Аквариум
Шрифт:
Я ухмыльнулся, ужаснувшись потому что всерьез рассматривал такую возможность. И пусть мысленно, но находил такой поступок необходимым. Убить, и конец. И поскольку никто другой этого не сделает, придется самому. В результате всех этих размышлений я напился.
Через несколько часов, поднимаясь из-за стола, я повалился на пол — не успел вовремя распрямить колени. Как в тумане, я видел, что поднялся переполох. Потом появился какой-то таксист, и в конце концов я оказался перед дверью. Своей дверью.
Чудом мне удалось подняться по лестнице, ибо следующее, что я помню, — моя собственная квартира, темные
Наутро во рту был отвратительный вкус. Словно я сожрал содержимое мусорного бачка. Пошел было чистить зубы, но до ванной так и не добрался, потому что на стене «аквариума» большими красными буквами было выведено:
ALL MEN KILL THE THING THEY LOVE
Квартира Джун выглядела как обычно, она ничего с собой не взяла, одежда все так же была разложена на полках. Исчез только компьютер, и я понял, что она уехала.
Я страдал. Через три дня из зеркала на меня смотрело лицо победителя конкурса на главную роль в фильме ужасов: ввалившиеся щеки, неровная щетина, мешки под глазами, всклокоченные волосы. Да и запах мой вполне соответствовал виду. Я пил кофе и курил, пил вино и снова курил, время от времени съедал кусок сухого хлеба и зажигал новую сигарету, сидя в нижнем белье перед компьютером, — ждал от нее сообщения. Сообщения не было. Я уснул, уронив голову на письменный стол, а когда проснулся среди ночи, первым делом прибавил звук — чтобы услышать «арпеджио», возвещающее получение электронного сообщения, или писк сетевой программы, и побрел, одурманенный алкоголем, никотином и усталостью, в спальню.
На четвертый день я побрился, нормально оделся, позавтракал в кафе, а потом сходил в парикмахерскую. И стал думать.
Нужно найти Калима. Это единственная ниточка, ведущая к Джун. Если удастся напасть на его след, то, когда она у него объявится, я смогу проследить за ней до самой квартиры, которая, должно быть, уже снята, и не исключено, что давно: Джун могла подготовить свое исчезновение заранее.
Впрочем… она ведь сказала, что хочет продолжить общение. Наверное, выехав из гостиницы, она бы написала. В квартире ей ничего не стоило подключиться к Сети и связаться со мной.
А что, если она уехала в Нью-Йорк? Просто необходимо отыскать этого типа. Тогда, узнав, что он отправился в аэропорт и она его сопровождала, я буду уверен в ее отъезде.
Не раздумывая, я набрал номер Сибиллы. И только услышав ее голос, вспомнил, что нарушил запрет.
— Как найти пациента в одной из берлинских клиник?
— Барри? Ты?
— Да.
— Я этим не занимаюсь.
— Есть какой-нибудь банк данных или что-то в этом роде? Не знаешь?
— Барри, пойми — ты для меня в прошлом. Тебе нет места в моей жизни, и я не хочу, чтобы ты в нее вторгался. Не хочу слышать твой голос, решать твои проблемы. Пожалуйста, отнесись к этому с уважением.
Сибилла повесила трубку.
Мне захотелось выбросить трубку в окно, но от нее тянулся шнур. Пожав плечами, я повесил трубку на место.
Детектив был очень толстым, типичный «без пяти минут интеллигент», какие встречаются в этом городе на каждом шагу. Лицо его когда-то было живым и выразительным, но
— Четыреста вдень плюс издержки, согласно квитанциям, — подсчитал детектив. Потом, когда я изложил ему свою просьбу, пробормотал еще что-то о закрытой информации и о том, что не имеет на это права.
Это была отговорка, и я не поддался. Рассказал все, что знал о Калиме, назвал его имя, сообщил, что танцовщик должен был работать по контракту в «Немецкой опере», что он родом из Алжира и некоторое время назад попал в автомобильную аварию на улице Кайзердам, а теперь парализован.
— Мы обо всем позаботимся, — произнес он, протягивая мне на подпись бланк заявления.
Мы? В его офисе была только одна внутренняя дверь, которая могла вести разве что в крохотную кухоньку и туалет, но уж никак не в кабинеты других сотрудников. Я оставил ему свой телефон, адрес электронной почты и ушел, решив нанять для той же цели еще одного детектива.
Воздух в моей квартире был спертый. Я распахнул все окна. Похоже, несвежий запах исходил от меня — в последние дни я вел растительное существование. В освободившейся квартире старой дамы царило оживление. Кто-то явно туда вселялся. Тощая молодая женщина с ярко-красными волосами, одетая в черное, раздавала указания двоим рабочим. Ничего интересного. Дом напротив больше меня не занимал. Все это было в прошлой жизни.
Впервые за несколько месяцев я перегнулся через подоконник и бросил взгляд вниз, на улицу. Почему бы снова не плюнуть кому-нибудь на голову? В последний раз я отваживался на это еще в Оснабрюкке вместе с Майке, правда, тогда нам ни разу не удалось попасть в цель.
Побрившись, я снова стал человеком. Наняв двоих детективов, я мог теперь тешить себя иллюзией, что, вероятно, мне удастся разыскать Джун, снова различать в воздухе запах июньского дня, слышать, как воркуют голуби за окном, видеть, что на улицах кипит жизнь, в которую, стоило только захотеть, я тоже мог влиться. Но я чувствовал себя трупом.
Итальянка ссорилась с дочерью. Обе уперли руки в бока, как в фильмах Феллини или в театре, и друг на друга орали. Через открытое окно доносились голоса, поэтому-то я и посмотрел на их окна.
Потом по привычке перевел взгляд наверх, на окна «аквариума». Молодой человек с собранными в конский хвост волосами упаковывал одежду Джун в коробки!
Когда я добежал до своего «смарта», у меня кололо в боку, но я, не позволив себе передышки, тут же тронулся с места. Если этот тип действует по поручению Джун, он приведет меня к ней. Вряд ли она пожертвовала одежду какому-нибудь лагерю для беженцев. Мебель парень не трогал. Остановившись возле ее дома, я сразу его увидел: он запихивал коробки в багажник старого желтого «мерседеса». Потом захлопнул крышку, но за руль не сел, а вернулся в дом. Я включил зажигание и стал ждать.