Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Шрифт:
— Есть! — Она выдернула руку и даже присела от страха. — Я боюсь, Кирилл…
Я сам видел, как между могил мелькнула тень, но надо было как-то успокоить Валери.
— В этих местах водятся лисицы и шакалы…
— Это дух умершего, — прошептала она. — Мы его потревожили… Ты знаешь какую-нибудь молитву? Господи, прости нас, Господи!..
Я нагнулся и поднял с земли увесистый булыжник. Дух это или нет, но я постараюсь проломить ему голову раньше, чем он приблизится к нам.
Тень слилась с темным пятном могильного холма, затем отклеилась от него с другой стороны и тоже замерла.
— Эй! — крикнул я, подкинув в ладони булыжник. — Вы не подскажете, как пройти
Валери тихонько заскулила, сжавшись у моих ног в комок. Тень шевельнулась и двинулась к нам. По мере приближения она все отчетливее принимала очертания человеческой фигуры.
— Прошу вас, бросьте оружие пролетариата, — сказало привидение голосом адвоката.
В лунном свете мы наконец разглядели синеватое, выпачканное в глине лицо Рамазанова.
Глава 24
— Когда началась стрельба, я уже стоял на этом берегу и хорошо видел ваши маневры, — говорил Рамазанов, раскуривая свою трубку.
Он лежал на спальнике, прислонившись спиной к каменной стене пещеры, в которой мы коротали время до рассвета. Небольшой бездымный костерок тихо потрескивал дровами, рядом с ним урчал примус, обволакивая голубым пламенем маленький пузатый чайник. Валери спала или дремала, положив голову мне на колени, над ее свитером струился парок, но она, похоже, согрелась — недаром я целых полчаса растирал ее спиртом, который предусмотрительно захватил с собой Рамазанов. Я полулежал на влажном спальнике, высушивая его своим телом, и, в общем-то, чувствовал себя комфортно, что скорее всего было вызвано не столько уютной пещерой, костром и глотком неразведенного спирта, сколько отсутствием рядом картавого, которого — я очень надеялся — мы потеряли навсегда.
— Когда вы дали задний ход, Кирилл, — продолжал адвокат, — то я очень засомневался относительно здравости вашего рассудка. Так рисковать собой и вашей девушкой! Без связи, без прикрытия, без транспорта вы не выбрались бы из приграничной зоны живыми.
— Давайте не будем предполагать того, что еще не произошло, — ответил я.
— Я не предполагаю. Я говорю с абсолютной уверенностью. Я говорю с робкой надеждой, что вы больше не повторите подобной безумной выходки. — Он затянулся, выпустил облачко ароматного дыма, подкинул в костер ветку. — Мы преодолели едва ли не самую сложную часть пути, — продолжал он. — У нас потери, нас уже трое. Логика и здравый разум теперь должны повелевать нами. Вы видите, я не размахиваю перед вами автоматом, я не принуждаю вас силой идти дальше. Я просто хочу, чтобы вы сами, своим умом пришли к одной истине — теперь мы вместе, нам определено судьбой держаться друг за друга. Вы знаете, где найти порошок. Я знаю, как его переправить на ту сторону и при этом самим остаться живыми. Так давайте доверять друг другу, давайте оставим в прошлом, на том берегу, все подозрения, враждебность и, в конце концов, заключим договор о дружбе и сотрудничестве!
Он улыбнулся и, привстав, протянул мне руку. Я, однако, не шевельнулся.
— У вас под головой лежит «калашников», у меня нет даже какого-нибудь ржавенького ножичка. И при этом вы предлагаете мне руку?
Адвокат, что было достаточно неожиданным для меня, вытащил из-под спальника автомат и, держа его за ствол, протянул мне:
— Берите. Он — ваш!
Во всех играх в благородство я всегда выигрываю, но только в благородстве. В остальном же у меня сплошное поражение. Понимаю, что глупо, понимаю, что это сильно отдает мальчишеством, но ничего не могу с собой поделать — так воспитан. И, сознавая, что творю преступление по отношению к самому себе, покачал головой
— Благодарю. Но я возьму оружие только тогда, когда моей жизни или жизни Валери будет угрожать опасность. Договорились?
Адвокат, очень удовлетворенный моим жестом, кивнул и вернул «калашников» на прежнее место.
Я снял с примуса чайник, через носик которого уже выплескивалась коричневая масса и безумно вкусно пахло хорошим кофе, разлил по чашкам, раскидал сахар. Мы пили этот божественный напиток маленькими глотками, обжигаясь, дуя на него, и получали ни с чем не сравнимое удовольствие, какое не испытаешь у себя дома, проснувшись в сухой и теплой постели. Рамазанов, задумавшись о чем-то, прочищал трубку тонкой веточкой. Валери, выпив свою чашку в рекордно короткий срок, снова опустила голову мне на колени и уснула.
— Вы не пытались выйти на связь с Глебом? — спросил я.
— Все в порядке, — ответил Рамазанов. — Мы говорили с ним незадолго до того, как я встретил вас у кладбища. Всего два слова, но я понял, что он в безопасности.
— Он будет дожидаться нас в том же месте?
— Нет, что вы! Глеб вернется на дачу. И только через неделю снова переберется к реке.
— А как вы думаете переправить порошок в Россию? Насколько я понял, покупатель ждет вас в Москве?
— Это уже мои проблемы. Не забивайте себе голову ерундой. Мы полетим в Москву с пустыми руками, без всякого багажа, и там, возможно, в первый же день вы получите свой гонорар.
— Четыре миллиона долларов?
— Боюсь, что теперь уже больше.
— Значит, вы уверены, что картавый погиб?
— Нет, я не уверен и не буду уверен, пока не увижу тело. Я, как и вы, лишь надеюсь на это.
— Не кажется ли вам, что было бы намного проще избавиться от картавого еще там, на даче, или даже в Душанбе, чем сейчас молить судьбу, чтобы она послала ему смерть?
Адвокат долго смотрел в чашку, покачивал ее в руке, будто гадал на кофейной гуще.
— Видите ли, Кирилл, картавый — вовсе не тот дурачок, за которого пытался выдавать себя. Это очень опасный и умный человек.
— Вот как! — Я с недоверием посмотрел на Рамазанова, но тот так и не поднял глаз. — Вы меня удивили. С большим трудом верится в то, что вы сказали.
— И я бы не рискнул, — продолжал он, — встать на пути тех сил, которые стоят за ним.
— А я думал, что в этой истории с кокаином вы играете первую скрипку.
Адвокат вяло усмехнулся.
— Первую скрипку?.. Первая скрипка, дорогой мой, так далеко и высоко, что нам с вами никогда не добраться до нее, никогда даже одним глазом не посмотреть. И слава богу, что не добраться.
— Но есть еще и дирижер?
Рамазанов кивнул.
— Вы правы, есть еще и дирижер. Но стоит ли тратить время на разговоры о вещах полуреальных, недоступных, невидимых и обладающих невообразимой энергией, как, скажем, черные дыры или пульсары? — Он лег удобнее на своем ложе, зевнул и прикрыл глаза. — Лучше подремать до рассвета, от этого куда больше пользы.
Я подкинул в костер хвороста. Черные ветки, раскаляясь, краснели, становились прозрачными, изгибались, словно от жгучей боли, выжимая из себя тепловую энергию, которую когда-то впитали от солнца и долго-долго хранили ее в себе, а вот теперь с легкостью отдавали ее тем, кто умел поджечь их. Я представил себя такой же веточкой, энергия горения которой была всего лишь частицей костра, смысл которого был неподвластен мне — он горел независимо от моей воли, я лишь немного подпитывал его своими поступками, риском для жизни, страданиями и лишениями. А кого обогревал тот костер? Для кого людские судьбы — лишь топливо?