта С. О. Макаровым разрабатывается проект новой организации беспроволочного телеграфа на судах флота». Однако этот проект осуществить Макарову не удалось — министерство не отпустило денег. Не дали денег Макарову даже на то, чтобы оборудовать радиоустановку на «Ермаке», хотя для этого требовались очень незначительные затраты.
На другой же день после установления связи с Гогландом началась регулярная работа первых русских радиостанций. Вначале, правда, не все сигналы разбирались отчетливо, а на разряднике появлялся целый пучок искр.
Когда доложили о результатах опытов с беспроволочным телеграфированием начальнику главного морского штаба адмиралу Авелану, он воскликнул:
— Как кстати! Это очень хорошо! Где находится сейчас «Ермак»?
Ему ответили, что ледокол стоит у Гогланда. Тогда Авелан взял листок бумаги и быстро набросал:
«Командиру ледокола «Ермак»
Около Лавен-Саари оторвало льдину с 50 рыбаками. Окажите немедленно содействие в спасении этих людей.
Авелан».
Радиограмма полностью, без всяких искажений и неточностей, была принята на Гогланде.
«Когда принимавший прочел вслух эту телеграмму, — вспоминает один из очевидцев первых шагов радио, — то по крайней мере минута прошла при мертвой тишине, никто не проронил ни слова. Все присутствовавшие были глубоко взволнованы. Они поняли, какую громадную услугу оказывает только что установленный способ сообщения, и в общем сознании мелькнуло, что этим призывом к спасению погибающих беспроволочный телеграф наилучшим образом осветил начало своей деятельности на нашей родине».