Ахматова и Гумилев. С любимыми не расставайтесь
Шрифт:
Может быть, поэтому в тот день, когда отец и мать в последний раз приехали в Слепнево вместе, Лева и не выразил особой радости? Он выбежал к ним навстречу, увидев в окно, как они подходят к дому, весело рассмеялся, когда отец подхватил его на руки и подбросил в воздух, улыбнулся погладившей его по голове матери, но того восторга, с каким он встречал их раньше, у него уже не было. И когда они все втроем вошли в дом, Лев думал уже не о том, как подольше побыть с родителями и сделать так, чтобы они не уехали, а об оставленных в комнате игрушках. Правда, и мама с папой сразу отправили его поиграть, а сами пошли о чем-то разговаривать с бабушкой. Раньше он стал бы ждать, когда они освободятся, или даже попытался бы подслушать их разговор, а теперь, как ему и было сказано, спокойно вернулся в детскую и продолжил прерванную игру. Плюшевая компания – медведь и две маленькие собачки – строили себе домик из пустых коробок и маленькой скамеечки для ног. Дело это было непростое, домик, подобно сказочному теремку, норовил обрушиться каждый раз, когда Лева пытался усадить в него тяжелого медведя, поэтому он сосредоточился на строительстве и почти забыл, что совсем рядом, в соседней комнате, сидят долгожданные гости.
В конце концов дом для игрушечных зверей был построен, а вокруг него для охраны выстроились оловянные солдатики. Лев, полюбовавшись этой картиной, подумал, что теперь надо отправить еще кого-нибудь из его игрушечных друзей в гости к мишке и собачкам. Вот только кого удостоить этой чести? Гость должен быть легким, чтобы своим присутствием не разрушить с таким трудом возведенный дом. Деревянные звери или старая бабушкина матрешка с облупившейся краской не подойдут. Надо поискать тряпичную куклу, которой играла в детстве тетя Александра, – мальчики, конечно, не играют в куклы, но она легкая, и ее можно засунуть в домик из коробок. Вот только где сейчас эта кукла, наверное, в тетиной комнате? Лева уже давно ее не видел…
Мальчик зевнул и прилег на ковер рядом с игрушечным домиком. Его вдруг потянуло в сон, и он вспомнил, что обычно в это время, после обеда, бабушка укладывала его на час в постель. А сейчас она забыла об этом, потому что приехали папа с мамой. Что ж, он может немного вздремнуть прямо здесь, на полу, а сходить за куклой еще успеет.
Закрыв глаза, Лев некоторое время лежал неподвижно, с удивлением думая, что спать на ковре гораздо удобнее и не надо тратить время на то, чтобы раздеться и убрать с кровати покрывало, а потом одеться и снова застелить постель. И почему бабушка этого не понимает и заставляет его спать в кровати? Сказать ей об этом или не стоит? А может, она рассердится, что он уснул на ковре?.. Мысли путались, сменялись какими-то неясными образами, и мальчик уже готов был окончательно провалиться в сон, как вдруг за его спиной послышался негромкий скрип половиц.
– Тихо, видишь, он спит, – услышал Лева шепот отца. Ему захотелось обернуться и вскочить, но что-то удержало мальчика от этого, и он продолжал лежать с закрытыми глазами. За его спиной снова раздались шаги – кто-то тихо вошел в комнату и сел на его кровать, которая тоже еле слышно заскрипела. Ребенку показалось, что отец был не один, что в детскую пришли двое, и он осторожно приоткрыл один глаз, чтобы проверить это. Кровать была плохо видна из такого положения, но он все-таки сумел разглядеть две пары ног сидящих на ней людей – мужчины в черных брюках и женщины в светло-серой юбке, из-под которой выглядывали носки простых домашних туфель. К нему и в самом деле пришли оба родителя, вместе!
И снова мальчик не решился открыть глаза и дать отцу с матерью понять, что он не спит. Теперь Лева просто боялся это сделать. Пока он тихо лежит на ковре, а родители сидят рядом, все происходит так, как в его мечтах, как обычно бывало в других семьях: он, мама и папа – вместе. И завтра они точно так же придут к нему, и послезавтра… Они всегда будут настоящей семьей.
– Устал Львенок, наигрался… – донесся до мальчика сквозь снова накатывающую на него дремоту отцовский шепот.
– Ш-ш-ш, не разбуди! – еще тише ответила ему мать.
– Дети крепко спят, не бойся, – успокоил ее отец, и они вновь замолчали.
Лев не видел их, но почему-то был уверен, что родители сидят в обнимку или держатся за руки. А еще он точно знал: они оба тоже представляют себе, что живут вместе с ним и каждый день видят его спящим среди игрушек.
– Аня, ведь у нас так все было хорошо! – произнес вдруг вполголоса папа. – Ну, зачем… скажи, зачем ты все это разрушила?
Мама ничего не ответила.
Глава XXIII Россия, Петроград, 1921 г.
Очарован соблазнами жизни,
Не хочу я растаять во мгле,
Не хочу я вернуться к отчизне,
К усыпляющей мертвой земле.
Н. Гумилев
Петроградские улицы уже давно не были свидетелями ночных прогулок веселых компаний молодых людей и девушек. Обычно по ночам город словно бы вымирал, да и днем большинство прохожих спешили по своим делам с хмурыми и озабоченными лицами, редко улыбались и почти никогда не смеялись. Но теперь к Дому искусств подходила совершенно беззаботная компания, смех и шутки которой эхом разносились по пустынной улице. Причем компания была вовсе не пьяной – просто счастливые люди, которым весело и интересно друг с другом.
В центре этой маленькой компании шел невысокий коротко подстриженный мужчина, чем-то неуловимо выделявшийся на фоне своих спутников. Он тоже был весел и легкомысленно смеялся над шутками остальных, но выглядел немного старше их. Если же кто-нибудь посторонний присмотрелся бы к его глазам, то ему бы показалось, что этот человек еще старше, что ему все тридцать, а может, и больше лет.
Но приглядываться к шумным прохожим было некому, кроме них, на улице ни одной души. Только чуть в стороне от Дома искусств стоял неприметный, почти не видимый в ночной темноте черный автомобиль. На него, впрочем, веселящаяся компания даже не посмотрела. Молодые люди и девушки продолжали смеяться, рассказывать смешные истории и декламировать не слишком складные, но очень патетичные стихи. Если кто-нибудь из них и обратил внимание на машину, то не придал ее появлению никакого значения. Шел 1921 год, автомобилей на улицах было уже немало, и петроградцы постепенно переставали воспринимать их как странную диковину.
– Ну что, может, ко мне поднимемся, чайку попьем? – перекрикивая галдящих друзей, спросил самый старший из гуляющих. Но те, по-прежнему радостно улыбаясь, один за другим стали вежливо отказываться:
– Спасибо, но поздно уже!
– В другой раз…
– У меня вроде новая строфа сочинилась, мне домой надо, записать ее!
«Предводитель» компании развел руками:
– Ладно, тогда – до следующей встречи! Жду от вас новых стихов. И чтоб они были лучше прежних!
– Постараемся! – заверили его друзья и, развернувшись, двинулись обратно, время от времени оборачиваясь, чтобы помахать своему «предводителю» руками. Он тоже махнул им и шагнул к двери своего подъезда, но вдруг остановился и снова огляделся по сторонам. Идти домой и ложиться спать ему не хотелось. Слишком хороша была теплая летняя ночь, пахнущая свежей от прошедшего еще днем дождя листвой и слабо освещенная мерцающими в небе звездами, слишком приятным был дующий со стороны залива легкий ветерок. Хотелось, несмотря на усталость, еще немного пройтись или просто посидеть где-нибудь на скамейке. Но скамеек поблизости не было, бродить вокруг дома молодому человеку показалось совсем уж глупым занятием, поэтому он просто остановился у подъезда, глядя куда-то вдаль.
На его лице расплылась счастливая улыбка. Очень уж удачно прошел сегодняшний день. Он и выспался, и не опоздал на занятия в «Звучащей раковине», своей новой творческой студии, и большинство учеников сегодня порадовали его новыми успехами в поэзии, и погода была прекрасной, и прогулялись они после занятий очень весело… Не было ничего, что вызвало бы у руководителя студии недовольство или огорчение. Разве что одна невеселая мысль, которую он сумел отогнать и на время забыть утром, снова вернулась, заставив его улыбку исчезнуть, а взгляд помрачнеть. Вечно отравляющая жизнь мысль о том, что он одинок и что так будет всегда, потому что нет рядом его любимой женщины. Нет Анны и никогда уже не будет. И сколько бы ни убеждал себя, что счастлив в своей теперешней жизни, счастлив без нее, в глубине души он всегда будет знать, что это обман. Без нее ему всегда будет плохо.