Ахульго
Шрифт:
– Ну да. Вас же любой мусульманин разоблачит, если что.
– Вот вы о чем… – догадался Синицын.
– Но ведь так бы я чистым мусульманином стал. А для меня это невозможно.
– Почему? – угрюмо спросил Жахпар-ага.
– Я вот мусульманин и не жалею.
– Если бы я собирался в Мекку, в паломничество, тогда другое дело, – рассуждал Синицын.
– А так…
– А так вы далеко не уйдете, – заявил Пулло.
– Помяните мое слово, любезный. Обличат в два счета – и секир-башка как лазутчику.
– Но… Но… –
– Кто же станет ему штаны спускать? – возразил капитан.
– У нас это нельзя. А кто посмеет – тому самому секир-башка сделают.
– А то вы мюридов не знаете, – сказал Пулло.
– Если почуют неладное – все вызнают.
– Как же мне быть? – растерялся Синицын.
– Уж если входить в роль, так до конца! – посоветовал Пулло.
– Вы полагаете, господин полковник, это обязательно?
– Сами рассудите, – развел руками Пулло.
– Что вам дороже: кусочек плоти или сама жизнь?
– Жизнь, – согласился Синицын.
– Я даже не в том смысле, а в смысле успеха предприятия.
– Значит, решено? – обрадовался Пулло, а затем спросил у капитана: – Есть тут эскулапы?
– В Эндирее найдем, – заверил Жахпар-ага.
– Сколько будет стоит? – поинтересовался Пулло.
– Такое дело бесплатно сделают! – пообещал Жахпар-ага.
– У них праздник будет, если русский суннат сделает.
– Однако же, – колебался Синицын.
– Нет, господа, я не согласен. Каждый должен жить по своей вере.
– Это же только для вида, – настаивал Пулло.
– Выходит – кощунство? Я так не могу, извините.
– Значит, вы – сумасшедший, – заключил Пулло.
– Как вы смеете?! – вскочил Синицын.
– Я не позволю.
– Успокойтесь, сударь, – жестко сказал Пулло.
– Поймите, что вы подвергаете опасности не только себя, но и все дело.
– Сумасшедший – это хорошо, – сказал вдруг Жахпар-ага.
– Как то есть? – недоумевал Синицын.
– Ты же и так дурнем под канатом прыгаешь, им и оставайся.
– Оно и верно, – поддержал капитана Пулло.
– И в мечеть ходить не придется, и распознать вас не смогут.
– У нас сумасшедших пальцем не тронут, – убеждал Жахпар-ага.
– Харам.
– Именно, – согласился Пулло.
– А иначе – пропадете, и никакой маскарад вам не поможет.
– Тебе это будет нетрудно, – убеждал Жахпар-ага.
– Вы даже сможете открыто рассказывать, что хотите вызвать Шамиля на дуэль, – добавил Пулло.
– А вы откуда знаете? – погрустнел Синицын.
– Слышал, – ответил Пулло, покручивая ус.
– Значит, я – действительно умалишенный? – спросил Синицын и засмеялся странным смехом.
– Для пользы дела, – успокаивал его Пулло, подливая еще водки.
– В рассуждении конспирации.
Синицын вылил рюмку себе на голову и дико захохотал.
– Может, желаете чаю? – жестко осадил его Пулло и протянул салфетку Синицын перестал хохотать, вытер салфеткой лицо и спокойно ответил: – Желаю.
Глава 42
Наутро, навьючив на лошадей свой нехитрый скарб, канатоходец Айдемир и его помощник Аркадий двинулись в путь. Жахпар-ага с парой нукеров проводили их до подъема в горы.
– Идите туда, – показал Жахпар-ага нагайкой в сторону невысокого хребта.
– Сначала будет аул Инчха, потом – Хубар, а оттуда до Буртуная недалеко. Люди покажут.
– Инчха? – припомнил Айдемир.
– Когда-то я был там с отцом, да смилостивится над ним всевышний.
Впереди лежали лесистые, укрытые снегом горы.
Лазутчики медленно поднимались по извилистой дороге. Вокруг была сверкающая на солнце белая пустота. Только следы зверей паутиной покрывали снежную гладь между буковыми и дубовыми рощами. Но кое-где уже проглядывали проталины. Наступала весна, и солнце понемногу набирало силу.
Кони часто сбивались с дороги и останавливались. Понукаемые седоками, они опускали головы, будто принюхиваясь, а затем снова двигались вперед. К полудню путникам повстречалась арба, на которой горец вез на базар в Эндирее сыр и сушеную курагу. Поздоровавшись и переговорив с горцем, Айдемир двинулся по колее, оставленной арбой.
С трудом поднявшись на первый перевал, они увидели в сумерках огни небольших аулов. Подтаявшая колея вела к тому, что виднелся слева. Это и был аул Инчха. Спускаться оказалось труднее, чем подниматься. Совершенно выбившись из сил, они добрались до аула только к ночи.
У въезда в аул их окликнули. Затем появилось несколько человек в бурках и с ружьями наготове. Аркадий похолодел, решив, что их окружили свирепые мюриды и что миссия его закончится, так и не начавшись. Но больше всего он опасался, что мюриды найдут припрятанный среди реквизита футляр с дуэльными пистолетами. У него было оправдание на этот счет, и они даже репетировали номер в духе Тиля Уленшпигеля, когда Айдемир сбивал с головы Аркадия яблоко. Но теперь все было иначе, и мюриды в ночи сильно отличались от солдат во Внезапной, которые только и ждали, чтобы их кто-нибудь поводил за нос.
Айдемир объяснил, что они странствующие канатоходцы, и назвал имя человека, у которого он когда-то останавливался с отцом, тоже канатоходцем.
– А, Нур-Магомед? – закивал один из горцев, опуская винтовку.
– Живой еще. Пойдемте.
Эти люди оказались вовсе не мюридами, а просто жителями аула, несшими по очереди караул. Гостей по обычаю должны были проводить к их кунаку. По пути горцы уговаривали не покидать их аул, не дав представления, до которых все горцы большие охотники.