Адвокат амазонки
Шрифт:
– Замолчите, как вам не стыдно! – проговорил я, удерживая руль. – Это вы настояли, чтобы Вероника пошла на этот дурацкий показ. Вы видели, как она себя чувствует, тем не менее настояли. Разве вы не понимаете, что для нее сейчас важнее всего здоровье, а не карьера?
– Черта с два ты меня сейчас убедишь, доктор! – взвился он, радуясь, что у него есть возможность высказать мне все, что у него накопилось. – Ты – идиотский врач, если не нашел таблеток, которые могли бы предотвратить рвоту. Какого черта она вообще тебя рядом с собой держит?
–
– Как же ни при чем? – возмутился он. – Неужели нельзя было как-то сдержаться? Вовремя удалиться, наконец? Но не блевать же на ноги гостей!
– Я не могла, – прошептала Вероника, вытирая слезы. – Это невозможно контролировать. Черт возьми, я никогда теперь не смогу появиться на людях. Я опозорена до конца дней.
– Чепуха! – сказал я. – Люди все забудут, вот увидишь. На больших мероприятиях всегда происходят какие-нибудь недоразумения. Никто уже не обращает внимания на перебравших спиртного мужчин, с которыми тоже периодически случаются такие же казусы. Чем ты хуже, в конце концов?
– Наверно тем, что я – женщина, – произнесла она, опять начиная рыдать.
– Ну, вот что, – проговорил Непомнящий, – вы тут разбирайтесь как-нибудь без меня. Останови машину.
Я притормозил за перекрестком. Он вышел на улицу и некоторое время придерживал дверцу и смотрел на нас, словно замышляя сказать нам что-нибудь гадкое.
– Спасибо за прекрасный вечер! – произнес он насмешливо. – Теперь, если я захочу произвести на кого-нибудь впечатление, я позову вас двоих...
Он ушел в ночь. Я не буду говорить, сколько слез было пролито в тот вечер. Но именно тогда Вероника решила поставить в их отношениях точку. К сожалению, она прекратила работу тоже и с того времени стала затворницей.
После того как Бойко закончил рассказ, наступила пауза. Даже Глинин забыл про свою обязанность вести процесс. Тишину нарушил лишь голос Непомнящего.
– Я протестую, ваша честь! – возмущенно сказал он. – Подсудимый выставил меня в дурном свете.
– Вы не можете протестовать, – машинально заметил судья. – Вы – свидетель, а не сторона в деле. Если прокурор или защитник захотят задать вам вопросы – другое дело...
– Пожалуй, я задам вам вопрос в связи с допросом подсудимого, – снизошла до рассерженного свидетеля Дубровская. – Что вас не устроило в показаниях Бойко? Неужели все было по-другому?
Мужчина на секунду замялся, подбирая слова. Было видно, что его задел рассказ Виталия, но он понимал, что парой фраз дурное мнение о себе не изменишь. На лицах присяжных не было симпатии.
– Я не буду отрицать факты, – сказал он осторожно. – Вечер, на котором произошла эта история, был, и Веронику действительно стошнило у всех на глазах. Но я не согласен с его интерпретацией моих
– Значит, вы вели себя по-другому? – терпеливо спросила Дубровская.
– Не совсем так. Я тогда не понимал, что я веду себя жестоко. Конечно, мне было досадно, что вечер, который мы так долго ждали, превратился в кошмар. Быть может, я тогда немного вспылил. Мне казалось, что мы с ней оказались в оскорбительном положении. Я вел себя непростительно грубо по отношению к ней и презираю себя за это.
– Хорошо, что вы это осознаете, – кивнула Дубровская. – Вам известно, что итальянец, узнав причину плохого самочувствия Песецкой, послал ей корзину цветов и пожелания скорейшего выздоровления? В Европе рак не является постыдной болезнью, к которой относятся брезгливо. Там действуют группы поддержки, состоящие из людей, победивших страшную болезнь, и волонтеров. У того же Манчини мать была больна раком.
– Я хотел исправить свою ошибку. Я раскаялся, – сказал Непомнящий, обращаясь к присяжным. – Я явился к Веронике с цветами и повинной головой, но он не пустил меня на порог! Он просто сказал, что Песецкая больше не хочет меня видеть. Никогда! Уверен, окажись я рядом с Вероникой, я бы вымолил у нее прощение. Но этот человек даже не дал мне шанса.
– Разрешите вопрос к подсудимому, ваша честь! – попросила Елизавета.
– Задавайте.
– Подсудимый, объясните, почему вы не пустили на порог гражданина Непомнящего?
Бойко презрительно посмотрел в сторону свидетеля:
– Это не было мое решение, адвокат. Об этом меня просила Вероника.
– Вранье! – воскликнул Ярослав, теряя невозмутимость. На его гладком аристократическом лице появились бурые пятна. – Почему же она не сказала мне об этом сама? Вероника никогда не стеснялась говорить правду в лицо. Она была иногда жестока, но не труслива.
– В тот момент Вероника была очень занята.
– Чем же, интересно?
– Ее рвало в ванной, – коротко ответил Виталий. – Зная, что вас безумно раздражают ее внезапные приступы рвоты, она просила меня отослать вас обратно, от греха подальше. Она не могла поручиться, что ее не стошнит на ваши дорогие брюки. К тому же в вашем шампанском и конфетах не было никакой надобности. Вероника могла осилить только сухари.
Губы Непомнящего дернулись, он бессильно махнул рукой и уселся на место. Пришел черед прокурора задавать вопросы...
– Взгляните на фотографию, подсудимый, – сказал Латынин, доставая из папки снимок. – Мы обнаружили это в ходе обыска в квартире Песецкой. Вам знакомо это лицо?
На снимке была изображена девушка. Со своего места Дубровская не слишком хорошо смогла рассмотреть ее внешность: молоденькая блондинка, снятая в полный рост, только и всего.
– Это девушка, с которой у меня когда-то были отношения, – спокойно ответил Виталий.
– Еще бы! – усмехнулся прокурор. – Здесь даже написано: «Виталию. С любовью».