Акимуды
Шрифт:
– Очень рад, – сказал Посол. – Николай Иванович.
– Лизавета, – буркнула она в ответ.
– С приездом! – Он протянул цветы.
Лизавета поджала губы, но взяла:
– Спасибо! Не стоило беспокоиться. Я не люблю нарезанные цветы. Это – трупы. В сущности, языческое жертвоприношение. А я христианка!
– Верю, – сказал Посол, непонятно к чему. То ли он был согласен насчет языческого жертвоприношения, то ли насчет того, что Лизавета – христианка. – Простите, что опоздал, – добавил
– Почему это у вас нет мигалки? – с вызовом спросила Лизавета. – Вы, кажется, считаете себя бог весть кем, а ездите, как простой смертный, без мигалки.
Николай Иванович скромно потупился:
– Я против мигалок.
– Почему?
– Ну, такая у меня философия.
– Да вы просто исчадие ада! – крикнула Лизавета. – Ад – это вы, – недипломатично ответил Посол.
– Кто это вы?
– Россия.
– Подонок! – ахнула Лизавета.
– А хочешь чудо?
– У нас самих хватает этого добра, новые иисусы христы плодятся чуть ли не каждый день. Россия под сенью сект.
– Появилась недавно новая секта, – откликнулась Зябл ик. – Розетка ануса!
– Вы не существуете! – сказала Лизавета Послу.
– Лядов тоже так думает, – кивнул Посол.
– Вы – мешок, набитый сравнительным религиоведением! – вдруг закричала она.
– На меня еще никто так не кричал! – обрадовался Посол. – Вы – интересная девушка. Хотите вина?
– Женщине нельзя пить вино, – ответила Лизавета. – Особенно русской женщине.
– Почему?
– Сами догадайтесь!
– Я не знаю.
Лизавета возликовала:
– Если не знаете, то ваши Акимуды – это просто вывеска!
– Ну, скажите!
– У русских женщин и без вина в голове все перевернулось! Посмотрите на мою сестру!
«Ах ты, сука! – подумала Зяблик. – Ну, погоди! Я тебя еще напою!»
– А все-таки я не совсем понимаю, – задумчиво сказала Зяблик, – зачем была эта сцена с разгоном торговцев в храме. Откуда такая гневливость? Ведь ты одним тихим словом мог все перевернуть! А тут – истерика. Показуха. К тому же ты для торговцев – никто. Ты устраиваешь настоящий погром. Ты – террорист!
– Он – молодой, вспыльчивый человек… Революционер!
– Революционер! – закричала Лизавета. – Как вы смеете! Вы все выдумали! Вы просто бес.
– Я не бес, – улыбнулся Посол.
– Нет, бес! Вы все хотите разрушить!
– У нас в посольстве есть свой бес, – зашептал Посол. – Советник по науке. Это – бес. Бесы тоже нужны.
А как без них? Хотите, познакомлю?
– Вы – компьютерная ошибка, – продолжала Лизавета. – У меня нет к вам никакого доверия.
– И все-таки Карл Маркс прав: это – опиум для народа, – вставила Зяблик, – точнее, для дураков. Все эти твои притчи и чудеса… Притчами разговаривают неумные люди.
– А где ты видела умных? Да и что это такое? – поинтересовался Посол. – Давай лучше займемся гардеробом твоей сестры.
– Каким еще гардеробом! – как ужаленная, взвыла Лизавета. – Ничего мне от вас не нужно! А что, я плохо одета? – обратилась она к сестре с испугом.
– Вы любите классичекую музыку? – спросил Посол Зяблика и Лизавету.
– Да, – сказали девушки.
– Тогда пойдем на Башмета.
Лизавете понравился Башмет еще больше, чем Паганини. Она надела серое платье, но не монашеское, а вполне светское, итальянское.
Посол сказал ей:
– Музыка – это мое. Все остальное – приложение.
– Но музыка бывает разной, – возразила Лизавета.
Посол посмотрел на нее чистыми глазами.
– Я люблю только божественную музыку, – сказал он.
– А я пела в церковном хоре, – сказала Лизавета.
– Я знаю, – ответил Посол. – Вы хорошо пели.
– Откуда вы знаете?
– Мне ваша сестра рассказывала, – хитро сказал Посол, снова глядя на Лизавету чистыми глазами.
Они пошли ужинать с Башметом в ресторан «Грин», где их ждал Анатолий Ком. На ужин подавали мраморное мясо из сердца Франции.
– Я очень редко ем мясо, – сказала Лизавета.
– Тогда морепродукты? – спросил шеф-повар.
– А мясо вкусное?
– Объедение.
– Ну тогда… – Лизавета потупилась. – Дайте мне гречневой каши!
– С молоком? – бесстрастно спросил официант.
Башмет скромно молчал. Лизавета продолжала выступать против Посла и против меня, но Посол тут же в ресторане, при Башмете, устроил диспут.
– Помнишь, у Кальвина? – спросил Акимуд Лизавету. – Люди делятся на избранных и обреченных: это – промысел, не изменишь. Но они никогда не узнают, кто есть кто. И только вера может помочь, а безверие губит.
– Как помочь, если ничего не изменишь? – вмешался я.
– При чем тут Кальвин! – выкрикнула Лизавета. – Я – русская монахиня. Мне Кальвин до лампочки.
– Но у Кальвина, детка, есть верные мысли.
– Я вам не детка!
– Да все вы мне детки! – примирительно сказал Акимуд. – Ну, что ты споришь со мной? Вот смотри – видишь во дворе машину? Смотри внимательно.
Внедорожник стал таять и превратился в лужу.
– Ну, вот…
– Это фокус! Никакое это не чудо! – заявила встревоженно Лизавета.
– А теперь…
Лужа превратилась в автомобиль, который при этом засигналил изо всех сил.
– Гипноз! – пожала плечами Лизавета.