Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964

Фурсенко Александр Александрович

В своей речи, произнесенной на конференции 16 августа, Че рассказал историю провалившегося покушения на жизнь Фиделя Кастро 26 июля. Кубинцы хотели, чтобы мир знал, к каким радикальным мерам прибегают Соединенные Штаты в борьбе против них. Однако в разговоре с Гудвином Че не стремился набирать пропагандистские очки. Вместо того, чтобы поднять вопрос о случае с «Канделой», Че изложил некоторые соображения насчет основ для сохранения «временного модуса-вивенди» с Соединенными Штатами. Он вовсе не рассчитывал, что можно достичь «взаимопонимания» с правительством США, но степень враждебности, существующая между двумя странами, может быть снижена, а торговые отношения возобновлены. Он считал, что у Кубы имеется пять возможностей для улучшения отношений с США. Во-первых, кубинское правительство могло бы предложить развивать торговлю в качестве компенсации за экспроприированную американскую собственность. Во-вторых, оно могло бы рассмотреть возможность не подписывать никаких официальных документов о

политическом союзе со странами советского блока, хотя симпатии кубинцев все равно были бы на их стороне. В-третьих, Кастро мог бы провести свободные выборы, но лишь после создания однопартийной системы, подобной тем, что существовали в странах Восточной Европы. Посмеиваясь над абсурдностью этой идеи, Че сказал, что четвертой уступкой кубинцев могло бы быть их обязательство не нападать на военно-морскую базу США в Гуантанамо. Наконец, он мельком упомянул о возможности обсуждения в дальнейшем вопроса о кубинской активности в Латинской Америке.

После того как Че изложил эти идеи, он пообещал, что о содержании этой беседы будет известно только Фиделю Кастро. Прежде, чем попрощаться с Гудвином, он также обещал не афишировать встречу в Вашингтоне, Че также не упустил случая поблагодарить американцев за Залив Свиней. «Это была „большая политическая победа“, которая позволила сторонникам Кастро консолидироваться», — сказал он.

Разговор Гудвина с Че оживил в Белом доме интерес к Кубе. Президент Кеннеди, получивший донесение о нем вскоре после возвращения Гудвина, склонялся к заключению, сделанному его специальным помощником, что подход Че свидетельствует о растущей озабоченности кубинцев ухудшением политического положения и об их недовольстве Москвой. В начале сентября Кеннеди запросил оценочный прогноз ЦРУ о состоянии кубинской экономики. Президент также молчаливо одобрил стремление Гудвина побудить ЦРУ воспользоваться теми преимуществами, которые предлагали инициативы, выдвинутые Че. В сентябре на встрече офицеров среднего звена специальной группы по Кубе Гудвин предложил, чтобы ЦРУ разработало новые способы ведения экономической войны против Кубы{47}. Гудвин полагал, что если такой убежденный коммунист как Че счел необходимым пойти на контакт с США, возможно, что экономическое давление приведет к расколу кастровского руководства. «Если на Кубе существуют различные точки зрения, — оптимистически утверждал Гудвин, — вероятно, существуют другие кубинские лидеры, еще более склонные пойти на компромисс»{48}.

В течение сентября и октября 1961 года, пока различные разведслужбы обсуждали новые тайные программы по ухудшению положения в кубинской экономике президент Кеннеди рассматривал варианты устранения Фиделя Кастро. Он выступал за «план отказа от надежды на случай, который так или иначе устранит Кастро с кубинской сцены». Президент определенно рассматривал убийство как выход, что подтверждалось необычной предосторожностью Белого дома относительно информации о «личной заинтересованности» Кеннеди в результате воздействия убийства на политическое положение на Кубе. Ни госдепартамент, ни эксперты по Кубе в ЦРУ не должны были ничего знать об этом{49}.

Есть и другое свидетельство, подтверждающее, что убийство Фиделя Кастро обдумывалось президентом Кеннеди осенью 1961 года. «Что бы вы подумали, если бы я отдал приказ убить Кастро?» — спросил Кеннеди опешившего репортера газеты «Нью-Йорк таймс» во время беседы с ним «не для записи». Тэд Шульц, выходец из Польши, владевший испанским языком, не был новичком в вопросе американо-кубинских отношений. Он писал корреспонденции с Кубы для «Таймс» во время и после интервенции в Заливе Свиней. «Я с вами полностью согласен», — сказал президент, когда Шульц отверг эту идею как саморазрушительную и морально неприемлемую. Шульц, который сделал заметки сразу же после этой встречи, записал, что Кеннеди, который признал свои собственные моральные сомнения относительно отдачи приказа на убийство, жаловался, что испытывает «сильнейшее давление». Кеннеди не назвал источник этого давления, но Шульц думал, что речь шла о ЦРУ{50}.

По крайней мере, Роберт Кеннеди не хотел полагаться на ЦРУ в разрешении проблемы, которую представлял для Америки Кастро. Он все еще сердился на ЦРУ за фиаско в Заливе Свиней. Он обвинил Ричарда Биссела в том, что тот пользовался картами 1895 года, убеждая президента в пригодности болотистой местности вокруг Залива Свиней для ведения партизанских действий{51}.

В октябре он объединился с Ричардом Гудвином, чтобы заинтересовать президента в проведении «специальной операции» против Кубы. Генеральный прокурор был полон энтузиазма относительно разжигания мятежа на Кубе. Не веря в ЦРУ, которое, по его мнению, недооценивало шансы свержения Кастро изнутри, Роберт Кеннеди стремился уменьшить контроль этой структуры над тайными операциями на Кубе. Он предложил лично возглавить межведомственный кубинский проект, который привлек бы экспертов, не принадлежащих к ЦРУ. В начале ноября он и Гудвин представили президенту свои соображения{52}.

Роберт Кеннеди убеждал своего брата обратиться за помощью к легендарному партизанскому командиру бригадному генералу Эдварду Лэнсдейлу, завоевавшему славу своей поддержкой президента Филиппин Рамона Магсайсой.

Он возглавил успешное наступление властей в 50-е годы против коммунистического повстанческого движения Хукбалахап в этой стране. Между Магсайсаем и Лэнсдейлом сложились особые отношения, которые привели к великолепным результатам. В последующие годы Лэнсдейл не смог превзойти этот успех. Его попытки в 1961 году стать чем-то вроде вице-короля при южновьетнамском президенте Нго Дин Дьеме вызвали в Сайгоне лишь возмущение. Несмотря на то, что его репутация слегка поблекла, Лэнсдейл слыл мастером успеха и автором жестких решений для трудных проблем. В годы президента Кеннеди в ходу были такие определения мужественного характера, как «жесткий», «отважный», «сокрушительный», «твердый». В той степени, в какой Джон и Роберт Кеннеди могли судить по заверениям этого мужа из мужей, Лэнсдейл и решения, которые он предлагал, представлялись чрезвычайно подходящими.

К концу ноября генеральный прокурор, Гудвин и Лэнсдейл в общем набросали программу действий против Кастро. В процессе работы над этим планом они обсуждали проблему Кубы с президентом и министром обороны Робертом Макнамарой{53}. Президент разделял мнение своего брата, что, если США хотят устранить Кастро, они должны действовать быстро. Сообщения о программе поквартальной слежки и другие свидетельства усиления Министерства внутренних дел Кубы породили пессимизм в Вашингтоне и особенно в ЦРУ относительно возможностей сколько-нибудь серьезного сопротивления на Кубе. Но оба Кеннеди придерживались другого мнения. Требовались только решимость и энергичные меры. «Мы в состоянии предпринять активные меры, — сказал Лэнсдейл в духе этой новой инициативы Кеннеди, — в том случае, если мы обеспечим надлежащее руководство»{54}.

Игнорируя сомнения ЦРУ в возможности народного восстания на Кубе, президент 30 ноября благословил Лэнсдейла возглавить операцию против Кубы{55}. Неделей раньше Кеннеди рассматривал возможность доверить осуществление всей операции Министерству юстиции, причем Лэнсдейл должен был бы стать заместителем Роберта. Президент продолжал обдумывать аргументы в пользу создания своей особой антикубинской группы в день Благодарения, который он провел в семейном поместье на Кейп Код. Ричард Биссел, который был почти на выходе из ЦРУ, вспоминает, что он дважды или трижды в этот уик-энд звонил в Хаянис Порт, стараясь «убедить (президента Кеннеди), что ЦРУ делает все возможное, дабы удовлетворить просьбу Лэнсдейла. Лэнсдейл требовал технической помощи»{56}. Когда Кеннеди вернулся в Овальный кабинет, он подписал меморандум, санкционировавший новые тайные операции с целью «помочь кубинскому народу изнутри свергнуть коммунистический режим и создать новое правительство, с которым США могли бы жить в мире»{57}. Взвесив потенциальный политический риск, который мог бы возникнуть, из-за ассоциаций между именем Лэнсдейла и его брата, Кеннеди прикомандировал Лэнсдейла к Министерству обороны и дал ему статус руководителя всех отделов, отвечающих за проведение тайных операций против Кубы.

То, что Белый дом взял на себя контроль над антикубинской операцией, обескуражило ЦРУ. «Лэнсдейл был сумасбродом», — вспоминает Сэмуэл Хелперн, который познакомился с Лэнсдейлом в Азии. Хелперна приняли в сектор Кубы в Управлении планирования, возглавлявшемся Ричардом Бисселом, в октябре 1961 года, когда Белый дом стал требовать возобновления операций против Кубы. Среди оперативных сотрудников ЦРУ знаменитый Лэнсдейл имел репутацию фантазера, дилетанта-везунчика, невероятные планы которого никогда не проверялись на обоснованность{58}. И вот человеку такого рода удалось завоевать доверие президентов и королей. Это само по себе говорит о том, что собой представлял мир тайных операций. Многие его неудачи замяли, а его единственный успех стал для братьев Кеннеди моделью, применимой к другим странам третьего мира. Долго ожидавшиеся перемещения в верхушке ЦРУ произошли в то время, когда спешно разрабатывалась новая политика в отношении Кубы. Вначале Джон Кеннеди рассматривал возможность поставить своего брата на место Аллена Даллеса, чье смещение было очевидно после поражения в Заливе Свиней. Но Роберт не согласился с этой идеей. «Я полагал, что плохо, если бы я возглавил ЦРУ, так как я принадлежал к Демократической партии и был его братом». Вместо него президент Кеннеди выбрал Джона Маккоуна, которого, вероятно, предложил сенатор Генри «Скуп» Джексон, грозный ястреб из Вашингтона и член Демократической партии{59}. Маккоун всю жизнь был республиканцем и служил председателем Комиссии по ядерной энергии при президенте Эйзенхауэре.

Позднее Роберт Кеннеди разочаровался в Маккоуне. «(Я) думаю, что он очень любил президента, — говорил Кеннеди Артуру Шлезинджеру. — Но больше всех он любил другого человека, а именно Джона Маккоуна»{60}. Ничто не могло оттолкнуть Роберта Кеннеди больше, чем очевидная нелояльность президенту. Однако эти трудные дни были тогда еще в будущем. Первые месяцы Маккоун и Роберт Кеннеди успешно строили свои личные взаимоотношения вне службы. Маккоун регулярно посещал дом Кеннеди «Хикори хил». Личная трагедия в начале пребывания Маккоуна на посту директора ЦРУ сблизила его с женой Роберта, Этель. «Он был очень привязан к Этель потому, что когда умерла его жена, Этель приехала к нему домой, чтобы разделить его горе», — вспоминал Роберт{61}.