Адвокат по сердечным делам
Шрифт:
Вот и сегодня ее мужа можно было бы запечатлеть для обложки любого журнала, если бы его красивое лицо не искажала гримаса бешенства. Он стоял неподвижно несколько минут, дожидаясь, пока за Нурией захлопнется дверь. Наконец в прихожей щелкнул замок. Домработница ушла. Александр повернулся к жене.
– О каких неприятностях говорила Нурия? – спросил он, глядя ей в глаза.
Евгения пожала плечами:
– Известно о каких. Я рассказала ей, что нахожусь под следствием.
– Я так и думал! – Глаза его засверкали от гнева. – Не понимаю, если
– Нурия нам не посторонняя! – повысила голос Евгения. – Она почти что член нашей семьи. Она – не дурочка и понимает, что происходит что-то неладное. Кстати, этот разговор начала именно она. Я только ответила на ее вопрос.
– Как всегда, честно! – съязвил Александр.
– Конечно, – удивилась Женя. – По-твоему, я должна была ей соврать?
– Могла бы сочинить сказку о своем женском нездоровье, неприятностях на работе, да мало ли о чем еще! Но тебе нравится исповедоваться каждому встречному-поперечному. Дай тебе волю, ты повесишь себе на шею неоновую вывеску: «Я нахожусь под следствием»!
– Просто для меня это важно. Мне хочется выговориться. Ты же в последнее время предпочитаешь не замечать меня. Я не понимаю, как ты можешь так себя вести? Ты даже не удосужился спросить, как прошел мой визит в больницу! Тебе неинтересно, как чувствует себя потерпевшая! Жива она или скончалась от перенесенных травм? Единственное, о чем ты меня просишь, так это чтобы я не беспокоила тебя своими проблемами!
– У тебя и так уже много утешителей! – ледяным тоном произнес он. – Ты уже разболтала эту новость коллегам по работе, подруге, адвокату, домработнице. Кто следующий на очереди? Иван? А может, даже Василиса?
– А ты считаешь, что лучше скрыть от них правду?
Он посмотрел на нее с изумлением:
– Да ты рехнулась! Они же еще дети. Чего ты от них хочешь? Жалости, да? Евгения, это ненормально!
– Ты считаешь, будет лучше, если наш сын узнает обо всем из газет? Или ему об этом расскажут его однокурсники? Помилуй, Саша, он взрослый парень и имеет право знать все о своих родителях. И хорошее, и плохое.
– А Василиса? Ей три с половиной года! Ей ты тоже растолкуешь процедуру расследования?
– Она – моя дочь, и она чувствует, что я расстроена. Наши ссоры уже отразились на ее самочувствии. Нурия говорит, что она стала очень беспокойной. Ты же сам знаешь, она просыпается по ночам и часто плачет.
– Да, и все это по причине возбужденного уголовного дела! Не смеши меня, Евгения. И перестань наконец ныть по этому поводу и превращать свое дело в проблему для окружающих. Поговори со своим адвокатом, не зря же ты ей платишь деньги, поплачься ей в жилетку, но не навешивай все это мертвым грузом на окружающих. Мы не виноваты, что тебе так не повезло.
– Черт тебя возьми! – взвилась Евгения. – Я всего лишь пытаюсь справиться с тем, что со мной произошло, и ты не можешь обвинять меня в том, что я очень уж осложнила твою
– Просто мне кажется, что ты упиваешься своими страданиями. А еще ты хочешь, чтобы все восхищались твоим благородством.
Евгения даже оторопела от такого заявления.
– Ты сошел с ума, Саша?! Какое благородство?! Я бросила пострадавшую на месте происшествия. Я обрекла ее на смерть! Чем же тут гордиться?
– Да, но ты обратилась в милицию тогда, когда тебя никто не искал. Какое мужество! Какая страсть к самопожертвованию! А теперь ты только и делаешь, что ноешь о своих страданиях и о своем раскаянии. Переживи это сама, пожалуйста, не добивай всех нас своим тоскливым состоянием. Скоро ты заставишь кормить тебя с ложечки! Или прикажешь нанять для тебя психотерапевта?
Он определенно видел в ней трагическую героиню, которая желает заставить каждого участвовать в своей постановке. Та Евгения, смешливая и уверенная в себе, которую он знал, куда-то исчезла, а на ее месте оказалась эта угрюмая, подавленная женщина. Глаза ее казались огромными, голос дрожал, и в конце концов она разрыдалась, чем привела его в состояние еще большего раздражения.
– Может, ты вообще уйдешь и оставишь меня одну? – произнесла она сквозь слезы. – От тебя все равно нет никакого толку.
Он едва справился с искушением немедленно уйти из дома, предоставив жене возможность собирать свои слезы в хрустальный бокал.
– Прекрати, Евгения! Это уже становится невыносимым. Неудивительно, что наша дочь плачет по ночам. На мне это отражается тоже далеко не лучшим образом. Думаешь, легко, возвращаясь домой, обсуждать одну и ту же тему? Почему бы тебе не проявить больше такта к своим домашним и дать нам возможность хоть изредка отдыхать от твоих криминальных новостей?
– То есть ты хочешь сказать, что тебе со мной становится трудно?
– Я только хочу, чтобы ты перестала себя жалеть. А еще я не хочу, чтобы ты говорила обо всем, что случилось, окружающим. Чем меньше людей об этом будет знать, тем лучше. Быть может, нам удастся как-нибудь утрясти эту историю?
Евгения так удивилась, что даже перестала плакать.
– Утрясти? Что ты имеешь в виду?
– Ну, я пока не знаю, – сказал он. – Как это говорят? Спустить дело на тормозах.
– Но я говорила с адвокатом. Это невозможно!
– Может, стоит поискать адвоката, для которого это возможно? – хитро прищурил он глаз. – Ради бога, Женя, люди выходят сухими и не из таких передряг! Если вдуматься, то, что ты совершила, – это же такая мелочь! В конце концов, девчонка жива. Еще вопрос, могла ты предотвратить столкновение. Пешеходы тоже бывают виноваты.
– Я не хочу начинать все сначала, – устало проговорила Евгения. – Но, кажется, я говорила тебе о том, что в любом случае оставление человека в беспомощном состоянии образует состав преступления. Даже если бы она сама прыгнула мне под колеса, я обязана была довезти ее до больницы.