Agape
Шрифт:
4
Грейс
– Каждый вечер я прихожу на это место и жду, пока небо станет похожим на моё настроение, – дурачусь я.
Мы с Зедом стоим у красно-белого маяка. Фиолетово-светлый закат, и сам воздух кажется мне фиолетовым. Ртутные отблески солнца – в белую, дружную ночь; всё под голубой шалью. Отличный вид на весь мелкий городишко, на другой его стороне разражается салют, и блондин спрашивает с наигранной серьёзностью:
– И когда ты обычно уходишь?
– Глубокой ночью, – выдыхаю я.
Через секундное затишье мы оба хохочем.
– Это очень попсово, Грейс, –
– Да, я и сама знаю, – провожу пальцами по губе и оглядываюсь на его голубую рубашку в клетку, на машину, а Зед понимает мой намёк через смех.
Более не тратим времени и сил ни на что лишнее; вот автомобиль двигается, а я откидываюсь на спинку сидения. Заехав за Али и Логаном, мы берём курс на дом Алекса и Зеда, на ночь, которую проведём там вместе. Блондин расслаблено ведёт автомобиль и обращается то ко мне, то к Али, держась за руль правой рукой, а левой зацепившись острым локтем за сидение. Католичка с Логаном на заднем сидении, она держит его за руку и слушает с внимательной улыбкой. Деревья притихают, цвет еловых иголок преломляется от тумана.
– Именно так! – неожиданно вскрикивает опьяневший Логан в ответ на чью-то реплику.
Немного выпив, он стал жив и радостен, под стать Али. Вот небо уже садится на западе, за глубокими водами; пушистые, белоснежные, лёгкие облака. Они летят низко к земле, и кажется, будто их можно так просто коснуться. И я решаю опробовать эту идею. Включаю музыку громче, открываю окно полностью и высовываюсь из него, вытягиваясь, насколько могу. Грудиной, животом я ощущаю небывалое умиротворение, счастье перед надвигающимся хаосом грядущей ночи. А волны всё бороздят и бороздят берег, образуя пену. Слышу смех Али и подшучивание Зеда, направленные в мой адрес:
– Не выпади из машины, атеистишка! – кричит Логан, понабравшись от своей девушки.
– Волнуешься за меня? – издеваюсь я со смехом в голосе.
– Конечно. Во снах мы все видим, как ходим в театр на спектакли с твоим участием, – подхватывает Али.
Машина подъезжает к перекрёстку, и мы останавливаемся. Зед приглушает музыку, почти выключая её.
– Давай обратно! – отрезает блондин, обхватывая моё бедро и затягивая обратно в салон.
– Ничего не случится, Зед, – упираюсь. – Я осторожна.
– Грейс, быстро сядь! Я сам могу затащить тебя обратно и пристегнуть ремнём, как ребёнка. – Опускаюсь обратно в салон. Как быстро у него скачет настроение. Что было у маяка, и что сейчас! – Я ещё окажусь виноватым в твоей гибели…
– Зануда!
Машина заезжает на небольшой полуостров. Слева всё так же виднеется океан, а по правую сторону – лес. Нет больше за стеклом ни домов, ни людей. Одинокое здание представляет собой старомодную кирпичную постройку с голландским двориком, в котором уже разгуливают охмелевшие гуляки. Зед глушит двигатель, а Логан вновь выдаёт:
– Итак, я доставил главных королев вечеринки в самый её разгар, когда почти все уже выпили, но ещё не пьяны. Предлагаю пройти в дом.
Зед ухмыляется и выходит из машины, оставляя меня, Али и Логана в салоне. Мы заходим внутрь. Гостиная – по-настоящему огромная комната в два этажа, стены которой высоки, а далёкий потолок стеклянно глядит на тех, кто под ним.
– Подруга! – я слышу знакомый голос среди десятков других.
Алекс обнимает двух девушек за плечи, прижимая их к себе, но поднимает одну кисть и машет ею, чтобы привлечь внимание. Моему другу всегда были ближе не выставки, не музеи, а шумные сборища кретинов. Но я всё же следую за Зедом по битком набитой гостиной и получаю красную кружку.
– Девочки, вы м-можете идти, но недалеко! Мы ещё увидимся сегодня, – язык Алекса заплетается.
Вульгарные особы уходят прочь, и я думаю: подобное пошлое поведение принижает общественный статус женщин. Пара парней подсаживается к пьяному Алексу.
Звёздная ночь
Ночь сидит одиноко. «За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь да трагедия». Она думает о словах Оскара Уайльда. Да, так оно и есть. Ночь всегда многое угадывала, и особенно что-то такое, что её будоражило. Сейчас всё со стороны кажется превосходным, таким обычным. Но только она одна понимает значение происходящего, только Ночи та женщина поведала тайну, рассказала о ночном бытии, которое Ночь пытался разгадать так долго и которое в итоге раскрылось так негаданно. Женщина знает конец истории, она его предвещает. Начало же было положено в той забегаловке: он выходил, а она наблюдала за его движениями.
Грейс
Постепенно от алкоголя, от запаха табака, от всеобщего хаоса голова начинает невольно кружится. Я ставлю стакан на рядом стоящий столик и, оглядываясь, встаю на ноги. Но в ту же секунду я чувствую, как Зед хватает меня за руку и тянет к себе, от чего я падаю обратно в кресло.
– Ну, и куда это ты вскочила, Грейси?
Всё же вырвавшись из лап Зеда, я что-то бурчу под нос так, что уголок его рта подпрыгивает, и, не сказав больше ни слова, бреду на улицу, подальше от его деспотичных наклонностей. Зед мог бы просто спросить меня, куда же я собираюсь, а не хватать за руку, кидать на диван и пристально на меня глядя. Это ведь любовь Зеда к чрезмерному контролю в сочетании с алкоголем, верно? Всё эта привязанность! Мои ботинки невольно выбивают ритм танцевальной музыки; «Неважно», – твердят они, потому что для нас с Зедом в самом деле остаётся ещё бездна времени. Я вдыхаю прохладный ночной воздух. Заколдованно-тёмная ночь, бесконечно безмолвная, с нескончаемо длинными тенями деревьев обволакивает город, а медовая луна прячется за облаками. Наслаждаясь природой, я неспешно прогуливаюсь до океанической воды. Ну, можно ли было сидеть в такой духоте! Такая приятная свежесть и аромат, словно зашёл посреди липкого летнего денька в цветочный магазин. Замечаю силуэт человека, сидящего на песке и глядящего в даль вод; я снимаю обувь, когда выхожу на мелкий песок, присоединяясь к молчаливой компании незнакомца.
Без единой мысли я уже собираюсь идти обратно. Посмотрев в последний раз на приходящие и уходящие волны, на тёмную даль, я разворачиваюсь в сторону дома и врезаюсь во что-то. А точнее, в кого-то. Поднимаю взгляд, и первое, что замечаю, это знакомые карие глаза. Дьявол, как предсказуемо!
– Грейс Хилл, – пытливый, добрый голос Дилана бьёт в голову также, как и резкий запах алкоголя, оглушая и сбивая с толку.
– Да, она самая, – я вспоминаю, как мы прогуливались по галерее даже после того, как Дилан выступил с речью. – Дилан Барннетт.
В его руках виднеется бутылка. Но как непостижимо у Дилана изменился голос! Как у неизвестной мне ранее птицы, которая «ноябрьским утром поёт не о том». Будто Дилан пробовал, искал и в конце концов нашёл струну для нового настроения. Он смотрит так уверенно, но своим тонким чутьём я замечаю радость, трепет и безымянные чувства, бурлящие внутри него.
– Что ты тут делаешь? – любопытствую я.
– Как видишь, пью, – Дилан еле заметно трясёт бутылью и подносит её к губам; какой односложный ответ в сравнении с прошлыми.