Афера Сатаны
Шрифт:
Легче отказаться от жизни. Не иметь желания жить. Не иметь желания к свободе.
Я хочу всего этого и даже больше.
Я хочу вернуть своих приспешников. Я хочу вернуться к миссии моей жизни. Казнить демонов по всей стране. Я хочу почувствовать, как мой красивый нож погружается в плоть, разрывая мускулы и врезаясь в кости. Чувствовать, как теплая кровь растекается по моему лицу и груди, покрывая мою кожу, как масло. А потом я хочу, чтобы мои приспешники трахнули меня после этого. Так, как они всегда это делали.
«Афера Сатаны» дала мне роскошь, не похожую ни на что другое, и я никогда
— Я никогда не выберусь, — шепчу я, мое сердце разрывается, когда я это говорю.
Сначала я провела пару месяцев в больнице, восстанавливаясь после тяжелого сотрясения мозга, нескольких сломанных костей, пробитого легкого и ужасных рваных ран по всему телу. Я была прикована к чертовой больничной койке, испуганная и одинокая. Я умоляла о встрече с моими приспешниками, но они просто велели мне отдыхать, отказывая мне в свидании с кем-либо из них.
Они не навещают меня и здесь, а когда я спросил доктора Рози, могут ли они, она сказала, что мы поговорим об этом, когда я начну исцеляться. Всегда это дурацкое слово. Исцеление. Я исцелена.
Я исцелилась, когда попала в тюрьму. И еще больше, когда я увидела возможность убить там еще одного демона.
Мой суд еще не скоро, но после месяца в тюрьме меня поместили в психиатрический институт. После этого они провели психологический тест и в итоге признали меня невменяемым и неадекватной. Что я могу сказать? От демона пахло гнилью и разложением, и он выглядел так мило с торчащей из глаза заточкой.
— Это то, что говорит твой адвокат? — спрашивает Гленда, так же тихо.
Я киваю, одинокая слеза скатывается по моей бледной щеке.
Еще одна печальная деталь — здесь у меня нет никакой косметики, чтобы спрятаться. Здесь мое лицо открыто всему миру. Это как идти на войну без доспехов. Без меча и щита, без тяжелого металла для защиты моего тела.
Я просто чувствую себя... уязвимой.
Каждый день я смотрю в зеркало — такое, которое, к моему ужасу, не разбивается — и вижу девушку, в которую я превратилась. Бледное лицо, круглые щеки, простые карие глаза и кривой нос. Под глазами темные круги, а губы стали болезненно потрескавшимися. Мои темно-каштановые волосы свободно спадают на грудь, и каждый день у меня возникает искушение отрезать их.
Каждый день я смотрюсь в зеркало, а мама смотрит на меня в ответ.
— Ты выглядишь так же, как твоя мать. Ты вообще моя, Сибель ?
Каждый раз, когда он говорил мне это, я хотела ответить, что это действительно так. Просто ради маленькой надежды, что он отпустит меня. Но я знала, что тогда он убьет маму за неверность. Ни одной из женщин там не разрешалось спать ни с кем, кроме него.
Я ненавижу, что выгляжу как призрак, поэтому я с радостью покрывала лицо косметикой. Я даже не могу заставить себя снова заплести косички. Не тогда, когда у меня нет накрашенного кукольного
— Я не хочу, но они говорят, что я сумасшедшая. Меня заставляют признать себя невменяемой. Адвокат сказал, что Институт Уиллоукрик обеспечит мне лучшую жизнь по сравнению с тюрьмой.
По крайней мере, в тюрьме я могла бы продолжать исполнять свою миссию. Тюрьмы до отказа набиты злыми людьми. Если бы меня приговорили к пожизненному заключению, по крайней мере, тогда мне нечего было бы терять. Я могла бы продолжать убивать и обрести хоть какое-то подобие счастья. Даже если мои приспешники не смогут быть рядом со мной.
Гленда на мгновение умолкает.
— Посторонние — люди, которые считают себя нормальными — не понимают таких, как мы. Мы видим мир таким, какой он есть. Эта Земля многослойна, как луковица, и мы живем только в одном из этих слоев. Мы — мы видим другие слои. Энергии, которые существуют в этом мире, и все уродливое и злое, что приходит вместе с ними. Эти слои тонкие, и сильные сущности могут проникать через трещины, в другие слои и сеять хаос. Они говорят, что это все в наших головах. Но я думаю, что они просто подавлены. То, что мы видим — это не в нашей голове. Это в наших лицах. В нашей жизни. А иногда и в наших телах. Они просто не видят их.
Я вздыхаю. Несмотря на то, что говорят врачи, я не вижу и не чувствую ничего, чего на самом деле нет. Гленда права. Я знаю, что люди, которых я убила, были злыми. Я знаю это каждой фиброй своего существа. Я чувствую запах их душ. Я чувствую запах гнили, которая гноится в их телах изнутри. И я не ошибаюсь, когда уничтожаю эти гнилые души.
Я не, я не, я не, я не, я не...
— Сибби? — я поднимаю голову. Гленда смотрит на меня, в ее морщинах вытравлено беспокойство. Она не смотрит на меня как на сумасшедшую. Как это сделали бы медсестры или доктор. И особенно гнилые охранники, которые смотрят на нас, как на отбросы. Она смотрит на меня так, будто точно знает, что я чувствую.
— Ты сделала это? — шепчу я.
Она смотрит на меня в ответ, в ее глазах мелькают нечитаемые эмоции.
— Сделала что, дорогая?
— Ты убила свою семью? Потому что они были демонами?
Она улыбается — почти усталой улыбкой.
— Дорогая, они не были моей семьей. Они были семьей Сатаны.
Это все подтверждение, которое мне нужно.
Гленда похожа на меня. Она почувствовала гниль. Она знала, что это правда. И она избавилась от них.
— Я рада, что ты здесь, Гленда.
Я не говорю, что я рада, что нахожусь здесь, потому что предпочла бы быть где угодно, только не здесь. Но я знаю, что Гленда рада, что она здесь, и поскольку я вынуждена быть здесь, то я рада, что она тоже здесь.
Она похлопывает меня по руке.
— Если на то пошло, я не думаю, что то, что ты сделала, было неправильно.
Я открываю рот, чтобы сказать что, я не уверена. Но меня прерывают прежде, чем я успеваю это сообразить.
— Сибель Дюбуа, пошли! — тот же жирный охранник кричит мне. Вызывая меня к доктору Рози. Я вздыхаю, а Гленда подмигивает и желает мне удачи.