Агент его Величества
Шрифт:
Уже выходя, Камерон повернулся к своему недолгому союзнику.
– Жизнь изменчива, Твид. Сегодня вы на коне, а завтра – в грязи. Будет и на моей улице праздник, попомните эти слова.
– Угу, – буркнул Твид. – Попомню.
– Прощайте.
Бывший министр развернулся и с достоинством вышел в ночь.
Но как он ни храбрился, положение его было удручающее. Полиция сидела на хвосте, домой он вернуться не мог, в убежище ему было отказано. Что делать в такой ситуации? Приходилось хвататься за соломинку. Впрочем, имея в кармане десять тысяч долларов, Камерон ещё надеялся на лучшее. Было лишь одно место, где он мог чувствовать себя в относительной безопасности – Пять Углов. Это звучало странно, но именно там, среди нищих, преступников и бродяг, он мог затеряться в толпе и переждать тяжёлые времена.
Впрочем, бездеятельно отсиживаться в укрытии бывший министр не собирался. Кипучая натура, он готов был сражаться. В уме его уже составлялись планы контрудара. Сначала он хотел избавиться от несносного русского, а затем разделаться с Твидом.
Десять тысяч долларов – огромная сумма. За эти деньги можно нанять небольшой отряд охранников или снять вполне приличный дом. Но ни того, ни другого беглец решил не делать, а просто снестись с Джоном Морриси – великим и ужасным вожаком «Мёртвых кроликов». Только этот человек мог ещё спасти его от тюрьмы. Найти его не составляло особого труда. Как всякий уважающий себя ночной король, Морриси кроме нелегального бизнеса имел вполне законный, приносивший ему не так много прибыли, зато надёжно охранявший от наскоков полиции. В данном случае это была сеть казино, разбросанная по всему городу.
Не мудрствуя лукаво, Камерон решил нанести визит в самое большое из них, располагавшееся на Тутовой улице. Поздний час не смущал его – он знал, что заведения Морриси работают до полуночи, а если надо – то и до утра.
Расчёт его оказался верен. Ночной король пребывал в своём гнёздышке, наслаждаясь звоном денег и обществом юных девушек. Поначалу Камерона не хотели пускать, но шелест купюр оказал своё волшебное действие, и вскоре бывший министр сидел перед грозным предводителем ирландских банд.
По виду Морриси вовсе не походил на разбойника с большой дороги. Широколицый, с густой чёрной шевелюрой и окладистой бородой, он скорее напоминал еврейских ростовщиков. Импозантный костюм не мог скрыть могучей фигуры, сохранившейся у него со времён ранней молодости, когда он выходил на ринг и бросал вызов самому Биллу-Мяснику. Он и сейчас ещё был далеко не стар – всего лишь тридцать три года, самый расцвет. Камерону с его шестьюдесятью пятью Морриси годился в сыновья.
– Зачем ты пришёл? – прогудел Морриси, сверля гостя чёрными зрачками.
С этим пройдохой-республиканцем он не собирался разводить политес, хотя бы тот был втрое старше его.
– Мне нужно схорониться и нужна жизнь одного человека, – ответил бывший министр.
– Кого?
– Русского агента по имени Семён Костенко.
Морриси усмехнулся.
– Что-то частенько моих ребят стали вызывать по его душу. Никак, сам дьявол явился к нам из-за океана.
Камеро навострил уши.
– О ком ты говоришь? Кто ещё обращался к тебе?
– Не твоё дело, – откликнулся Морриси, довольный своим превосходством над отставным министром. – Сколько можешь дать за услуги?
– Пять тысяч. Две – за убежище, и три – за голову Костенко.
– Маловато.
– Сколько же ты хочешь?
– Двадцать.
Камерон засмеялся.
– Это несерьёзно, Морриси. За двадцать я готов убить его сам.
Они начали торговаться. Гостю удалось сбить цену до десяти – больше у него всё равно не было. Наконец, придя к соглашению, они пожали друг другу руки. Морриси щёлкнул пальцами и велел одному из своих приближённых вывести Камерона.
Тем временем в Таммани-Холле кипели не меньшие страсти. Вуд, прибыв с торжественного вечера, передавал Твиду содержание своих бесед с русскими. Повествуя о кратком разговоре, состоявшемся между Костенко и Катакази, он обратил внимание «сахема», что те на какой-то момент перешли на свой язык, в чём бывший мэр усматривал тайный замысел.
– Они о чём-то поспорили, – докладывал он Твиду, – после чего Катакази открыто заявил: «Ждите сенсаций». Надо ли объяснять, что это значит для нас?
– Чёртовы русские, – процедил «сахем». – Всегда от них жди беды. Моравский был прав: с ними нельзя вести дела.
– Как же нам поступить?
– Не будем гнать коней. Посмотрим, что известно этому русскому. А пока разберёмся с фараоном.
– С Нисоном?
– Разумеется. Преподадим ему урок, чтобы впредь никто не вздумал шантажировать Уильяма Твида.
Вуд понимающе усмехнулся. Судьба копа была решена.
Тедди Ростворовский по прозвищу «Дубинщик» прибыл в Америку десять лет назад. Сын польских беженцев, покинувших родину после разгрома восстания тридцатого года, он провёл молодость во Франции, закончил три класса школы, худо-бедно научился читать и писать, а затем с четырнадцати лет трудился на тулонской верфи. В Польше он никогда не был; она представлялась ему чем-то вроде легендарной земли, о которой все говорят, но никто не видел. Ностальгии по родине он не испытывал, ибо привык считать себя французом и не очень понимал родителей, которые посещали какие-то землячества и, возвращаясь, ругали Россию. О своих польских корнях ему доводилось вспоминать лишь по большим праздникам, когда он ходил на службу в костёл.
Разумеется, он знал польский язык, ведь на нём общались родители и многие товарищи по работе. Французы насмешливо именовали их бошами, со своим местечковым снобизмом не отличая немцев от поляков. Нередко в кабаках, куда рабочие наведывались вечерами, происходили стычки между приезжими и местными. Последние обвиняли иммигрантов в том, что те лишают их работы. В этих драках Тедди обтесал свои кулаки и приобрёл сноровку опытного бойца. Это умение особенно пригодилось ему после декабрьского переворота пятьдесят первого года, когда по стране широкой поступью шагал кризис. Рабочих пачками выкидывали на улицу, цены росли как на дрожжах, забастовки перешли в разряд преступления. Как водится, французы возложили вину за тяжёлое положение на иммигрантов. Полякам пришлось туго. Многие из них сами сидели без гроша в кармане, а тут ещё пришлось отстаивать своё право на жительство в стране.
В пятьдесят третьем году Франция объявила войну России. Немало поляков записалось в армию, привлечённые возможностью заработать и расквитаться со старым врагом. Патриотические чувства, угасшие было к тому времени среди беженцев, вновь возродились к жизни. Стало модным петь польские песни и ходить на митинги. Но Тедди остался в стороне от этого порыва. Он сделал другой выбор – уехал в Америку. Ходили слухи, что там много неосвоенной земли и мягкие законы. Он мечтал стать фермером, обрабатывать свой надел и ни от кого не зависеть. Действительность, однако, разрушила его планы. Земля требовала денег, а взять их было неоткуда. Районы восточного побережья, где оседали иммигранты, погрязли в нищете и преступности. Коренные американцы смотрели косо на ирландцев, южане враждовали с северянами, а все вместе презирали негров и китайцев. Человек в одиночку не мог выжить в этом скорпионнике, поэтому иммигранты прибивались к разным бандам, контролировавшим городские кварталы.