Ахульго
Шрифт:
Нур-Магомед оказался еще бодрым стариком. Он отлично помнил и Айдемира, и его отца – своего кунака. Он с радостью пригласил их в свою саклю. Оружие полагалось оставлять у входа, и это очень беспокоило Аркадия. Хотя сам он был безоружен, но надеялся на кинжал Айдемира. Однако опасения оказались напрасными. Кровля кунака берегла гостей лучше всякого оружия.
Нур-Магомед угостил их хинкалом с сушеным мясом. Проголодавшийся Аркадий ел хинкал и обгрызал кости с таким аппетитом, будто ничего вкуснее никогда не пробовал.
–
– Стар уже был, а не хотел канат оставлять, – рассказывал Айдемир.
– Услышал, что один пехлеван прошел по канату между двумя минаретами, и решил пройти над пропастью, где Хунзахский водопад.
– И что же случилось? – сочувственно спрашивал старик.
– Он почти прошел, – говорил Айдемир, горестно опустив голову.
– А под тем местом, где он укрепил канат, оказалось орлиное гнездо. И орлица начала быть его крыльями.
– Вах, – хлопнул себя по коленям старик.
– Отец и не удержался.
– Смелый был человек, – вздохнул старик.
– Видно, так предопределил ему Аллах. А ты свое дело не бросаешь, значит?
– Как бросишь, когда оно меня кормит, – ответил Айдемир.
– А это кто, брат твой? – кивнул старик на Аркадия.
– Помощник, – объяснил Айдемир.
– У него голова плохо работает, зато шут хороший получился.
– Пакир, – сказал старик, что означало «несчастный».
– Теперь и такого не найдешь, люди в горы ходить боятся.
– Да, неспокойно теперь, – согласился старик.
– А у нас будешь по веревке ходить?
– Если джамаат разрешит.
– Почему же не разрешит? Люди до сих пор помнят, как вы с отцом их развлекали.
– А Шамиль разрешает? – спросил Айдемир, незаметно подмигивая аксакалу.
Услышав про Шамиля, Аркадий напряг слух, замерев с обглоданным ребром в зубах.
– Шамиль нам не хозяин, – ответил старик.
– Мы сами по себе. А если бы и спросили – разве Шамиль смелых людей не любит? Еще как любит! Вы к нему идите – он вас с радостью примет.
– Думаешь, примет? – сомневался Айдемир.
– Он всех принимает, кто с добром приходит, – сказал аксакал.
Канат натянули на площади между домами. Позвали музыкантов с зурной и барабаном. Те умело взялись за дело, и выступление канатоходца с его уморительным помощником превратилось в настоящий праздник, особенно для детей, которые никогда еще не видывали подобных чудес.
Аульчанам так понравились канатоходцы, что они не хотели их отпускать. А когда, наконец, согласились, то снабдили их съестными припасами и дали проводника до следующего аула.
Молодой горец повел их по крутой дороге, поднимавшейся к лесистому плато. Аркадию дорога показалась ужасной, но проводник клялся, что дорога очень хороша, просто ее не видно под снегом.
– Летом две арбы туда-сюда ходят, – говорил проводник.
– И то я вас по короткой дороге веду, а рядом дорога еще лучше.
Вскоре показался Хубар, и оттуда уже спешили всадники, которые давно заметили путников. Проводник растолковал хубарцам, какая им выпала удача, и те с гиканьем помчались обратно.
Когда канатоходцы прибыли в Хубар, их встречали всем аулом. Народ толпами стекался к годекану – главному общественному месту аула, а дети торопились занять крыши соседних домов.
Начались приветствия и знакомства. Айдемир отвел в сторону старшину аула и стал с ним о чем-то говорить, показывая на Аркадия. В таких случаях Аркадию полагалась радостно улыбаться и кланяться на манер юродивого. И он прилежно исполнил свою роль.
Пока натягивали канат, Аркадий оглядывал окрестности. Вид отсюда открывался далеко во все стороны. Впереди покрытое лесами плато пересекалось множеством глубоких оврагов, которые, как потом выяснилось, им еще предстояло пересечь. Во всяком случае возложенное на Аркадия обозрение местности и собрание сведений о дагестанских обществах он мог производить беспрепятственно.
Представление началось. Нашлись и музыканты, умевшие подчеркнуть особенно опасные трюки. Люди смотрели на канатоходца с замиранием сердца и радовались каждый раз, когда он оставался цел.
Аркадий тоже отменно вошел в роль.
А в перерывах между своими дурачествами даже успевал внимательно разглядеть горцев сквозь дыры в своем колпаке. Эти добродушные люди совсем не были похожи на свирепых мюридов, какими их представлял Аркадию полковник Попов. Мужчины искренне восхищались трюками бесстрашного Айдемира, а женщины и дети потешались над выходками шута. Простые люди бесхитростно наслаждались веселым зрелищем, и никто не спешил разоблачать Аркадия и делать ему «секир-башка».
Но вдруг Аркадий заметил, что стоявшая в стороне молодежь весьма недружелюбно на него поглядывает. Они о чем-то спорили, и было заметно, что Аркадий вызывал у них большое подозрение. Но Аркадий знал, что, пока канатоходцы находились под покровительством старшины аула, им ничего не угрожало. Тем не менее бдительные молодые хубарцы предпринимали попытки выяснить, такой ли этот шут слабоумный, за какого себя выдает. Как бы откликаясь на проделки ряженого, одни грозили ему кинжалами, другие – пистолетами, а третьи неожиданно кричали ему по-русски:
– Пошел к черту!
– Зачем обманываешь?
– Деньги хочешь?
– Я тебя знаю, солдат!
– Шамиль голову отрубит!
Но все было тщетно. Аркадий сохранял совершенное равнодушие и безмятежную веселость, хотя понимал, что жизнь его висела на волоске.
К вечеру зарезали барана и на славу угостили новых кунаков. Как обычно, пирушка сопровождалась разговорами и обменом новостями. А когда речь зашла о Шамиле, хубарцы гордо заявили, что давно выгнали всех мюридов, а имама с его шариатом и знать не желают.