Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Шрифт:
— Вы силой захватили автомобиль на территории, которую я контролирую, — сказал он.
— Глубоко сожалею о случившемся и приношу вам в связи с этим свои извинения, — немного наигранно ответил я и улыбнулся.
Длинноволосый, похоже, улыбаться не умел. Он смотрел на меня невидящими глазами сквозь струйки сигаретного дыма и, казалось, совершенно забыл обо мне, и мысли его витали где-то далеко-далеко от этого стола с пластиковым покрытием, какие бывают в закусочных.
— Куда вы направляетесь?
— В район Нардары.
— И что там?
— А там находится наш постоянный
— Вы в Москве давно были? — неожиданно сменил он тему разговора.
Я чуть не сказал, что не давнее, чем две недели назад.
— Ну-у, с полгода…
— Как она?
— Грязь, суета, — ответил я, не понимая, куда он клонит.
— А в Казани?
— Нет, в Казани я не был.
— Жаль, — ответил он, затушил окурок и, вытащив из нагрудного кармана зеленую «корочку», протянул ее мне. — Оружие и вещи я вам верну. Машина довезет вас до Черной Щели. Дальше плохая дорога, пойдете пешком. Постарайтесь не встречаться с вооруженными людьми. Нардару держит некий Алихан. Парень этот не слишком разборчив, может почистить ваши рюкзаки и даже пристрелить вас.
Я ликовал в душе. Мой ангел-хранитель сработал в высшей степени профессионально. Но из-за стола я поднялся, все еще сохраняя на лице выражение легкой усталости и безразличия к своему собеседнику. Если человек не скрывает радости от того, что помилован, значит, он не ожидал этого помилования, а раз не ожидал, то внутренне соглашался со смертным приговором, которого, в итоге, вполне заслуживает.
Теперь конвоир следовал впереди меня. Мы так же, не спеша, спустились вниз, свернули в проулок. Я был все еще в возбужденном состоянии и не верил в такую редкостную удачу. Непроизвольно улыбаясь, я рисовал в своем воображении физиономию адвоката, которая вытянется, как колготки на слонихе, когда он узнает о результатах допроса.
Но меня ожидало разочарование. Конвоир, отперев замок, распахнул дверь настежь и, ни слова не говоря, пошел в тень дувала. В проеме тут же выросла фигура адвоката. Он как-то странно взглянул на меня и попятился в глубь сарая.
— У меня создается впечатление, — сказал я, — будто вы огорчились тому, что меня не расстреляли.
— Кирилл! — крикнула Валери и повисла у меня на шее. — Быстрей говори, что было? Тебя били? Что они хотят?
— Выходите, — сказал я. — С вещами. Сейчас погрузимся в авто и с ветерком домчим до какой-то Черной Щели. Но мне кажется, что это все равно нам по пути. Вы даже не представляете, как нам повезло!
— Мы спасены, ура! — крикнула Валери и попыталась снова повиснуть у меня на шее.
— Не вижу причины для особой радости, — отозвался из своего угла Рамазанов.
— Вы предпочли бы, чтобы нас довезли до самого места? Да еще баулы помогли бы загрузить?
Адвокат усмехнулся и скривил губы.
— Не принимайте меня за идиота, Кирилл.
— Да что же вас не устраивает?
— Низами Султанович! — Валери растерянно смотрела на адвоката. — Что вы говорите?
— Я человек не молодой, — сказал он, — и многое в жизни успел повидать. Но вот чтобы моджахеды просто так отпустили своих пленников, да еще предложили бы им автомобиль — такого я никогда не видел и вряд ли когда увижу.
Валери
— Это действительно странно, Кирилл. Что ты им сказал?
— Они приняли меня за своего, — ответил я и пожал плечами.
— А я голову ломаю! — хлопнул себя по лбу адвокат. — А все оказывается так просто. Конечно же, они не обратили внимания на ваши голубые глаза, белую кожу и очень сильный крымско-рязанский акцент и по каким-то таинственным признакам увидели в вас борца за ислам.
— Ваша ирония не слишком-то уместна, — ответил я. — Все действительно достаточно просто. При обыске у меня нашли удостоверение бойца оппозиции. Это удостоверение, — я протянул «корочку» адвокату, — я взял в качестве трофея, когда мчался к вам в Душанбе. Оно не именное и без фото.
Рамазанов покрутил удостоверение в руках и, продолжая криво улыбаться, вернул его мне.
— Интересно, а на каком языке вы общались с моджахедами?
— Представьте себе, на русском.
— Невероятно, — адвокат покачал головой и поцокал языком. — А я, дурак, искал переводчика, прежде чем отправиться в Афганистан. А тут, оказывается, все поголовно шпарят по-русски.
— Вы в самом деле дурак, — ответил я.
— Кирилл, ты им про наркотики ничего не говорил? — спросила Валери. Дьявол! И в ее глазах уже светилось недоверие. Если адвоката с его идиотскими подозрениями я мог послать ко всем чертям, то Валери надо было убедить во что бы то ни стало!
Я заметил, что конвоир, отдыхающий в тени, прислушивается к нашему разговору, и прикрыл дверь.
— Валери, — сказал я, взяв ее за плечи, — ты умная девушка и все поймешь. Выслушай меня. Человек, с которым я разговаривал, похоже, татарин — из Москвы или Казани. Говорит на русском. Во всяком случае, со мной. К нему попало это удостоверение, и я выдал себя за командира оппозиционного отряда. Сказал, что занимаемся контрабандой наркотиков, а на вырученные деньги покупаем оружие.
— Браво! — Адвокат захлопал в ладони. — Это уже похоже на правду. Значит, вы все-таки проболтались им, что мы идем за наркотиком.
— Кирилл! — Глаза Валери округлились. — Зачем ты это сделал?
— По-твоему, мне надо было бы сказать, что мы здесь собираем грибы? И вообще, тебя больше волнует не то, что мы выпутались из этой ситуации, а каким образом я это сделал?
— Скажите, Кирилл, а вы ничего больше не пообещали этому вашему русскоязычному моджахеду?
— Пообещал! — зарычал я, резко повернувшись к адвокату. — Что набью вам лицо при первом же удобном случае!
— Можете это делать уже сейчас. Вы сильнее меня, и я вряд ли смогу оказать вам достойное сопротивление.
— О господи! — взмолился я. — Какой же вы зануда, Рамазанов!
— Ты думаешь, они не станут следить за нами? — спросила Валери.
— Думаю, что не станут. Я ведь не про два мешка кокаина рассказал им, а про банальную маковую соломку, которую отсюда таскают на тот берег все кому не лень.
— Нет, что хотите мне говорите, но в голове не укладывается. — Рамазанов встал, отряхнул одежду. — Как все просто, какой замечательный хеппи-энд!.. Ну-с, уважаемый спаситель, куда прикажете идти?