Африка
Шрифт:
Это требование показалось Дурно-Дюперре непомерным. Он, естественно, отказался его принять, заподозрил араба в сговоре с туарегами и решил уволить. Произошла довольно бурная сцена, в которой принял участие и господин Жубер, причем Насер выказывал желание уступить, ведя себя по отношению к Жуберу гораздо сдержаннее. Французы не могли понять, с чем это связано; во всяком случае, их подозрения в нечестности проводника лишь усилились. Чтобы вывести араба на чистую воду, они прибегли к хитрости. Жубер притворился, будто поссорился с другом, пошел в Насеру и объявил ему, что Дурно якобы решил вернуться, сам он хотел бы продолжить экспедицию. Жубер таким поведением товарища очень возмущался и раскаивался, что в споре с Насером держал его сторону. Араб попался на удочку: он взялся доставить Жубера в Гат целым, невредимым и без всякой пошлины.
Каковы бы ни были мотивы вражды араба к Дурно-Дюперре и симпатии к Жуберу, но дурные намерения араба стали очевидны. Дурно-Дюперре попросил Жубера изложить свой разговор с Насером письменно, отнес этот документ к каймакаму [342] Гадамеса и потребовал арестовать проводника. Затем французы решили, что опасаться больше нечего, и собрались в путь, хотя каймакам всячески их удерживал. В конце концов он потребовал, чтобы Дурно-Дюперре, по крайней мере, оставил расписку о принятом решении, чтобы снять с каймакама ответственность за возможное несчастье.
342
Каймакам(тур.) — должностное лицо турецкой администрации, уполномоченный губернатора.
Проводника каймакам рассудил за благо оставить в тюрьме, чтобы в случае гибели путешественников отправить в Триполи в распоряжение нашего консула. То ли Насер еще раньше снесся с врагами Франции, то ли ему уже из гадамесской тюрьмы удалось обратиться к ним и призвать к мести — только все были уверены, что он причастен к гибели несчастных путешественников.
Вот при каких обстоятельствах свершилось это преступление. 14 апреля 1874 года маленький караван — Дурно-Дюперре, Жубер и их слуга Ахмед бен Зерба — верхом на верблюдах отправился из Гадамеса. Среди погонщиков находился араб по имени Насамр, который стал свидетелем событий и рассказал о них.
Когда экспедиция отошла от Гадамеса уже на семь дней пути, около полудня ей повстречались семеро довольно подозрительных оборванцев. Караван приготовился к обороне и вступил в переговоры. Незнакомцы объявили, что родом они из племени шамбаа, сбились с пути, умирают от голода и хотели бы добраться до Гата. Отвечали они уверенно, без раздумий. Доверившись словам туарегов, путешественники отбросили первые предубеждения: гостеприимно приняли встречных к себе в караван, накормили и дальше отправились вместе. Вдруг, в тот момент когда французы менее всего ожидали нападения, разбойники предательски набросились на Дурно-Дюперре, Жубера и их слугу, изрешетили пулями и ограбили. Верблюжьих погонщиков убийцы не тронули — с ними они, конечно, были в сговоре. Шамбаа выпотрошили багаж, все забрав себе (кроме нескольких напечатанных европейскими буквами книг), чтобы выгодно продать туарегам-хоггарам.
Нападение, несомненно, было заранее задумано и спланировано, избежать его караван не мог: ведь в момент убийства за путешественниками следовало с десяток туарегов-хоггаров, отделившихся от отряда, только что совершившего набег на Гадамес. Убийцы тут же направились к ним и доложили, что дело сделано.
Некоторое время спустя из Триполи прибыл курьер, который вез несчастным путешественникам письмо из Парижского географического общества. Он увидел трупы, повернул назад и помчался поднять тревогу в Гадамесе. Затем возвратился в город погонщик верблюдов Насамр, доставивший более подробные сведения о мрачной драме. Он узнал, что убийцы были шамбаа — грабители самого худшего сорта, а в том, что туареги-хоггары были с ними заодно, никто и не сомневался.
Почти в то же время Поль Солейе — еще один француз, смолоду проявивший темперамент истинного путешественника, — также отправился разыскивать путь к югу, на котором полегло столько жертв. Солейе имел все необходимое для успеха. Это был человек оригинальный, отважный, предприимчивый, терпеливый и вместе с тем энергичный. Будучи охвачен страстью к географическим открытиям, обладая непоколебимой верой, а также драгоценным даром внушать туземцам симпатию и уважение, он был человеком, вполне способным решить задачу, если бы обстоятельства хоть сколько-нибудь ему благоприятствовали.
Совершив три плодотворных путешествия в нашу африканскую колонию, Поль Солейе в 1872 году посетил оазисы Алжирской Сахары, горы Ксур [343] , священный город Айн-Мади, Мзаб и земли шамбаа. Нигде он не встречал отпора — ведь если когда-либо избирался образ действий, прямо противоположный военному походу или даже крупной экспедиции, организованной на военный лад, то, конечно, таков был поход Солейе. Он просто шел пешком в арабской одежде, с тремя-четырьмя людьми и двумя-тремя вьючными верблюдами — без лишней рекламы и помпы… Солейе просил гостеприимства, на которое имеет право любой путник, в котором араб никогда не откажет, — и возникала симпатия, весьма удивлявшая господ начальников наших колониальных контор.
343
Ксур — общее название горных цепей в южной части Сахарского Атласа, но так же называются на местном диалекте «ксары», укрепленные жилища феодалов.
Солейе стал третьим европейцем и первым французом, сумевшим достичь Айн-Салаха. Первым, в 1826 году, был английский майор Лэйн, вторым, в 1864 году, немецкий путешественник Герхард Рольфс.
Путешествуя в страну шамбаа, Солейе обеспечил себе сотрудничество туземцев — этого не мог, не умел и, может быть, не хотел никто до него. Кроме того, он убедился, что частный человек — не офицер и не чиновник — вполне может, будучи христианином и французом, путешествовать по Сахаре, если только станет соблюдать местные обычаи.
По возвращении в Алжир Поль Солейе предложил Торговой палате разведать дорогу в оазис Айн-Салах через Лагуат и Эль-Голеа. Кроме того, он надеялся пройти из Айн-Салаха в Томбукту и достичь Сенегала. Его проект одобрили; Солейе отправился в путь и без затруднений пришел в Лагуат, а затем в Эль-Голеа. Но добраться до Айн-Салаха оказалось сложнее. Этот город, самый значительный в оазисе Туат [344] , расположен почти на равном расстоянии от Томбукту, Триполи, Могадора [345] и Алжира, вследствие чего станет, конечно, в будущем играть важную роль.
344
Туат — область в центральной части Сахары, через которую проходит один из древних караванных путей, соединяющих средиземноморское побережье с Суданом, древнейший центр оазисного земледелия; объединяет около 20 оазисов.
345
Могадор — важный порт на атлантическом побережье Марокко; его арабское название — Эс-Сувейра («Красивая»).
Впрочем, этот оазис уже давно должен был попасть под прямое и непосредственное влияние Франции. Подумать только: еще в 1857 году под глубоким впечатлением наших побед Айн-Салах послал уполномоченных в Алжир с поручением вручить дань и признать главенство Франции, хотя и на условии сохранения местной автономии, но неожиданный подарок не приняли! Что сказать о глупости правительства, неспособного понять, что наше влияние могло быть сразу же перенесено на полдороге к Томбукту, что одним росчерком пера мы передвинули бы нашу алжирскую границу к 30° широты!