Афродита у власти: Царствование Елизаветы Петровны
Шрифт:
Поездка была организована с грандиозной, еще не виданной в России помпой: десятки карет, сотни слуг, двадцать три тысячи лошадей на подставах — все, естественно, за счет обывателей. Но ехать было все равно неудобно, придворные кареты для такого долгого путешествия оказались малопригодны и, как вспоминает Екатерина II, тогда еще невеста наследника престола Петра Федоровича, езда была мучительна.
Но зато встреча на Украине произвела на всех самое благоприятное впечатление: старшина лицом в грязь не ударила и сумела поразить капризную царицу роскошью, а самое главное — теплотой приема. Особенно эффектным был въезд императрицы в столицу Украины Глухов. За несколько верст до города Елизавету Петровну встречали реестровые казаки — тогдашние вооруженные силы Украины. Все они, как на подбор, удалые усачи в лихо заломленных шапках, одетые в синие черкески и шаровары,
Музыка, удалые украинские и польские пляски сменялись вертепами — спектаклями семинаристов и студентов на библейские сюжеты, а вокруг толпился благоденствующий под щедрым солнцем Украины народ. Он не знал войны и голода уже четвертое десятилетие и столько же не видел царственную особу, а потому хотел «бачить» красавицу-государыню вместе с Разумовским и для этого стоял вдоль всей дороги, по которой блестящий кортеж ехал из Москвы. Каждый хотел увидеть собственными глазами, как сбывается сказка о невероятной удаче простого казака, ставшего почти царем. Императрица была в восторге от оказанного ей необыкновенно горячего приема и якобы произнесла: «Как я люблю народ сей благонравный и незлобивый!»
С особым трепетом Разумовский подъезжал к родному дому. Он давно готовился к этой поездке и просил матушку сказать управляющему Семену Пустоте, чтобы тот «накрепко смотрел и наблюдал, дабы [никто] не ходил и не шатался б… чтоб он как зятьям, дядьям, так и всей родне именем моим приказал бы быть всем в одном собрании в деревне Лемешах и дожидаться бы тамо моего свидания… а наипаче запретить, чтоб отнюдь никто с них в то время именем моим не фастал бы и не славился б тем, что он мне родня». Разумовский хорошо знал свою родню — многочисленных родственников буйного Григория Розума. Матушка Наталья Демьяновна жила в Козельце, куда и приехала императрица, чтобы повидаться со свекровью.
Встреча кортежа в самом Киеве теплым августовским днем 1744 года поражала грандиозностью, многолюдством, радушием и различными театральными эффектами. Как пишет Конисский, государыню приветствовал с колесницы «основатель города» седовласый старец Кий: «Колесница у него была божеский фаетон, а в него впряжены два пиитические крылатые кони, называемые пегасы, прибранные из крепких студентов», наверное, из таких красавцев, какими были знаменитые богослов Халява и философ Хома Брут. Елизавета молилась в церквях, посещала монастыри, делала богатые вклады; по ночам устраивали балы и фейерверки, шла большая карточная игра.
За кулисами празднеств и приемов велась напряженная политическая работа — старшина собирала подписи и подавала государыне челобитные о восстановлении гетманства. Нужно было ковать железо, пока горячо. Все эти челобитные милостиво принимались императрицей, она обещала непременно «помочь» землякам Алексея Григорьевича, но, по своей привычке никогда не спешить с ответственными политическими решениями, ставить свою подпись под соответствующим указом медлила еще шесть лет. Наконец, в 1750 году, это произошло и для многих оказалось неожиданностью. Гетманом стал младший брат Разумовского Кирилл Григорьевич.
История Кирилла Разумовского не менее фантастична, чем история его старшего брата. Хотя Алексей давно был первейшим человеком двора цесаревны, Кирилл жил в Лемешах и, как некогда его знаменитый брат, пас скотину. Но приход Елизаветы к власти круто изменил и его судьбу — в 1742 году Кирилла поспешно вывезли ко двору. Его умыли, причесали, переодели, и в марте 1743 года под выдуманной фамилией Обидовский, вместе с наставником Григорием Тепловым, Кирилл отправился в Германию и Францию, «дабы учением наградить пренебреженное поныне время, сделать себя способнее к службе Ея императорского величества» — так было сказано в инструкции старшего брата младшему. Год Кирилл провел в Кенигсбергском университете, где с помощью Теплова постигал географию, «универсальную
Через два года путешествий за знаниями и впечатлениями Кирилл вернулся в Россию, и тут произошло второе чудо. Разумовский-младший поразил всех, кто знал его раньше, необыкновенными переменами, с ним происшедшими. Вместо пастуха явился молодой красивый вельможа, прекрасно одетый, с вполне светскими манерами, бегло знавший по-немецки и по-французски, а главное — не говоривший ни на одном языке глупостей. Он оказался умен, уживчив, весел и тотчас прославился как один из красивейших мужчин двора. Почти мгновенно он превратился в изящнейшего петиметра — щеголя; окружавшие не могли надивиться на его трость — она стоила 20 тысяч рублей и была вся из агата с рубинами и алмазами. Как писала Екатерина II, «он был хорош собой, оригинального ума, очень приятен в обращении и умом несравненно превосходил брата своего (Алексея. — Е.А.), который тоже был красавец, но был гораздо великодушнее и добрее его. Все красавицы при дворе были от него без ума. Я не знаю другой семьи, которая, будучи в такой отменной милости при дворе, была бы так всеми любима, как эти два брата». Восторг Екатерины понять можно: ей, совсем не красавице, Кирилл оказывал особые знаки внимания. Да и вообще история знает множество примеров того, как вышедшие из грязи в князи становились нестерпимыми для окружающих хамами, негодяями, несли с собой все пороки и комплексы парвеню. С Разумовскими этого не произошло!
Придворная жизнь с ее бессонной вереницей празднеств и концертов тотчас втянула юношу — он стал настоящим придворным и усердно нес нелегкую службу при дворе. Эта служба была ему приятна. Появилось много подруг и друзей. Особенно близко он сошелся с графом Иваном Григорьевичем Чернышевым, который был до кончиков ногтей светским, придворным человеком. Его бойкое письмо к Разумовскому, написанное после возвращения из Франции, говорит само за себя и рисует мир, в котором жила тогдашняя золотая молодежь: «Сколь же мне прискорбно, что вашего сиятельства я здесь не застал, о том маню себя, что вы уверены. Сколько бы я вас, по приезде своем из Франции, забавил. Рассудите, каков я стал: других кафтанов не ношу как шелинговых, в красных каблуках и все пою песни, да какие — одна другой лутче, и навез их столько много, все в том разуме, чтобы вас оным поучить. Я в Париже был десять недель и четыре часа и из онаго времени в крайней скуке был только четыре часа, а прочее вы догадаться можете, каково мне было. Хожу всяк день в двух лентах (орденских. — Е.А.)… дорого бы дал, чтоб Григорий Николаевич Теплов меня видел, каков я чинен стал в двух лентах: он бы, на меня глядя, все хохотал. Платья из Парижа навез тьма и карету, предорога. Прощайте, милостивый государь… ADIEU, MONSEIGNEUR».
В 1746 году Кирилл Разумовский породнился с Романовыми — женился на родственнице императрицы Елизаветы Екатерине Ивановне Нарышкиной. Этот брак состоялся по воле государыни и по расчету, а не по любви: Кирилл хотел еще, что называется, погулять, и не рвался под венец. Дети Разумовского стали первейшими вельможами при преемниках Елизаветы Петровны. Как и его старший брат, Кирилл не кичился своим положением и, согласно легенде, хранил костюм пастуха волов, в котором его застиг курьер из столицы, чтобы увезти к новой блестящей жизни. Он показывал его своим сыновьям, чтоб они помнили о своем происхождении, однако один из сыновей, не без основания, ответствовал, что между отцом и сыновьями огромная разница: «Вы сын простого казака, а я сын русского фельдмаршала».
Кирилл был человеком любознательным, не без способностей, но не стал ученым — как говорится, лень родилась прежде него. А коли так, то ему была уготована иная участь — стать «организатором науки». Указом 21 мая 1746 года Разумовский-младший был назначен… президентом Петербургской Академии наук, как сказано в именном указе, «в рассуждение усмотренной в нем особливой способности и приобретенного в науках искусства». Такое назначение поразило современников, уже привыкших к головокружительным «случаям». Как писал в своем доносе товарищ купцов Ерофея и Василия Коржавина, братья говорили, что Разумовский «весьма недостоин такой чести и великого чина и правления Академии».