Адонис Индиго
Шрифт:
– Константин Михайлович,– это Наташа. Пациент из десятой пришел в сознание,– голос в трубке звучал безучастно.
– Очень хорошо; когда это случилось?
– В девять-тридцать я ему ввела пять кубиков витаминов – все было как обычно. В девять-сорок подошла, чтобы перестелить постель, а он смотрит. Смотрит и молчит.
– Церберы догадываются?
– Пока нет, но это ненадолго.
– Знаю. Нужен хотя бы час-полтора времени. Понабегут с допросами, и это может его убить. Сделаем так: сейчас – девять-пятьдесят; я подойду, как обычно, минут в десять-пятнадцать одиннадцатого.
– Поняла, Константин Михайлович,– Наташа положила трубку, открыла журнал, что-то записала, закрыла, положила на место.
– Случилось что, Наташенька?– охранник буравил взглядом.
– Случилось, сержант. Президент решил приехать. Хочет лично вручить Указ о досрочном присвоении Вашему благородию звания старшего сержанта. За боевые заслуги и неусыпную бдительность при несении службы.
– А, давно пора. Да-а-а-вно,– кабан развалился на стуле, встряхнул, возобновляя чтение, газету.
– С возвращением Вас, Метельков. Я – лечащий врач Берсенев Константин Михайлович. Хирург. Как Вы себя чувствуете сейчас, и как чувствовали, когда пришли в сознание? Извините за докучливость, но важны симптомы при пограничных состояниях. В ваших интересах быть со мной откровенным – я имею ввиду медицинскую составляющую. Говорите тихо, лаконично, и по существу. Итак?
– Ничего особенного, доктор. Прояснение – и все. Ни радости, ни печали.
– Признаки депрессии или, наоборот, повышенного возбуждения имели место? Уточните.
– Нет, ничего такого. Никаких эмоций. Я бы назвал свое состояние позитивной нейтральностью.
– Это – хороший признак. Руководству зоны не терпится обсудить с Вами подробности Вашего сенсационного побега; и позитивная нейтральность Вам понадобится. И мужество. Теперь задерживать Вас здесь, боюсь, мне не позволят. Несмотря на медицинские показания. Я сочувствую Вам, Феликс Виссарионович, и желаю удачи. И еще. Если случится так, что Вам понадобится моя помощь, можете на нее рассчитывать. А теперь набирайтесь сил – думаю, они понадобятся Вам уже сегодня.
– Спасибо, Константин Михайлович, за откровенность. Рад, что удалось встретить приличного человека на вечеринке, куда мы оба явились по приглашению, но против собственной воли…
– Константин Михайлович, почему сообщение о дееспособности нашего подопечного поступило ко мне не от Вас, а от моих людей? Поясните.
– Потому, Сергей Леонидович, что разница между дееспособностью и способностью оставаться живым и здоровым бывает весьма велика. Говоря короче, я, как врач, посчитал, что пациенту после такой тяжелой травмы необходима хотя бы пара часов, чтобы окончательно придти в себя. Вы же не хотите, чтобы он умер на втором Вашем вопросе?
– Спасибо за заботу. Будьте осторожны, дорогой мой Константин Михайлович; не давайте мне повода думать, что Вы не на одной с нами стороне. Подготовьте пациента для перевода в лазарет зоны к 14.00. Сегодня, разумеется. Мы его как зеницу ока беречь будем, уж поверьте.
VI
«Боинг» завершил набор высоты; двигатели монотонно , но не навязчиво гудели.
В проходе салона первого класса материализовалась рисовано улыбающаяся стюардесса без изъянов во внешности, с заученным дружелюбием в голосе произнесла:
– Лайнер лег на заданный курс, уважаемые дамы и господа. В Москве посадку совершим через пять часов. В течение всего времени полета мы будем рады максимально удовлетворить ваши пожелания. Для начала прошу определиться с заказом ужина. Меню в кармашках напротив.
Через минуту красивая головка склонилась к плечу Шканта.
– Желаете чего-нибудь выпить перед ужином?
– Будьте добры: полстакана «Боржоми» и одеяло. Ужинать я не буду.
– Через минуту принесу, господин Шкабардин.
Двигатели продолжали ровно работать; самолет пытался улететь от надвигающегося сзади темного горизонта.
– Благодарю Вас,– Шкант вернул пустой стакан, накрылся до подбородка одеялом…
Первый курс… Да, первый курс – это здорово! А как иначе!? Престижный университет, перспективный факультет, богатая база, лучшие преподаватели – все по высшему разряду. А главное – студенческая отвязная искристая жизнь!
Представьте себе, в одном месте и для общих, единых целей собралось триста ребят из перворядных выпускников школ со всей страны! И все они умны, креативны, энергичны и при этом благожелательны и сострадательны, прямодушны и бескорыстны. И нос никто даже не думает задирать – не перед кем просто! Это было откровение: прекрасное начало поганого пути…
Грудь сотряс глубокий прерывистый вдох. Виктор Павлович скосил глаза на соседние кресла – не заметил ли кто-нибудь?– полуповернулся налево к иллюминатору, всецело отдаваясь воспоминаниям…
Приобщение к Великому Будущему началось в первых числах сентября, как и полагалось в те времена, с двухнедельной командировки в подмосковный совхоз на уборку урожая картофеля.
Жили по-свински на нарах в «вернувшемся с войны» сарае с продувными полами и битыми стеклами окон, каждое из которых не давало возможности не видеть главенствующее на дворе споткнувшееся строение – туалет,– род зловонного забулдыжного пьяницы-бомжа с подступающим к горлу рвотным зарядом; воду таскали ведрами с неближней водокачки… Но, черт возьми, весело же было!
Работали без выходных с утра до вечера: часть ребят (поголовно парни) – на комбайнах в поле, часть (в основном, девушки) сортировала поступающий урожай на овощехранилище. Бригада Виктора (смешанная, к обшему удовольствию) занималась зачисткой полей после комбайнов.
Начальством предполагалось, что каждый будет добросовестно копаться по локоть в земле, в поту добывая уклонившиеся от лап железного чудовища клубни и бережно складывая их в ведерко. Переть ведрище на пупу до стоящего неподалеку трактора, ссыпать его в телегу и радостно возвращаться на полюбившуюся борозду – и так с девяти до девятнадцати, включая полевой обед. Туда-сюда, оттуда-досюда. Как челнок. Как дурачок. Как потеющий болван. Как перетирающий зубами земляную пыль болвано-дебил. Впрочем, последние несколько слов выражают собой высказываемую под нос и смягченную автором реакцию несознательного, эксплуатируемого задарма класса.