Африканеры в космосе. Где мой муж, капитан?
Шрифт:
Он вытолкнул тела, но в этот раз трос не потянул его обратно. Давид оглянулся. В углу открытого проёма висел неподвижно де Той. От корабля, кувыркаясь, удалялась лебёдка. Ужас парализовал Давида. У него не было ни малейших шансов вернуться на корабль, он оставался на орбите. Он будет вечно догонять улетевших далеко вперёд мертвецов, а Ван Ситтарт и де Той заделают пробоину и вернутся победителями.
Наверное, чересчур умный скафандр что-то понял по изменившимся параметрам тела человека. Давиду резко стало жарко, сердце бешенно заколотилось. Он сделал единственное, что мог. Упёрся ногами в тяжёлую чёрную плиту и оттолкнулся от неё изо
Де Той оттолкнулся и полетел в тот же угол. Наверное, это была самая медленная гонка во вселенной. Чистая геометрия: всё, что у тебя есть — один толчок. Остальное зависит от того, насколько он был точен. За спиной у де Тоя разматывался трос. А Давид понял, что проиграл. Чёрный проём "Гроот Зимбабве" оставался дальше, чем он мог дотянуться рукой. Всё зря. Де Той долетел до края, уцепился рукой, гася инерцию.
"Хочет убедиться, что я сдох" — подумал Давид.
Он замахал руками, его тело работало на автомате, не слушая занудство мозга о том, что отталкиваться в вакууме не от чего.
"Сука!" — Подумал Давид и показал средний палец де Тою. Он надеялся, что его чёрный, поглощающий свет скафандр был в тот момент между убийцей и светящимся диском планеты, и де Той увидит хотя бы это. Он не успел долететь до края. Гендрик прыгнул. Он врезался в Давида, обхватил его руками. Скафандр всей доступной поверхностью впился в наружную ткань "Орлана". Де Той, перебирая руками по тросу, втащил их внутрь. Верхний створ бесшумно и медленно опустился.
— Что там происходит, Гендрик? — Раздался раздражённый голос капитана. Де Той приложил палец к светофильтру, призывая Давида молчать.
— Вырвало лебёдку, когда Давид выталкивал тела в космос. Но он смог оттолкнуться от плиты и вернуться на корабль. Все живы. — Ответил де Той.
— Механик… вы в порядке? — Спросил Ван Ситтарт после долгого молчания.
— Да, — отозвался Давид, — в полном порядке.
— Тогда заделайте дыру в обшивке, нам пора возвращаться. И… Отстыкуйте "Морестер", я перехожу на шаттл "Гроот Зимбабве". Неизвестно, как поведёт себя ковчег с двумя пристыкованными птичками при входе в атмосферу.
Город исправляет ошибку
Все взгляды в зале Хемейнстераада обратились на Гендрика де Тоя. Груты, члены Совета, скауты на входе — все изумлённо вылупились на старого командира скаутов. Ван Ситтарт тоже пристально наблюдал за ним из-под полуприкрытых век. Гендрик стоял прямо, глядя поверх голов куда-то в окно.
— Гендрик, может, хотите что-то добавить? — Спросил бургомистр.
Де Той, не сводя глаз с куска серого неба в окне, ответил:
— Вы всё слышали.
— То есть вы отвинтили лебёдку от палубы, обрекая своего напарника на страшную смерть, я правильно понял?
— А у вас есть доказательства, что я её отвинтил? — Де Той без выражения посмотрел в глаза бургомистру.
— Лебёдку могли плохо закрепить на Земле. Всем известно какие русские бракоделы. — Подал голос Ван Ситтарт.
Совет возмущённо загудел. Хольт приподнялся со своего места:
— Хочу напомнить вам,
— Это не отменяет факта… — Начал Ван Ситтарт, но Хольт его перебил:
— Это не отменяет факта, что один член вашего экипажа попытался убить другого члена вашего экипажа. Вопрос только в том, по чьей инициативе это сделано.
Ван Ситтарт тяжело поднялся с кресла, отставил руку с тростью в сторону. Младший Грут вспомнил слова Давида про позы, которые любит принимать капитан и с трудом подавил смешок.
— Я призываю Совет воздержаться от необдуманных слов и недоказуемых обвинений! — Прогремел он. — Я готов дать объяснение каждому своему поступку, если вы готовы слушать. Но комментировать чьи-то домыслы… Не превращайте совет в судилище!
Бургомистр хлопнул рукой по столу:
— Да чёрт с ними, с доказательствами! — фадер Корнелис изумлённо взглянул на него, но промолчал. — Гендрик, почему вы спасли Давида?
— Человек был в опасности, я спас. Почему вас это удивляет?
— "Души прекрасные порывы…" — Пробормотал Хольт.
— Что, простите? — переспросил бургомистр. Хольт неопределённо пожал плечами:
— Человек, бывает, действует, подчиняясь импульсу. Могу предположить, что он получил приказ, который ему не хотелось выполнять…
Ван Ситтарт открыл рот, но Хольт его опередил:
— Да, это просто мои выводы и предположения. Что касается остального… Механик ясно сказал, что рывка не было. А когда он обернулся, увидел удаляющуюся от корабля лебёдку. Значит, вырвать её не могло. Она была откреплена и выброшена за пределы корабля. Но! Но… Материальных доказательств у нас нет.
Он развёл руками и сел на место.
— Господа… — Сказал он после небольшой паузы. — 15 лет назад я был против. И оказался практически в одиночестве. У меня, как и у вас, не было оснований сомневаться в словах двух уважаемых членов нашего общества, но я считал, и считаю сейчас, что из истории нельзя вырывать куски и выбрасывать их на помойку. Любые поступки и события — это бесценный опыт. Любые! Даже самые страшные и отвратительные. История — инструмент, коллеги, а не произведение искусства. Тогда я нарушил ваше коллективное решение… — Он погасил рукой выкрики. — Да, ваше, не моё. Я подробно записал весь рассказ мениеров Ван Ситтарта и де Тоя о том, что происходило на борту "Гроот Зимбабве". Этот листок полтора десятилетия лежал в моём столе, пока я не показал его Петрусу… — Хольт печально покачал головой. — И теперь я виню себя в гибели Адель Брауэр. Ведь именно этот листок запустил цепь событий, в результате которых мы все оказались здесь, в этом зале.
— Мениер Хольт, — возразил младший Грут, — не вините себя. Мефру Брауэр рассказала мне о видеозаписи. Она знала, что Чан, сын механика Давида, мой лучший друг, и я не остановлюсь, пока всё не выясню. Мне жаль мефру Брауэр, но то, что она хотела, случилось. Вы… мы все восстанавливаем справедливость.
— Какие высокопарные речи! — Презрительно бросил Ван Ситтарт. — Вы галопом несётесь к гибели, и тащите за собой весь наш народ, а всё это словоблудие — кружева на катафалке. Я горжусь каждым принятым мной решением. Каждым! Пока вы размазывали по лицу сопли, я спасал колонию. А теперь вы, чистоплюи, решили встать в позу оскорблённого благочестия? Жалкое зрелище… — Он демонстративно отвернулся.