Аквариум
Шрифт:
Второй раз получилось проще и быстрее. Настя взяла себя в руки, глубоко вздохнула и сказала:
— Когда дверь наконец выбили, два Урода ее насиловали… Мертвую… А остальные вшестером, как обезьяны, кинулись на тех, кто вошел. Двоих сразу порвали, остальные успели дверь захлопнуть и к нам убежать… Вот так…
Такое представить было трудно даже мне. Хотя я воочию наблюдал метаморфозы дяди Миши, знал про медленное превращение в чудовище нашего командира, но чтобы эти твари могли разговаривать, да девок насиловать… Это явно перебор. Я думал, у них там отваливается все за ненадобностью… Это что получается, они вышли на какой-то другой этап эволюции? Как там Леший пошутил, — Уродо сапиенс?
— А что сейчас твориться, просто туши свет. Словно дьяволы какие-то стали, прости Господи. — Вновь заговорила Настя, подтверждая мои
Она перевела дух. Я сидел и просто охреневал от услышанного.
— Иван Петрович этот бывший вердикт вынес — не подходит! И начал… Начал… — тут Настя опять зарыдала, потом сквозь слезы почти закричала. — Он ее трахает, а от ноги пальцы откусывает, жует и смеется! А она живая еще, Егор! Живая!.. А он ее трахает и ест! Трахает и ест…
Все. Не выдержала. Уткнулась в ладони, ревет. Да, это полный пипец. Это даже не Уроды уже. Вообще, не знаю, как их назвать…
Я снова потянулся к ней, обнял своей новой неосязаемой рукой, прямо физически почувствовал ее отчаяние и ужас и попробовал забрать часть себе. Получилось. Настя начала успокаиваться. Перестала плакать и неожиданно так же потянулась ко мне. Было чувство, что она положила сверху моей руки свою и с благодарностью сжала ее. Неумело, но искренне и ласково.
— Спасибо… — прошептала она и тут же отдернулась.
Повисла долгая неловкая пауза. Чуть больше суток назад мы хотели друг друга убить, а теперь вот сидим, обнимаемся. Виртуально правда как-то, но все-таки…
— А вы пытались как-то, я не знаю, противостоять, воевать. — спросил я через пару минут. — Их же там восемь всего, ты говорила, а вас больше двадцати… Было.
— Да конечно пытались! После того, что Ванька рассказал, тут все просто озверели. Даже Ренат вон, какой бы он козел ни был, кулаки сжимал и чуть не плакал. То, что эти твари творят, это же, вообще, я не знаю, как даже назвать. Это уже где-то за гранью добра и зла… Снарядились в поход, оружия набрали, патронов. Пошли все, даже я, Юлька и еще девка, которая оттуда к нам прибежала. Ну как, девка? Лет сорок. Марина… Пришли к стадиону по плану, несколькими группами со всех сторон… А они уже ждали… Не знаю, то ли мысли читают, то ли вообще все вокруг чуют, но как дали по нам из всех стволов, мы еле ноги унесли. У них реакции, меткости и всего остального этого вашего военного, откуда-то так прибавилось, что мама не горюй! Двое наших там остались лежать. А Маринку Уроды забрали… Специально в ногу пальнули, она перед кассами упала, корчится, стонет. Мужики пытались подползти несколько раз, а твари эти издеваются, пальцы, представляешь, отстреливают издалека и ржут во все горло! Веселятся… Пока руки раненным перевязывали, Марина пропала… Утащить успели. Не знаю, подошла она им или нет… Больше ее не видели и вспоминать пореже стараемся… Стыдно. И страшно… Только вот недавно, чудом каким-то, одного их них убить смогли. Подробностей не знаю, но он почему-то один тут недалеко лазил, может разведчик какой, ну его и накрыли… Ренат хотел живьем взять, допросить, но Доктор перестарался, в голову ему полмагазина выпустил…
— Доктор? — вскинулся я. — А он, вообще, ваш или оттуда, со стадиона?
— Оттуда. Со всеми тогда прибежал… — ответила Настя. — Он, если честно, странный какой-то последнее время, боюсь я его… Косится иногда как-то непонятно. Хотя, может просто уже шиза у меня, от всего шарахаюсь…
Ага, шиза! Посмотришь завтра на него новыми глазами-то, увидишь…
— Вот так и живем. Как в западне, гадаем кого следующего утащат. Все на нервах, тени своей боимся. И позавчера, когда дозорные стрельбу у стадиона услышали, а потом доложили Ренату, что в нашу сторону двое бегут в их снаряжении и масках… Что мы могли подумать? За кого вас приняли, ясно теперь?
Я не ответил. Давно уже сам допер, так что новостью для меня это не стало.
— Поэтому и бились с вами насмерть там, на стройке, и крики ваши не слушали. Уроды тоже говорить умеют… Ты мне скажи лучше — зачем вы маски-то с очками напялили? Так бы, может, наши увидели, что лица человеческие, по-другому все обернулось…
— Грибы там росли, около парка. — пробурчал я. — На всякий случай, перестраховались. А снимать потом некогда было, вы нам голову поднять не давали. Да и откуда мы, вообще, знали, что здесь такое творится? Чуяли, что место плохое, очень плохое, я даже одного из этих ваших извращенцев в бинокль разглядел… Но чтоб так все было запущено… Это даже для этого сраного мира уже чересчур…
Настя покачала головой, опять спрятала лицо в ладонях:
— Господи, как же все так нелепо получилось! Столько ребят погибло из-за какой-то глупой случайности! У нас же каждый человек на счету был. И с вами, если бы нормально встретились, я думаю, договорились бы по-человечески. Мы бы вам помогли, а вы нам, вон как воевать умеете… А у нас половина мужиков — зеленые, нестрелянные почти. Были… Теперь зато только стрелянные остались. Только мало совсем…
Да уж. И так бывает. Все, одновременно, и виноваты, и не виноваты. У нас с Лешим своя правда, у них — своя. Просто — нелепейшее стечение обстоятельств. Премию Дарвина в студию!
Настя грустно усмехнулась. Видимо, уловила про премию Дарвина.
— И самое обидное, — с горечью проговорила она. — Что только-только привыкла вроде к жизни этой поганой, смирилась, успокоилась. Даже стрелять научилась и драться. Только дух перевела… И тут нате! Уроды поумнели! Меня последние полтора месяца просто трясет все сильнее и сильнее с каждым днем. А твари эти тоже на месте не стоят, эволюционируют, сволочи. Ты можешь поверить, зовут они меня к себе. Манят. Телепаты хреновы! Давит и давит оттуда, со стадиона, беспрерывно! То в панике бьюсь, то хочу все бросить и туда к ним бежать… У Юльки тоже самое. А последнее время вообще глюки какие-то вижу периодически. Этот, Иван Петрович бывший, передо мной возникает, морда бледно синяя, клыки кривые торчат, а глаза… Я не знаю, кто они, Егор, но догадываюсь откуда. Я в глазах его это место вижу… Огонь там и муки вечные… А еще я там вижу, что он со мной делать будет, когда за мной придет. Он мне во всех подробностях показывает…
Снова не выдержала, заплакала…
— Я последние недели просто с ума сходила, — продолжила Настя сквозь слезы. — У Юльки вон хоть парень был, он ее в руках держал, а этот, мой… Слушать ничего не хочет, ему только одно надо… И вспомнила я эту историю про дом родной. Раньше тоже бредом считала, а сейчас решила — пойду. Пусть сожрут по дороге, но хоть просто сожрут, я им еще спасибо скажу… А вчера ты… С пивзавода. Я как услышала, подумала — судьба мне последний шанс дает… А оказалось — просто издевается…
Я молчал. Что тут скажешь…
— И вообще, ты кто такой а, Егор? — неожиданно со злостью спросила она. — Я тебя два дня назад знать не знала, а теперь сижу тут всю ночь душу изливаю! Ты моих друзей убивал, а я сердцем тебя чувствую, как родного, мысли твои читаю… Что происходит то со мной, Господи? Откуда ты такой взялся?..
— С пивзавода, — тупо ответил я, офигев от слов про сердце и родного.
Мне в голову ударила пустая баклажка.
— Издеваешься, зараза? — она подбежала ко мне и начала колотить по лицу, голове, спине. Я терпел. Было почти не больно, а даже как-то приятно. Наконец угомонилась, снова зашлась в слезах. Я прижал ее свободной рукой к себе, уже по-настоящему, она пыталась отстраниться, потом как-то вся обмякла, крепко обняла меня обеими руками, сложила голову на груди и застыла. От нее пахло Счастьем…