Адония
Шрифт:
Предвкушая сладость сна, поправила набитый сухой травой тюфяк. Села, стала снимать чулки. Посмотрела сквозь дверной проём на спокойно стоящую лошадь. «Нет. Спать нужно ложиться в лесу. Где-нибудь неподалёку. Хотя – вряд ли они сюда доберутся так быстро: следов на дороге не видно». Встала, натянула караульные бриджи и сапоги. Оглянулась на взбитый тюфяк: «не чрезмерно ли я осторожничаю?»
Выведший к её убежищу кавалькаду погони жеребец, оказался предателем и для своих: почуяв близкий запах кобылы, он призывно заржал. Этот звук не долетел до Адонии, – его приглушила кромка леса, возле которой кавалькада остановилась, и стены хижины. Но привязанная к столбу кобыла радостно заржала в ответ. Предводитель погони мгновенно принял решение: не окружать, прячась за деревьями, поле по кругу, а мчаться напрямик. «Всё предусмотрел. Даже мушкеты у всех – сняты с плеч и перекинуты через сёдла. Об одном не подумал: не приказал завязать жеребцу морду.»
Выбежавшая из хижины Адония, похолодев, увидела, как стремительной лавой выплёскиваются на край поля всадники в алых военных мундирах. Метнувшись в хижину, она перекинула через плечо ремни сумки и шпаги, выбежала, отвязала лошадь, вскочила на неё без седла и с силой хлестнула ладонью по крупу. Лошадь пошла медленной рысью. Адония принялась бить её в бока тяжёлыми каблуками стражниковых сапог, и через несколько секунд уже летела, вцепившись в гриву. Она намеренно уходила не по прямой от преследователей, а наискосок, туда, где они когда-то пробежали-прошли с Домиником: этот путь она знала.
Не оглядываясь, она мчалась к близкой уже зелени перелеска. Ветер гудел в ушах, и поэтому она не слышала, как остановились преследователи, и как прозвучала в полуденном воздухе злая команда. Не слышала так же и звука нестройного залпа. Только почувствовала, что лошадь, и без того летящая на махах, вдруг ещё как бы прыгнула вперёд.
Вломившись в невысокую стену кустов, Адония погнала лошадь туда, где, как она помнила, цепочкой шли три небольшие каменистые проплешины. «На камне следов не видно. Минуту, да выиграю. После – сверну в лес. Собак, кажется, с ними нет. Пусть ищут.»
К сожалению, следы были. Спустя несколько минут один из растянувшихся в линию алых «мундиров» добрался до проплешин и призывно, радостно закричал. Когда к нему подскакали, он с гордостью показал на вытянутую через камни частую кровяную цепочку.
В этот миг Адония, почувствовав, что лошадь замедлила шаг, глянула через плечо – и застонала. Половина крупа и вся задняя нога лошади были густо залиты кровью.
Адония спрыгнула, «вклинила» лошадь в густой куст. Быстро осмотрела рану. Кровь, сочась, омывала ребристый уголок ушедшей под кожу пули. «На излёте достала. Какая злая судьба.» Выхватив шпагу, Адония быстро и резко поддела остриём пулю и выбросила её из раны. Торопливо похлопывая ладонью, успокоила взвизгнувшую и рванувшуюся лошадь. Резким движением оторвала рукав белой, позаимствованной у Эсперансы рубашки. Широко взмахнув, стёрла кровь с крупа. Оторвала ещё клок, скатала в ком и с силой вогнала его в рану. От боли лошадь сделала «свечку». Взахлёб шепча что-то успокаивающее, Адония вспрыгнула на покрывшуюся испариной спину лошади и тронула её – в сторону, вбок от прежнего направления. Ехала, поминутно оглядываясь, и, когда кровь снова стала пятнать землю, остановилась. Спрыгнула. Пройдя к морде лошади, поймала её за ноздри. Притянув, быстро поцеловала. Глухо сказала:
– Прости.
И метнулась прочь.
Но, пробежав несколько шагов, остановилась. Скинула сумку, достала из неё заботливо приготовленное для ночёвок тёмное одеяло. Быстро вырезала в середине дыру, набросила на себя через голову. Стянула в поясе верёвкой. Подхватила сумку и шпагу и, экономя силы, размеренно зашагала от дерева к дереву.
Прошло совсем немного времени, когда Адония вздрогнула от выстрела – в той стороне, где она оставила лошадь. «Ещё бы немножко вглубь леса. Ещё бы немножко…»
Она вышла на длинную, выгнутую серпом проплешину, за которой темнел густой бор. «Десятка четыре шагов. Успею пробежать – спасена…»
Как подкошенная, упала на землю. Сбоку, почти рядом, с шумом раздвинув заросли, на проплешину выехал всадник.
Насмешливо сверкнул алый мундир. Заклацали по камням подковы. Всадник остановился, посмотрел вбок, поднял руку. Адония медленно повернула голову в направлении его взгляда. «Прекрасные солдаты в английской армии. Безупречное решение. Идут цепью с разрывом в сорок шагов. Как на загонной охоте.» Там, выехав на проплешину, остановился второй всадник. Подняв руку, понимающе кивнул. И – остался на месте, просматривая весь длинный серп, а первый тронул коня в сторону бора.
«Всё. Поставили стража. Не успела. Назад – нельзя. Вперёд – … Вперёд? Подобраться поближе, бросить камушек, отвлечь, прыгнуть… Шага два или три…» Но всадник, словно в насмешку, неторопливо вывел коня на середину каменистой поляны. «Двадцать шагов. Пока добегу – срежет пулей».
Нет, не очень уж и злая судьба. В эту минуту, в отдалении, солдат, ехавший рядом с командиром, безусый юнец, принятый в полк по протекции отца – отставного заслуженного офицера, негромко вскрикнул и вскинул мушкет. Поляну перед ним перебегал испуганный заяц. Выстрел заглушил отчаянный окрик командира. Заяц кувыркнулся, упал в траву, но через секунду прянул и в два скачка унёсся с поляны. Приготавливая шомпол, юнец повернул лицо, искажённое гримасой досады, в сторону подъезжающего командира. Но сказать ничего не успел. Тяжкий удар выбил его из седла. Оглушённый, он сел, сплюнул вместе с кровью расколотый зуб. А командир уже махал рукой в сторону стремительно приближающегося топота копыт, и кричал:
– По местам! По местам! Случайный выстрел! Случайный выстрел!..
Она увидела, как копыта с хрустом провернулись в каменной гальке. Караульный развернул лошадь и помчался в сторону прогремевшего выстрела. Спустя несколько мгновений из зарослей бора вылетел и присоединился к нему напарник. Пятьдесят фунтов!
Адония птицей пронеслась над проплешиной, едва ли не за их спинами.
Она то бежала, то продиралась сквозь заросли, пока хватило дыхания. Шатаясь, хватая ртом влажный лесной воздух, выбрала стоящее посреди густо заросшей подлеском поляны высокое дерево с нависающим над головой суком и, стащив с разбитых ног и уложив в суму сапоги, вскарабкалась и укрылась в кроне. Села верхом на толстую ветку, привязала себя к стволу и в изнеможении закрыла глаза.
Горячий след
Двое, в партикулярной [14] одежде, всадников остановились возле хижины сенокосов. Один из них имел охотничье дорогое ружьё, второй держал на длинной лонже рвущуюся с поводка «утиную» собачонку. К сёдлам были приторочены объёмные дорожные мешки. Обладатель ружья, спрыгнув с седла, скрылся в хижине. Минуту спустя вынес на свет мундир стражника.
– Зачем? – спросил его товарищ. – След отчётливый. И её, и погони.
– А в лесу? – вопросом на вопрос ответил охотник, ловя носком стремя. – Там сейчас всё затоптано.
14
Партикулярный – гражданский.
– Ах, ну да.
Охотник неторопливо поехал вдоль выбитой копытами цепочки следов.
– Давай быстрее! – сказал ему нетерпеливый соратник.
– Незачем, – последовал рассудительный, спокойный ответ. – Если догнали солдаты – то нам уже ничего не достанется. Если нет – то вся работа будет ночью.
– Ну да, так, – покивал головой второй всадник.
Потом снова сказал:
– Но, значит, как договорились? Поровну? По двадцать пять фунтов?..
Разговор пресёкся. Собака, добежав до подсохших уже кровяных пятен, утробно зарычала и туго натянула лонжу. Всадники, разогнав коней до скорости бега собаки, пересекли одну за другой три каменистые проплешины. По ним шла – с сёдел было отчётливо видно – линия потемневших, струной протянувшихся капель.