Ахэрээну
Шрифт:
— Ты убил моих друзей, — сказал Лиани.
— А ты присмотрись получше, там кусок рукава виднеется, — равнодушно откликнулась нежить. — Может, тогда поблагодаришь.
До слуха донесся вроде бы тихий стон — с другой стороны, затем чье-то неразборчивое бормотание.
— Там твои двое, и с ними один… помощник. Не беспокойся, он совсем не как я, даже наоборот, — острые зубы блеснули в улыбке, хотя не было света для такого отблеска..
— Вокруг вас рыскали мародеры, — пояснил застрявший в мире живых мертвец. — Пришлось делать доброе дело. Зато так я сыт и в разуме. Ты по-прежнему
Лиани он по-прежнему то ли поддерживал, то ли не отпускал. Ветерок прошелестел над поляной; от вылитой на тело воды или от ушибов пробрала дрожь. Юноша снова повел глазами по сторонам — бесполезно, только камни, земля, вывернутые корни, темные стволы да темно-розовый клок заката в просвете меж ними, словно и закат порвали на лоскуты. Крикнуть, позвать? Нечем, и дышать-то едва удается.
— Как ты меня нашел? — спросил одними губами, но тот понял.
— Монах, которого вы называете благословенный брат Унно, счел, что тебе — точнее, кому-то — угрожает беда и свернул к завалу. А по мне он просто идиот и заблудился удачно.
— Где же он? Ты…
— Помогает твоим товарищам и заодно оплакивает мародеров. Добрый, добрый, святой человек.
Бессмысленно было рваться куда-то — сил все равно нет, а врет или не врет тори-ай, скоро будет понятно. Сам же юноша сейчас все равно слабее только вылупившегося птенца. И так же, как у птенцов, сердце колотится, скоро выскочит через треснувшие ребра.
— Да успокойся, — с досадой произнесла нежить, — Думаешь, он тебя мне отдал, решив защищать других? Два раза я тебя не тронул, на третий съем наконец? А вот тех он и впрямь защищает. Мне не подойти.
— Спасибо, — сказал Лиани. — Ты снова меня спасаешь…
Мужчина напротив неожиданно ощерился:
— Если бы не она…
— Помоги сесть, — попросил юноша, отводя взгляд — страшно было видеть этот оскал. — Надо выбираться отсюда.
— Спешить тебе некуда, отлежись, и поговорим еще. Есть о чем.
— Мне надо в крепость.
— Нет больше твоей крепости.
— Откуда ты знаешь? — снова лед под ребра толкнулся.
— Думаешь, я смерть не почую, да еще если столько мертвых? Сказал же раньше. Тут ходу даже тебе такому не больше пары часов, несложно понять.
Вот так. Снова откинуться назад и бессмысленно смотреть в нависший склон, может, он вновь упадет. И закричать нету сил, и лед внутри не дает вздохнуть. И рядом не товарищ даже, а тварь-убийца.
Тори-ай неожиданно опустил юношу наземь, разжал руки, сказал почти сочувственно:
— Теперь и ты будешь знать, что делать дальше. Я-то давно это знаю. А боль… она не проходит, но помогает двигаться к цели.
Монаха Лиани узнал сразу. Тот, крепкий, круглолицый, не ростом, но крепостью похожий на молодой жизнерадостный белый гриб, сидел подле недавних спутников Лиани. В пятнах крови и грязи они лежали на небольшой площадке, расчищенной от завала. Темный склон нависал невдалеке, пугая возможностью снова осыпаться, но еще дальше пострадавших было некуда тащить — валуны и ручей.
Монах разводил костерок, умело выкладывая деревяшки побольше в центр и совсем прутики вокруг них.
— Не привлечет ли кого? — спросил Лиани, подходя, как ему казалось, с шумом, достойным раненого кабана. Однако монах только сейчас поднял голову, глянул обеспокоено, чуть смущенно улыбнулся ему.
Страшный гость, который помог юноше подняться и недавно еще поддерживал в коротком пути, исчез. Лиани заметил, что монах извлек откуда-то кожаный пояс с пряжкой и теперь прячет его за пазуху.
— Цел ли ты? Да? Хвала Небесам, — сказал монах, и юноша вспомнил имя, да и тори-ай его называл. Он шагнул ближе к товарищам, нагнулся было, всмотреться, но дыхание будто кто перерезал, и вспыхнуло перед глазами.
— Они живы, — сказал брат Унно, — Недостойный служитель не врач, но сделал, что мог. Пока без сознания.
— Им нужна помощь.
— Нужна…
— Там… еще мертвые, — слова дались с трудом. Видел он их, лучше б не видел.
— Увы, уже известно о том.
— Это рухэй?
— Нет, горные жители. Прознали, верно, что войско идет, — монах больше не улыбался, — Крались неподалеку, рассчитывая поживиться. Недостойный не уследил за тори-ай — выпустил, чтобы помочь откопать… вы из-под завала виднелись едва, а камни тяжелые.
Лицо его исказилось страданием.
— Они вас хотели убить? — спросил Лиани.
— Кто ж теперь скажет… может лишь припугнуть? — печально ответил монах.
Протянул руки:
— Обопрись, сядь. Повязку тебе сделаю.
Лишней ткани не было, пришлось кое-как снять наполовину мокрую куртку, рубаху; монах разорвал ее на полосы, туго стянул вокруг ребер. Лиани прислушался к ощущениям, насколько мог что-то понять. Справа полегче, наверное, только ушибы, слева намного острее боль. Сколько — одно, два, три? И в голове не стихает горячий гул, спасибо, зрения не лишился.
— Посиди пока с товарищами, я убитых зарою хоть как, — монах поднялся, взял длинную головню, направился за соседний валун. Лиани отвел глаза от огня, глянул на небо, наливавшееся иссиня-сизым. Все казалось неестественным, словно он спит или бредит. И завал, и заботливая нежить, и мертвые, и странный этот монах, который вместо молитв вызывает тори-ай на помощь, а потом деловито закапывает убитых. Но уж лучше так, чем громогласные слезы раскаяния. Прислушался: молитвы все же звучали, брат Унно бормотал их вполголоса. Трещали сучки, постукивали камни. Это все тоже казалось неестественным, и даже лежащие рядом двое. Настоящей была лишь крепость, которая неясно, цела ли еще.
Костерок горел, маленький и бездымный, Лиани, не думая, подбрасывал туда веточки.
— Отлежись пока, — сказал брат Унно, вернувшись. — Небеса помогут, и остальные к утру оклемаются. Отсвет от горящей головни превращал его лицо в черно-красную маску, из тех, которые надевают актеры, представляя недобрых духов.
— Если бы не ты… а я и слов подобрать не могу, — еле слышно вздохнул Лиани. За спасение жизни не благодарят. О нем просто не забывают.
Больше всего юноша хотел прямо сейчас отправиться в Сосновую, раз уж не мог помочь лежащим без чувств, но понимал — в середине весны ночи довольно коротки, время быстро пройдет, а он не настолько хорошо знает дорогу, чтобы раненым идти по темноте в лесу.