Африканеры в космосе. Где мой муж, капитан?
Шрифт:
…Ни ветра, ни пения птиц, ни людского гомона. В абсолютной тишине улыбающийся клоун поднимается вверх. Между напомаженных губ жёлтые клыки. Над головой бьются друг об друга красные и белые шарики….
Он отвернулся. Он сделал шаг, другой, подпрыгнул. Давид был благодарен вакууму за то, что он не проводит звуки. Чёрным клоуном он летел над мёртвыми головами вперёд, к воротам в торце, сжимая в правой руке связку самых страшных шаров в своей жизни. Он не улыбался, как злобный клоун из фильма. Из его глаз вытекали слёзы, и их сразу впитывали чёрные чешуйки, покрывающие лицо.
Из багажного
…
Давид не знает, сколько часов это продолжалось. Он полностью отключил мозг, замылил зрение. Зацепился, присел, щёлкнул болторезом. Переместился на два метра левее, присел, щёлкнул болторезом, связал пустые оболочки улетевших в рай душ в связку, потащил за собой, не глядя никуда, кроме растущего впереди круга света на выходном створе. И назад, постепенно всё ближе, и ближе. Он не чувствовал боли, усталости, жалости, он вообще больше не мог чувствовать. По обнажённым нервам протянули крупным наждаком, и они отключились, сберегая разум. Покрытый чёрной чешуёй бездушный механизм, которого когда-то звали Давид, просто делал свою работу.
Лес под ногами превратился в стену впереди. Гендрик висел в метре от палубы, раскинув руки и ноги в стороны.
— Перерыв, механик. Я пошевелиться не могу. Руки не сгибаются.
Давид молча кивнул и коснулся пола. Он перевернулся на спину, раскинул руки. Чешуйки зацепились за поверхность. Он очень соскучился по силе тяжести. Давид лежал, слушая пульсацию крови в перетруженных мышцах. В свете его фонаря, в паре метров над ним висел де Той в позе распятого Андрея Первозванного. Давид слышал, как тяжело он дышит.
— Капитан! — Позвал Давид.
— Слушаю вас, механик. — отозвался Ван Ситтарт.
— Вам не кажется, что для такой работы стоило второй ремонтный скафандр отдать де Тою? Вы в птичке вполне могли посидеть и в "Орлане".
— Не кажется, механик, — ответил капитан после недолгой паузы, — мотивы моих решений вас не касаются.
— Я в порядке, — прохрипел де Той, и по голосу было ясно, что это не так.
— Я вижу, — буркнул Давид и отцепился от своего железного ложа. — Двигаться можешь? — Спросил он, подлетев к нему.
— Да, — ответил Гендрик, — как выталкивать их будем?
— Выталкивать… — Задумчиво повторил Давид. — Выталкивать их буду я. Ты откроешь верхний створ.
Он, цепляясь носками за палубу, подошёл к стене и снял несколько панелей. За ними в простенке стояла квадратная чёрная плита выше его роста. Давид прижал к ней ладони и потянул на себя. Медленно, потом быстрее и быстрее плита полетела вперёд, и ему пришлось вжать подошвы в пол, чтобы не упасть. Умный скафандр окаменел, Давид замер, не ощущая никакого напряжения в руках. Он медленно повернул корпус в сторону внешнего створа. Скафандр подстроился под его движения и легко гасил инерцию прилипшего к его ладоням куска обшивки.
— Ну вот, — сказал Давид, — этой плитой я буду выпихивать тела в космос, а ты ручной лебёдкой подтягивать меня обратно. Сможешь? — де Той не ответил, молча подтянул стропу и поплыл к створу. Он вернётся на поверхность необычно тихим и неразговорчивым. Молчун де Той
Он протиснулся в узкий промежуток между висящими телами и стеной к лебёдке и выбрался обратно с концом троса. Давид покрутил его в руках:
— Хоть какое-нибудь ушко было, карабин зацепить… — Сказал он с досадой.
— Обвяжись вокруг пояса, — буркнул де Той.
Давид прикоснулся карабином к животу, чешуйки зашевелились и крепко обхватили его.
— Ого! — Давид подёргал трос, он держался крепко. Потянул его плавно, и через несколько секуд чешуйки выпустили добычу и улеглись обратно. Он ткнул им в область поясницы. Де Той отлетел вдоль троса подальше и потянул его на себя. Перебирая руками, он подтащил к себе Давида, трос держался крепко. Попытался вытащить его из чешуйчатой поверхности скафандра и ничего не вышло. Де Той показал большой палец и скрылся за стеной тел.
Медленно пополз вверх створ выходного люка. Давид уцепился ногами за палубу и пошёл вперёд, выдавливая наружу тела колонистов. Он давил свой квадратный поршень, упираясь ногами в палубу, а бледные мёртвые лица заглядывали через край чёрной плиты, и он изо всех сил старался не встретиться с ними взглядом. А потом палуба кончилась, и под ногами посреди чёрного ничто засияла планета, и где-то там на умопомрачительной глубине, под облаками, среди чёрных скал, стояла Аня и прижимала к шее Петькину головку. Запавшими от голода глазами она смотрела на него, висящего в космосе.
"Открылась бездна звезд полна, звездам числа нет, бездне дна." — Прорычал Давид и оттолкнулся от края палубы. Он полетел вперёд, отталкивая подальше связки застывших тел. Потом включилась лебёдка и его потянуло обратно. Он не смотрел в тот момент под ноги и не увидел, как вниз, в сторону висящей под ними планеты полетел, кувыркаясь, синий контейнер.
Вытаскивая плиту из простенка, Давид не представлял ещё насколько сложная задача ему предстоит: очистить от трупов пространство 800 квадратных метров в сечении при помощи квадратной плиты 2*2 метра в невесомости и без маневровых двигателей, когда единственная возможность придать своему телу импульс — это оттолкнуться от горизонтальной поверхности внутри корабля. С Ван Ситтартом можно было бы сделать всё в два раза быстрее, но он сидел в птичке и пачкать руки не собирался.
Когда напротив выхода остались висеть разрозненные связки тел, Давид собрал их в последнюю кучу у поверхности палубы. Он глянул в створ. От корабля удалялись выброшенные трупы. Сталкиваясь, они удалялись друг от друга, насколько позволял трос. В безвоздушном пространстве, без гравитации, всё стремится принять форму шара. Будь то вода, выдавленная из пластиковой бутылочки, или связка из десятка покойников, связанных тросами за ноги. Над атмосферой их новой планеты, от корабля вдаль уходило жуткое минное поле. Сколько оно будет вращаться по орбите, пока не сгорит в верхних слоях атмосферы? Давид не знал. Может, вечно. Он отбросил печальные мысли и упёрся в пол.