Алакет из рода Быка
Шрифт:
Он снял бронзовый перстень и надел на палец Пантыка.
— А мой путь лежит теперь на юг в логово врагов. Не знаю, вернусь ли…
— Алакет, куда ты! — бросился к нему Пантык. — Не поступай безрассудно, сын мой!
Но Алакет вспрыгнул в седло. Конь, направляемый твердой рукой, встал на дыбы и, повернувшись, понесся в степь.
Тяжело вздохнув, Учжелэй пристально посмотрел в глаза Пантыка:
— Прости, отец. Не хотел я покидать тебя, но почтенный Гюйлухой приказал мне всюду следовать за Алакетом и оберегать его. Оставайся с миром!
Вздохнув,
— Возьми-ка у Тубара скакуна и отправляйся в степь ловить коней!
А тем временем Алакет мчался на юг. Стройный степной скакун то свивал крепкие ноги в кольцо, то вытягивался в воздухе подобно летящей стреле. Горячий воздух бил в лицо Алакета. Вдруг динлину послышался за спиной приближающийся топот. Он оглянулся на скаку и увидел догоняющего его Учжелэя.
— Зачем ты здесь? — бросил сквозь зубы Алакет. — Почему ты не с нашими?
— Почтенный Гюйлухой, — ответил, задыхаясь, ухуанец, — строго приказал мне и моему погибшему другу не покидать тебя. И я теперь держу ответ не только перед начальником, но и перед духом славного Таньшихая!
Алакет ничего больше не сказал, и оба всадника продолжали путь рядом. И вот вдали перед ними замаячили копья отряда кыргызов. На первый взгляд их было около тридцати. Между стройными всадниками на коренастых степных конях покачивались горбы трех верблюдов из каравана динлинов.
У Алакета перехватило дыхание: ведь где-то там, между этими свирепыми стражами, едут привязанные к седлам Мингюль, Адах, дети…
А в отряде заметили погоню. От массы воинов отделились трое всадников и поскакали навстречу Алакету и Учжелэю. Когда между обеими группами осталось не более сорока шагов, вперед выехал молодой черноусый кыргыз и, подняв руку, закричал:
— Эй, Алакет! Почтенный Кенгир-бег велел сказать тебе, что если ты силой или хитростью попытаешься освободить пленных, они будут перебиты в тот же миг! Отдай нам оружие и поезжай с нами в ставку на суд Алт-бега.
— Хорошо! — ответил Алакет. — Я еду в ставку. Но я буду там раньше вас. И оружия вам не отдам. А вы помните, что если в пути хоть волос упадет с головы ваших пленников, волки растащат кости виновных по степи!
И, стегнув коня, он вихрем пронесся мимо отряда тюльбарийцев.
Когда Кенгир-Корсаку передали слова Алакета, он смолчал и только покачал головой, но про себя подумал: «Я чувствую, что все это не приведет к добру. Лучше бы Алт-бег отпустил этих динлинов…»
Ранним утром старый Кюль-Сэнгир услышал приближающийся к своей юрте конский топот. Выйдя на порог, он прищурил единственный глаз, вглядываясь в степь. С севера скакали один за другим двое всадников. Вот они совсем близко. Не может быть!?
Глаза переднего всадника горят отчаянной решимостью. Белокурые волосы вьются по ветру. В руке зажаты два легких метательных копья. Расставив руки, Кюль-Сэнгир бросился навстречу:
— Алакет! Куда ты! Стой!
Но послушный руке Алакета скакун присел на задние ноги и, сделав прыжок, словно птица, перелетел через голову тюльбарийца. Старик отскочил в сторону, дав дорогу второму всаднику. Потом сокрушенно покачал головой и, ворча что-то в седые усы, бросился в юрту.
Алт-бег собирался объехать ставку, чтобы посмотреть, все ли готово к большой перекочевке на север. Вместе с ним были в юрте старший сын Алтамыш и несколько телохранителей. Он только что собирался выйти из юрты, когда рядом раздался стук копыт, вслед за тем распахнулся полог и на пороге выросла грозная фигура прославленного динлина. Вслед за ним в юрту ворвался вооруженный ухуанец. Пораженные телохранители отступили к стене. Алтамыш растерянно опустился на ковер. Казалось, даже невозмутимый Алт-бег смутился неожиданным появлением такого гостя. Но в следующую минуту ядовитая усмешка тронула тонкие губы повелителя тюльбарийцев:
— А, явился! Сам явился! Что скажешь своему главе, почтенный Алакет?
— Алт-бег, — глухим голосом произнес Алакет, — прикажи отпустить мою семью!
— Ты только за этим приехал? — продолжал усмехаться Алт-бег. — А может быть, ты еще прикажешь вернуть тебе твое войско, чтоб оно с почетом проводило тебя на родину?
— Алт-бег, — голос Алакета дрогнул, — если хочешь, возьми мою жизнь, но отпусти Мингюль и детей!
— Ах, вот как ты заговорил! Великий динлин! Боевая слава земли кыргызов! Понял теперь, что без Алт-бега ты ничто? Я знал, что твоя неестественная страсть к одной женщине приведет тебя в мой шатер. Я не пощажу ни тебя, ни твоих детей. От тигра рождается тигренок! А твоя единственная, твоя неповторимая Мингюль станет моей наложницей… Одной из многих… Такой, как все!
— Алт-бег, — в голосе Алакета зазвучал металл, — я не просить тебя пришел! Я пришел требовать! Знай, за жизнь Мингюль я возьму твою собственную жизнь!
— Что же это, отец? — вскочил с ковра опомнившийся Алтамыш. — Он смеет грозить нам! — и, вскинув лук, он пустил стрелу в грудь Алакета, но, отбитая точным ударом клевца, она вонзилась в войлочную стену юрты. В ту же минуту спустил тетиву Учжелэй, целя в грудь Алт-бега. Но и его стрела изменила путь, отбитая не менее точным ударом бегского меча.
— Видишь! — прошипел Алт-бег. — Не так легко взять мою жизнь! Я владею оружием не хуже тебя… Эй, телохранители! Взять его!
— Алт-бег, — раздался суровый голос позади Учжелэя и Алакета, — ты владеешь оружием не хуже его, но не умеешь владеть сердцами так, как он!
Все невольно оглянулись на говорившего. На пороге юрты застыла величавая фигура старого военачальника Кюль-Сэнгира. Только теперь те, кто был внутри юрты, услышали глухой гул, нарастающий за ее стеной. Откинулся полог. За пологом бушевала толпа кыргызов. Седоусые старики, зрелые во цвете лет воины, безбородые юноши протискивались в юрту, пока не заполнили ее всю. А гул за стеной все нарастал. Ошеломленный Алт-бег отступил к помосту. Телохранители, скрестив копья, пытались оттеснить толпу от правителя. Кюль-Сэнгир, протиснувшись к помосту, встал рядом с Алт-бегом.