Адония
Шрифт:
– Филипп не возвращался? – с затаённым страхом спросил его Люпус.
– Нет, патер! – ответил ему капитан. – Он разве не с вами?
– Нет, – сказал настоятель, не снисходя до объяснений. И тут же поинтересовался: – Сколько в данную минуту имеется бойцов?
– Мой отряд, – вскинул, подсчитывая, глаза к небу угодливый Фердинанд, – пять человек, и ещё два отряда по десять… Два с половиной десятка!
– И со мной четырнадцать, – машинально продолжил подсчёт Люпус, – итого тридцать девять. Как мало!
– Так ведь почти все в походах, – попытался пояснить Фердинанд. – Регента давно нет, Стэйка давно нет, Глюзия… Может быть, в скорости кто и вернётся!
«Никто не вернётся», – с внезапной злостью подумал, темнея лицом, старый монах. И, окатив капитана бездонной чернотой широко раскрывшихся глаз, приказал:
– Объявляю осадное положение. Ты назначаешься главным капитаном. Выстави десяток бойцов на стены – наблюдать за окрестностями. Двоих капитанов разыщи и приведи в мои апартаменты. Узнаете новости и получите указания. Всё.
Фердинанд, опешив, с усилием сглотнул, недоумённо поморгал и, опомнившись, повернулся и со всех ног побежал в сторону северного бастиона.
Люпус перебрался из апартаментов в убежище, за железную дверь, в подземелье. Через пятнадцать дней именно туда примчался посыльный с известием, что в миле от стен появились двое пришельцев. Окружив себя полутора десятками человек, Люпус, с несвойственной ему прытью, добежал до стены и поднялся к приникшему к окуляру подзорной трубы наблюдателю.
– Вот они! – ломким шёпотом прошелестел Люпус, рассмотрев Альбу и Бэнсона. – Наконец-то пришли!
Вернувшись в убежище, настоятель монастыря приказал сообщать ему о пришельцах каждые полчаса. К вечеру было известно, что двое согрели костром круг земли и поставили на нём палатку, открыто и безмятежно устраиваясь на ночлег.
Поздним вечером Люпус позвал к себе троих капитанов.
– В сторону моря ведут два подземных тоннеля, – сообщил он, когда все четверо склонились над картой монастыря. – Ночью нужно послать двоих лазутчиков. На удачу. Вдруг удастся подстрелить хотя б одного гостя!
Лазутчики были посланы. Утром их тела обнаружили аккуратно уложенными на люки тоннелей.
– Ну разумеется, – пробормотал Люпус. – Как могло быть иначе!
Он снова собрал в своём новом убежище капитанов и ровным голосом приказал:
– Фердинанд! Из всех имеющихся бойцов выбери пятнадцать человек самых надёжных – для моей личной охраны. Остальных разделить в два отряда. Первый отряд немедленно отправляется в сокровищницу и делает следующее: в маленькую кожаную сумку, такую, чтобы можно было повесить на шею, сложить самые крупные драгоценные камни; затем отобрать самые дорогие и редкие сокровища и сложить их в пять ящиков, чтобы один ящик могли поднять два человека; всё остальное, – оружие, золото снести в одну комнату в подвале и заложить кирпичной кладкой. Ящики – сюда, в подземелье, за железную дверь! Второй отряд отправляется в зал номер девять и всех, кто там находится, – слышите – всех, и слуг тоже! – собрать наверху в одном из дворов и лишить жизни. И расторопнее! Наша судьба сейчас подвешена на тонкую нить. Потому что гости к нам пришли небывалые.
Начиная с этой минуты Люпус не спал. Он торопливо обследовал верхний этаж подземелья и выбрал длинный, шириной в пять шагов коридор. В дальнем конце его настоятель монастыря потребовал установить пушку, – и бойцы его личной охраны за полчаса перетащили из оружейного цейхгауза пушку, установили стволом ко входу и зарядили. Между колёс этой пушки, с горящим фитилём в руке, на тонкой подстилке из войлока и устроился старый монах.
Он не чувствовал хода времени. Сидел, глубоко задумавшись, и только вздрагивал, когда один из бойцов почтительно прикоснувшись, забирал у него догоревший орудийный фитиль и заменял его новым.
Пришёл Фердинанд.
– Всё исполнено, патер! – сообщил он, отирая потное, раскрасневшееся лицо. – Вот сумка с самыми крупными алмазами и самоцветными камнями. Вот стоят пять ящиков с самыми ценными из сокровищ. А там, в углу, – это я сам подумал, – бочки с водой и провианту на две недели.
– Хорошо, что подумал, – хрипло выговорил монах. – Я доволен.
– Я ещё об одном позаботился, патер, – доверительно прошептал Фердинанд. – Тут есть дворик, куда выходит узкое смотровое оконце. Я в этот дворик привёл Бледного Тэда. Не кормил его, а сказал ждать. Сказал, что я пришлю к нему живое мясо, ну, человека, которого он должен сам изловить. Наши гости, патер, будут осматривать всё вокруг, и на Тэда они непременно наткнутся. Вот тогда мы сможем увидеть их в деле. За одну короткую схватку, патер, о человеке можно узнать многое.
– Да, – помолчав, кивнул патер. – Не зря я тебя назначил главным. Всё сделал отменно. Принеси мне окорок и вина.
Требуемое было принесено, но монах не притронулся к пище. С ненадкушенным окороком в руке он сидел, откинувшись к ободу пушечного колеса, и лицо его было бледным, а зубы стучали. Его мучила страшная, роковая догадка. Бывший глава инквизиторского трибунала, как ему показалось, понял, почему массарская Тень не посещает его столько лет. Оказывается, существовал ещё один претендент на бесконечную власть и бессмертие! Рогатый пришелец ждал, когда они встретятся в поединке, чтобы выбрать самого лучшего. То есть того, кто убьёт соперника. И вот этот второй пришёл. Хитрый, невидимый, вездесущий, безжалостный, легко одолевший Глюзия, едва не догнавший их недавно в Бристоле, преодолевший столько расставленных в Аравии ловушек и хитроумных засад, наделённый демонической силой старик, дававший когда-то урок Адонии, мастер Альба. Что делать? Бежать? Но он, Люпус, пробежал уже половину земного шара. И что? Этот Альба – словно привязанный, проследовал за ним по всему затейливому пути, и вот он уже здесь, в «Девяти звёздах»! Нет, нужно попробовать перекинуться с ним хоть словечком. Вдруг удастся договориться? Да!! Договориться! А потом убедить Тень, что два слуги – лучше, чем один! Или, может быть, каким-то чудом, Альбу подкараулит изголодавшийся Тэд…
Он лихорадочно размышлял, и час пролетал за часом, и мучились, не осмеливаясь лечь спать, когда патер бодрствует, расположившиеся вдоль стен коридора бойцы.
Прошёл день, и прошла длинная ночь. И на следующее утро вдруг крикнул дозорный:
– Появились!
Люпус, подброшенный, словно пружиной, вскочил. Ударился о низко нависающий пушечный ствол. Не почувствовав боли, метнулся к оконцу.
Во дворике, залитым солнечным светом, стоял, открыто выпрямившись, страшный соперник. Тоже весьма, весьма старый.
– Глядите-ка, – пробормотал кто-то из охранников Люпуса, – и выстрела не боится.
– Убрать оружие! – дёрнулся, словно ошпаренный кипятком, патер. – Перед нами – носитель бесценной для меня тайны!
И, приникнув к проёму стрельницы, прокричал:
– Здравствуй, Альба!
Гость во дворе спокойно, вежливо поклонился.
– Может быть, поговорим? – дрожа от волнения, предложил Люпус.
Но пришелец, отрицательно качнув головой, двинулся вдоль стены.
– Пойдёшь обнюхивать окрестности и подходы? – крикнул ему вслед настоятель.